Дворец сновидений - Кадарэ Исмаиль

Выйдя из ворот на улицу, он отделился от толпы служащих, и чем дальше удалялся от Дворца, тем более вздорными казались ему собственные подозрения. Нагнал на меня страху этот придурок, повторил он про себя несколько раз. Это просто смехотворно, все, что они на пару между собой напридумывали.

Марк-Алем огляделся по сторонам, нет ли поблизости какой-нибудь повозки, чтобы добраться побыстрее. Он боялся опоздать на ужин. Пару раз поднимал руку, чтобы остановить карету, но проносившиеся мимо извозчики то ли не замечали его, то ли были заняты. Марк-Алем был не из тех, кто может заорать с тротуара: «Эй, извозчик!» Он скорее предпочел бы проделать остаток пути пешком, под дождем и снегом, чем кричать подобным образом. На его счастье, прохожих на тротуаре было немного, так что он мог идти быстрее обычного. Если вся улица по пути домой будет такой же пустынной, то у него хватит времени не только переодеться к ужину, но и принять ванну.

Погрузившись в эти раздумья, Марк-Алем почти позабыл свой недавний страх, когда нечто, он и сам не понял, что именно, чей-то легкий возглас изумления, ускорившийся шаг прохожего или шепот рядом с ним, заставило его поднять голову и взглянуть на перекресток. Военный патруль — двое солдат — стоял прямо посреди него, мрачно вглядываясь в прохожих. Что бы это могло означать? Марк-Алем не успел даже ничего еще подумать по этому поводу, как взгляд его поймал еще один патруль, чуть дальше, а потом еще один. Да на улице полным-полно военных, подумал он. Ужас, от которого, как ему казалось, он сумел в конце концов избавиться, выйдя из Дворца Сновидений, вновь сковал его. Другие прохожие краем глаза тоже поглядывали на солдат. Некоторые, пройдя мимо, даже оборачивались на ходу, чтобы взглянуть еще раз.

Может быть, это случайность, пробормотал он немного погодя, не видя больше патрулей. Люди входили и выходили из небольших забегаловок, расположенных вдоль улицы, и нигде не видно было ничего подозрительного. Вот и кофейня «Ночи Рамазана», где, как всегда, играла музыка. Да это наверняка просто какое-то совпадение, повторял он уже в десятый раз. Он припомнил, что на той улице и раньше видел однажды военный патруль. А ему-то почудилось, что они смотрели на него с подозрением. Да, да, конечно, это просто случайность. Тем более там рядом здание Центрального банка, и, кто знает, может быть, это связано с попыткой предотвратить кражу или с каким-нибудь доносом…

Возле Министерства финансов Марк-Алему показалось, что караульных прибавилось, но он не осмелился повернуть голову, чтобы рассмотреть получше. Фонари светили тускло, и он пробормотал: да пошло оно все к черту, сам не зная толком, в чей адрес выругался. Нервная дрожь, от которой он так пытался избавиться, вновь охватила его. Когда он оказался перед дворцом Шейх-уль-Ислама, то окончательно убедился, что все это не случайность и что на самом деле происходит нечто необычное. Большая толпа солдат и полицейских, чуть ли не половина батальона, чернела перед железной оградой. Что-то происходит, повторил он вполголоса. Что-то… но что же это может быть? Отставка правительства? Попытка государственного переворота? Чрезвычайное положение? Он хотел ускорить шаг и не смог. Какая-то часть охватившего его страха проникла в колени. Быстрее, повторял он про себя, иди быстрее, но чувствовал, что все понапрасну. Он вспомнил об ужине и о древнем обычае, упомянутом даже в эпосе: ужины у Кюприлиу не откладывались никогда.

У моста Полумесяца он снова увидел солдат в касках, но был уже в таком состоянии, что ни хуже, ни лучше ему стать не могло. Вот и его улица, темные стволы каштанов, огни в окнах второго этажа его дома. Перед воротами еще издали увидел силуэт кареты и, подойдя ближе, различил большую букву О, вырезанную на дверцах. Он с облегчением перевел дух и вошел внутрь.

VI. УЖИН

Марк-Алем ничего не сообщил матери, чтобы не беспокоить ее. И все же, когда через час они оба забрались в карету, чтобы ехать к Визирю, не смог удержаться:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Сегодня в Табир-Сарае была какая-то непонятная суета.

— Да? — переспросила она, схватив его за руку. — Что за суета? Из-за чего?

— Я больше ничего не знаю. И на улице мне попались на глаза военные патрули.

Он почувствовал, что ее рука дрогнула, и сразу пожалел, что завел этот разговор.

— Да может, это ничего и не значит, — сказал он. — Может, то, о чем все перешептываются, это просто глупости.

— О чем перешептываются? — еле слышно спросила она.

— Глупости! — Марк-Алем постарался, чтобы голос его звучал как можно более беззаботно. — Говорят, что самодержец отверг вчерашний главный сон. Но, может, это и не так. Может, причина всей этой суматохи в чем-то другом.

В наступившей тишине скрип колес кареты казался совершенно непереносимым.

— Если самодержец отверг главный сон, это вовсе не ерунда, — возразила мать.

— Но я уже сказал, может, это и неправда.

— Тем хуже, тогда, значит, это что-то другое, еще ужаснее.

Не надо мне было ей это говорить, подумал Марк-Алем.

— Да что может быть ужаснее? — спросил он все тем же беззаботным голосом.

Мать вздохнула.

— Кто знает?! Я не очень хорошо разбираюсь в этих ваших делах. Но ты мне сам рассказывал о возможных ошибках в толковании, о неожиданных расследованиях. Марк-Алем, скажи честно, ты ни в чем таком не замешан?

Он постарался рассмеяться.

— Я? Я вообще ничего не знаю, клянусь тебе. Сегодня весь день просидел внизу в Архиве. Только когда поднялся наверх, узнал, что там что-то происходит.

Сквозь шум колес он вновь расслышал ее тяжелый вздох, а затем произнесенные вполголоса слова: господи, спаси нас!

За стеклами кареты при слабом свете фонарей едва можно было различить в полумраке мрачные здания с обеих сторон улицы и редких прохожих. А что, если ужин перенесли на другой вечер? — задался вопросом Марк-Алем. Он со все возрастающим беспокойством думал об этом, пока они приближались ко дворцу Визиря. Но такого не могло произойти ни при каких обстоятельствах, убеждал он себя, тем более что ужин этот был связан с эпосом, то есть с самыми глубинными корнями рода Кюприлиу. Нет, ни при каких обстоятельствах его не могли отложить. В действительности он и сам не мог никак понять, хотел он или нет, чтобы ужин перенесли на другое время. И все же когда он различил вдали фонари, зажженные на наружных воротах дворца, затем кареты гостей у тротуара, то почувствовал какое-то облегчение. Ему показалось, что и мать перевела дух. Вот и стражники Визиря вдоль всей стены, окружавшей дворец, да и все остальное было как всегда во время званых ужинов: подсвечники с зажженными свечами по обеим сторонам прохода от внешних ворот к внутренним дверям, старик дворецкий у входа, аромат блюд внутри. Сразу возникало ощущение, что никакие треволнения прошедшего дня не могли проникнуть во дворец.

Марк-Алем вместе с матерью вошли в большую гостиную. Две огромные серебряные жаровни, стоявшие посреди зала, наполняли воздух приятным ароматом горящих углей. Казалось, ничто другое не подошло бы лучше красному цвету ковров и журчанию непринужденной беседы, чем этот аромат.

Там были близкие родственники, занимавшие высокие посты, несколько старых друзей семьи, высокий белобрысый парень, сын австрийского консула, с которым Курт Кюприлиу разговаривал по-французски, и парочка других гостей, не известных Марк-Алему. Он услышал, как мать тихо спросила кого-то из слуг, где Визирь, и тот ответил, что Визирь наверху, в своих комнатах, и скоро спустится. Марк-Алем почувствовал, что совершенно расслабился. Тот ледяной ужас, что терзал его весь день, испарялся из его тела, словно промозглая сырость.

Слуги разливали ракию в маленькие серебряные рюмки. Марк-Алем попытался в общем разговоре расслышать, как дядя Курт разговаривает по-французски с австрийцем. После рюмки ракии, выпитой им до дна, он почувствовал, как его охватывает волна радости. Через некоторое время он поймал взгляд матери и отвел глаза, поскольку ему показалось, будто она хочет укорить его: и что за ерунду ты мне рассказывал в карете?