Принцесса - Клэр Кент

же тяжело, как и я.

— Ты так хорошо справилась, — бормочет он мне в волосы.

— Поверить не могу, как сильно я кончила, — я все еще шмыгаю носом, из глаз текут слезы. — Спасибо.

— Я не сделал тебе больно?

— Нет. Я же говорила тебе. Мне было нужно именно так.

— Хорошо.

Мое тело восхитительно расслаблено, но его все еще напряжено. Я опускаю руку к его боксерам-брифам и чувствую, какой он твердый. Полностью эрегированный. Я сжимаю его через ткань, и он стонет.

— Если тебе не хочется больше, — начинает он. — Я могу просто…

— Не говори глупостей. Конечно, мне хочется большего. И я не собираюсь оставлять тебя в таком состоянии. Я хочу, чтобы ты трахнул меня.

— Как ты этого хочешь?

И снова мне почти стыдно за это признание, но я все равно говорю ему.

— Жестко. Как раньше. Мне это очень нужно.

Его тело ощутимо напрягается, и член дергается под моей рукой. Он явно хочет этого так же, как и я.

— Перевернись на живот и подними задницу.

Я беспрекословно делаю, как он говорит, и возбуждение снова начинает пульсировать во мне, как только я поднимаю свой зад в воздух. Грант встает на колени позади меня, раздвигает мои ягодицы и вводит свой член в мою слегка ноющую киску.

Я утыкаюсь лицом в матрас, стону протяжно и громко.

— Я делаю тебе больно? — спрашивает он, погружаясь в меня.

Немного, но не сильно. И боль очень, очень приятная.

— Мне хочется именно так. Пожалуйста.

Грант начинает покачивать бедрами, медленно и ритмично, в течение минуты, но долго поддерживать такой темп не может. Вскоре он возбуждается, как животное, вбиваясь в меня так сильно, что я едва могу удерживать свое тело в такой позе. Он громко охает при каждом толчке, и я приглушаю свои беспомощные крики матрасом.

Такое чувство, будто Грант может кончить в любой момент. Он не сможет так долго продержаться. Я еще не совсем дошла до пика, но я даже не возражаю. Мне нравится, что он вот-вот потеряет контроль.

От меня. От того, что трахает меня. Такой сильный, сдержанный мужчина вот-вот полностью потеряет контроль из-за меня.

Грант издает долгий, протяжный стон и отпускает мою ягодицу, которую сжимал до синяков. Затем он ударяет ладонью по моей заднице, издавая резкий шлепающий звук.

Неожиданное ощущение от шлепка немедленно доводит меня до оргазма. Я кончаю от сильного прилива возбуждения как раз перед тем, как Грант вытаскивает свой член. Он проливается сильными струями мне на спину и ягодицы, издавая грубые, срывающиеся звуки, которые не совсем складываются в слова.

Мы оба падаем обратно на постель, мокрые, грязные, ослабевшие и измученные. Через несколько минут Грант достаточно приходит в себя, чтобы снова заключить меня в крепкие объятия.

— Ты в порядке? — хрипит он так же, как спрашивал меня раньше.

— Да. Теперь лучше. Мне это было нужно.

Он делает паузу, прежде чем признается:

— Мне тоже.

Я прижимаюсь к нему, наконец-то чувствуя себя удовлетворенной, как будто моя жажда была утолена.

На самом деле нет смысла хотеть такого секса прямо сейчас. Мне следовало бы хотеть нежности. Мягкости. Утешения. А не грубого секса в темноте, без романтических слов или нежных ласк.

С мужчиной, который ни разу не признался, что я ему хоть немного небезразлична.

Но сегодня вечером он дал мне то, в чем я нуждалась. Он всегда был рядом, когда я в нем нуждалась.

Может, не имеет значения, любит он меня или нет. Может, мы живем уже не в таком мире и, может, уже наивно хотеть или ожидать этого.

Может, все давным-давно утратило прежнее значение.

Я действительно осознаю одну вещь, пока лежу рядом с теплым, расслабленным телом Гранта и прислушиваюсь к его тяжелому дыханию.

Завтра все может измениться. Или послезавтра. Или через неделю.

Но в данный момент все, что у меня осталось в мире — это он.

Глава 7

Когда я просыпаюсь позже тем утром, мир кажется мне странным и почти болезненно ярким.

Я не дезориентирована. Я точно знаю, где нахожусь, и я помню все, что произошло вчера. Но что-то не так. Неправильно. Дискомфортно.

С трудом открыв глаза, я понимаю, что, должно быть, разбудило меня. Грант только что вошел в крошечную комнату, которую мы делим. Он полностью одет в ту же одежду, что и вчера, и от него пахнет грязью, травой и солнцем.

Солнце.

Вот почему мир сейчас кажется таким странным. Сейчас позднее утро, а я обычно встаю на рассвете.

— Который сейчас час? — спрашиваю я хриплым голосом. Как будто мои голосовые связки разучились работать.

— Думаю, половина девятого или девять.

В последний раз я просыпалась так поздно на каникулах в старших классах.

— Почему ты меня не разбудил?

— Зачем мне было это делать?

— Потому что уже поздно! Как долго ты уже не спишь?

Он коротко пожимает плечами.

— Несколько часов. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Нет, — я хмурюсь и сажусь на край кровати, пытаясь собрать свои разрозненные мысли воедино. — Я проспала, а я никогда так не делаю. Тебе следовало разбудить меня, когда ты встал.

— Черта с два, — Грант хмурится в ответ, садясь на кровать рядом со мной. — Тебе нужно было выспаться, и ты не пропустила ничего важного. Я просто помогал кое с чем по дому.

— Я тоже могла бы помочь, — я делаю из мухи слона. Я это понимаю. Но я чувствую себя настолько не в своей тарелке, что, кажется, не могу остановиться. — Мне не нужно было валяться в постели все утро, как ленивому подростку.

Грант слегка закатывает глаза, но его голос звучит немного мягче, когда он говорит:

— Вчера у тебя был тяжелый день и долгая ночь. Тебе нужно было выспаться.

— Тебе это тоже было нужно.

— Я мало сплю. Теперь уже всегда так.

Может, дело в том, как он произносит эти слова. Как что-то само собой разумеющееся. Как неоспоримое утверждение об его реальности. Или, может, это кульминация всего, что я узнала о нем за последние пять лет. Но я внезапно кое-что осознаю в одной из тех вспышек озарения, которые иногда приходят без предупреждения.

Все, что я считала холодным или бесчувственным в Гранте, на самом деле совсем не такое. Это он отчаянно сжимает в своей хватке мир, который постоянно выходит из-под контроля. Он всегда борется за то, чтобы держать себя в руках — так сильно, что даже не позволяет себе поспать.

Это откровение ранит меня в грудь. Несколько секунд я едва могу