Мышеловка - Виктор Глумов

Тучи поредели, и проглянуло вечернее пронзительно-синее небо, какое обычно бывает перед закатом. В придорожной траве затянул песню сверчок, активизировались проклятые комары, которых невозможно было отогнать связанными за спиной руками. Приходилось отдуваться, но проклятые твари липли к губам, набивались в глаза и уши. Отличный предлог, чтобы попросить перевязать руки. Если черные согласятся, можно долбануть конвойного справа, левого взять на удушающий, забрать автомат и застрелиться.

– Все, – проговорил Игарт и остановился. – Пока руки не перевяжете спереди, с места не двинусь. Комары заели. К тому же мне надо отлить.

Черные уставились на него.

– Чего таращитесь? Правда не пойду, хоть убивайте.

Неужели будут тащить? Нет, похоже, повелись. Конвойные обступили его. Один стал спереди. Те, что шли сзади, взяли его за руки: один – за правую, второй – за левую. Четвертый разрезал веревку. Вот он, шанс! Игарт дернулся, но не смог освободиться, его словно держали в тисках; повиснув на руках, попытался пнуть того, что впереди, и получил удар в живот – дыхание вышибло. Пока он корчился, черные связали ему руки, как и было, за спиной.

Когда заметно потемнело и облака снова затянули небо, с дороги свернули на едва различимую тропинку и вышли к кирпичной хижине с бетонной крышей. Когда-то это была трансформаторная будка, сейчас сталкеры приспособили ее под перевалочный пункт. Пока троица авангарда проводила разведку, четверо черных охраняли Игарта.

Еще раз подтвердилось предположение, что у черных коллективное сознание: четверка двинулась к хижине как по команде, хотя не было никакого сигнала.

Внутри домика было пусто: ни стола, ни шкафов, к нештукатуреной стене крепилась керосинка, которую командир черных тотчас зажег.

На Игарта накатило отчаянье. Каждый раз, когда он смотрел фильмы про военнопленных и заложников, ему казалось, что побег возможен, просто пленные трусят. Их ждет верная смерть, а они почему-то прутся баранами на бойню. Теперь он знал причину: выхода действительно нет.

Есть конвойные, связанные руки-ноги и газовая камера в перспективе. Здесь, в Зоне, даже подохнуть невозможно: убиться головой о стену не дадут, остановить дыхание не получится: когда концентрация углекислого газа в крови достигает предела, дыхательный центр включается помимо воли.

– Спи, – бесстрастно посоветовал командир со шрамом. – Выдвигаемся на рассвете.

Черные по-прежнему разговаривали только с ним, друг с другом они, похоже, обменивались мыслями. Враги молча принялись укладываться на пол, застеленный мешками поверх соломы, Игарта уложили посередине. Пара конвойных замерла у стены с автоматами на изготовку.

«Н-да, ночью освободиться тоже не получится», – подумал Игарт и перевернулся на живот, чтобы тело не давило на связанные руки.

Маузер

На дорогах царила нездоровая суета, сверкали мигалки, то и дело возникали заторы. В ночном небе носились вертолеты. Маузер был уверен, что его бы давно поймали… если бы ловили. Но полиция словно отвернулась от него, в упор не замечая угнанный серебристый БМВ. Что-то заботило их больше. Или кто-то. Несколько раз звонил Рукастый, но Маузер не отвечал на вызов. Не хотелось тратить время и силы на объяснение того, что он и сам не очень-то понимал.

Машину пришлось бросить на окраине Одинцова. Маузер распахнул дверцу, сразу же захлопнул ее и провел руками по лицу, сдавил виски, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли. Здравый смысл упорно твердил, что происходящего не может быть. В пиндосячьем боевике – да, но на самом деле…

Маузер прикусил губу. Это не фильм и не постановка – реальность, которая хуже и того и другого, потому что в угоду публике режиссеры обычно заканчивают боевики хэппи эндом. В жизни все по-другому: подлым и расчетливым – хэппи, честным парням – энд. Ни подлым, ни расчетливым Маузер себя не считал. Значит…

А вот этого надо постараться не допустить. Итак, что есть? Артюхов отправился в виртуал, чтобы уничтожить порочную систему изнутри. Значит, он – друг. Фрайб ему помогает, но как-то умудрился потерять его из виду, да и где тело Артюхова – непонятно. По логике, оно должно быть у Фрайба, но, похоже, это не так…

И вдруг возникло Ольгино лицо сердечком, заслонило весь мир. Русые волосы до подбородка, искры в глазах, ямочки на щеках… По сути, она и была миром, точнее, его ядром, опорой, без которой все теряло смысл, в том числе и жизнь. Когда все отвернулись, прошлое осело пеплом, а будущее зияло черной дырой, откуда несло сточной канавой, она протянула руку. Не удержала, нет – у нее не хватило бы сил. Маузер просто почувствовал тепло и потянулся к нему, и вынырнул из пьяного угара, и увидел, что есть не только гниль и предательство, есть – настоящее. Настоящее в лице одного человека. Появился смысл и желание жить.

Теперь нет смысла, нет будущего. Маузер не поможет Ольге в одиночку, он и себе-то сейчас не поможет. Значит, надо хвататься за любое предложение, все, что у него остается, – Фрайб.

Но очень уж он мутный. Маузер научился видеть людей, и Лео ему не нравился. Прежде чем идти к нему, надо привести мысли в порядок и попытаться найти нестыковки, чтобы потом грамотно расспросить Лео. Он подумал, что если будет хоть призрачная надежда вернуть Ольгу, пусть даже ценой собственной жизни, он, не задумываясь, прыгнет в неизвестность, сыграет на чужом поле по чужим правилам, выступит в роли пешки.

Пиликнул телефон. Маузер закурил, прочел сообщение с адресом, сплюнул в разбитую магнитолу и распахнул дверцу.

* * *

Оставив машину на обочине, Маузер пустился бегом через березовую рощу, за которой угадывался бетонный куб новостройки. Он мчал, рассекая грудью густую от запахов леса тьму. Под ногами шуршала трава, шумели кроны берез, перекликались ночные птицы.

Маузер постоянно думал об Ольге. Теперь ему не казалось удачным решение мчать очертя голову в Подмосковье, чтобы встретиться с гением. Что с ней? Жива ли? Пришла ли в себя или все еще как зомби?

Он уничтожит эту заразу… Выжжет болезнь, проникшую из виртуального пространства в реальность. Ему есть ради кого вести эту войну. Не ради человечества, гори оно синим пламенем, но ради своей единственной любви. Ведь без Ольги – он все равно что тяжелораненый без рук, ног, глаз, барабанных перепонок и нижней челюсти.

Лесок остался за спиной, Маузер вышел на дорожку, криво вымощенную плиткой безрукими гастарбайтерами. По обе стороны дорожки возвышались хромированные шпили пустых флагштоков. На один из них ветер прицепил порванный пакет из «Пятерочки».

Детектива ждали. Перед высоким крыльцом стояла непримечательная легковушка грязно-бежевого цвета, у входа тлел светлячок сигареты. Виднелись силуэты, и один, будто изломанный, принадлежал инвалиду.

Маузер осторожно вышел на свет. За спиной он сжимал ТТ, в магазине пистолета осталось два патрона.

– А вот и Коваль! – послышался голос Фрайба. – Поднимайся скорее!

Вот так сюрприз – возле коляски Фрайба стоял небритый и испуганный Котов из «Сигмы». Тут же присутствовала и его анорексичная секретарша – сюрприз вдвойне!

Самодовольного лысого охранника, круглого, короткорукого и коротконогого, Маузер видел впервые. Тот просканировал детектива оценивающим взглядом.

– Нужно торопиться, – проговорил Фрайб. – В Москве черт-те что творится! Вроде Чеверда начал призывать из Зоны боевиков. Он спелся с оппозицией и сейчас ведет толпу на Останкино и на Дом правительства. Так сказать, первое боевое крещение.

Маузер кивнул. Вот и объяснение, почему ему удалось после перестрелки вырваться из столицы на украденной машине.

– Пойдем! – призывно взмахнул рукой Фрайб. – Здесь пока работает всего один терминал, и мы подготовили для тебя оборудование.

– Ты ведь говорил, что не занимался «запутыванием»… – засомневался Маузер.

Фрайб сделал знак рукой. Котов и охранник подхватили инвалида, посадили на заднее сиденье бежевой «семерки», сложили кресло, Котов и секретарша уселись по бокам, круглый занял водительское место. Маузер плюхнулся на «сиденье смертника». Зарычал мотор.

– Верно, но я изучил технологию, – наконец ответил гений, дыхнув в самое ухо. – У меня доступ ко всей документации, а ее накопилось – до фига.

Остановились возле хрущевки на окраине. Воровато оглядевшись, охранник направился к железной двери в подвал с вывеской «Металлопластиковые окна из Европы». Раскрыл дверь, снова огляделся и зашагал назад, взял на руки Фрайба и понес в черноту подвала. Секретарша засеменила за ним.

– Вроде чисто, – говорил охранник. – Хорошо, что мы успели оборудовать перевалочный пункт, прежде чем Артюхов засветился.

– Да, кстати, вы планировали все вместе, но почему Артюхова с вами нет? Где он? Почему ты уверен, что он жив? – прохрипел Маузер и откашлялся.

Они пошли по темному коридору. Редкие лампы освещали одинаковые металлические двери, облицованные мраморной крошкой стены и белой плиткой – пол. Пахло в коридоре теплым пластиком, как от нового компьютера.