Клеопатра - Карин Эссекс

— Я боюсь. — У Мохамы было такое лицо, будто ее посетило ужасное видение. — Я никогда не плавала по морю.

— Я не знала, что ты можешь чего-то бояться. — Клеопатра постаралась не показать, что волнуется, снова оказавшись в обществе Мохамы. — Ты встречалась с врагами пострашнее, чем море.

— Я слышала, как гневлив морской бог Посейдон. Он знает, что я — дитя пустыни и не почитаю его. Он отомстит мне за это, обрушит на меня свою ярость…

Лицо девушки исказилось от волнения, сморщилось, как у старухи, на гладком шоколадном лбу появились волнистые складки.

Клеопатра расправила плечи и с достоинством произнесла:

— Не говори глупостей, Мохама. Ливия, дочь Зевса, — богиня, именем которой названа твоя страна, — была когда-то женой морского бога Посейдона и родила от него двоих сыновей, близнецов.

— Откуда ты знаешь?

— Это подтвержденный факт, известный всем просвещенным людям в мире, — снисходительно ответила Клеопатра, наслаждаясь мгновениями своего триумфа. Потом царевна продолжила говорить, обращаясь к Мохаме так, будто успокаивала малое дитя, которое страшится выдуманных опасностей: — Прежде чем мы выйдем в море, мой отец принесет в жертву владыке моря белую корову. Посейдон запретит морскому змею Тритону дуть в раковину и волновать море, пока мы будем плыть. Кроме того, мой отец ублажит Тритона двумя белыми козлятами с очень нежными ножками — редкое приношение для обитателя моря. Царь совершит жертвоприношение от имени всех, кто сопровождает его в путешествии. Вот увидишь, море будет спокойным.

— Ты уверена, Клеопатра?

— Обещаю тебе, все так и будет, — сказала царевна.

Она вложила свою теплую ладошку в прохладную ладонь Мохамы, и, взявшись за руки, они вдвоем пошли к кораблю.

* * *

Греческий сановник, которому выпала честь приютить на острове египетского царя и его свиту, встретил их на пристани известием о том, что римский сенатор Катон сейчас находится на Родосе.

— Сенатор остановился здесь по пути на Кипр, чтобы излечиться от желудочного недуга, поразившего его в море, — сказал грек, сморщив нос. — Надеюсь, это не доставит вам неудобств.

Авлет пришел в ярость оттого, что ему придется делить остров со злодеем, из-за которого погиб его брат, царь Кипра.

— Из-за этого человека я сейчас направляюсь в Рим, — сказал он. — Если бы не он, я спокойно спал бы этой ночью в собственной постели, а не мучился до самого рассвета на жестком и неудобном ложе.

— Он сердится на лекарей и отказывается принимать целебные средства. Вместо этого он сам себе назначил лекарство — то, которым лечились еще его прапрадеды, — с достоинством продолжал грек. — Кроме того, римский сенатор потребляет крепкие вина в неумеренных количествах, отчего его состояние становится только хуже.

— Хорошо, — ответил Авлет. — Я постараюсь не встречаться с этим чудовищем, чего бы мне это ни стоило.

Однако по прошествии нескольких дней царь подумал, что у сенатора Катона можно что-нибудь узнать о том, какой прием ожидает его в Риме. Всеми доступными способами Авлет постарался известить жителей Родоса и местных сановников о своем прибытии. Два с половиной дня царь ждал, когда же Катон призовет его к себе. Но римлянин не выказывал никакого желания встретиться с царем-изгнанником.

Клеопатра отвергла все приглашения на прогулки по острову. Вместо этого она сидела с отцом в приемном зале особняка и смотрела, как Авлет расхаживает из угла в угол, подобно запертому в клетке зверю, ожидая известий от Катона. В конце концов Авлет смирил царскую гордыню и отправил к Катону посланца с сообщением, что он прибыл на остров и принимает гостей.

Катон не ответил на послание.

Авлету ничего не оставалось, кроме как пригласить сенатора на встречу. Катон высокомерно отказался.

— Кто он такой, этот римлянин? Как он смеет заставлять моего отца страдать? — спросила Клеопатра.

Царевна сидела на коленях у отца поздно вечером, после затянувшегося пиршества, и прихлебывала вино из золотого кубка Авлета. Ей было больно смотреть, как ее отец страдает из-за этой римской свиньи, словно нервная служанка.

— Да, кто такой этот римлянин? Как он смеет оскорблять нашего царя? — эхом отозвался захмелевший царский родственник.

Мужчины сидели, развалясь, по всему пиршественному залу. Многие оставили свои ложа и расположились прямо на столе, среди блюд с фруктами и бутылей с вином. Сбросив сандалии, они раскинули ноги. Богатые родосские торговцы, приглашенные на пиршество для встречи с египетским владыкой, сидели на своих местах, свесив отяжелевшие руки с подлокотников. Только Хармиона, единственная взрослая женщина в зале, оставалась трезвой и держалась как всегда прямо.

— Мы слышали, Катон постоянно пьян, — высказался один из родосцев, тот, в доме которого остановился Авлет. Правда, сейчас он сам был ничуть не трезвее римлянина. — Говорят, он бранит своих слуг, когда те предлагают ему еду, и бьет их, если слуги недостаточно быстро приносят выпивку по его требованию.

— Это все мелочи, — вмешался один из родичей. — Главное, что он происходит из каких-то грязных крестьян, а предки нашего царя много поколений правили Египтом.

— Он не имеет права так унижать царя!

Эти слова, заметила Клеопатра, вместо того чтобы приободрить и утешить царя, только ухудшали его настроение. Царевна подумала, что знает своего отца гораздо лучше, чем все эти люди. Она поудобнее устроилась на коленях у Авлета, оперлась о впадину между его грудью и животом. Клеопатра даже не подозревала, что ее маленькое тельце как будто поглощало беспокойство царя из-за Катона. Царевна нервно провела пальцем по краю кубка и отхлебнула еще один глоток горьковатого вина. Она выпила уже достаточно, но ее до сих пор не клонило в сон. Тревога за отца не позволяла ей расслабиться. А Авлет то ли не замечал, то ли не придавал значения тому, что дочь опьянела. Он крепко обнял Клеопатру, прижал к себе. Девочка неловко наклонила кубок и расплескала вино на его льняное одеяние.

Клеопатра заметила свою оплошность и прикрыла рот ладонью, раскаиваясь в содеянном. Но Авлет только рассмеялся и прижал ее к себе еще крепче — так крепко, что Клеопатра ощутила, как вздымается и опадает живот царя. Авлета позабавила неловкость дочери. Он взял кубок из ее маленькой ручки, допил оставшееся вино и швырнул кубок на пол.

— Замените! — потребовал Авлет, не уточняя, чего именно он хочет.

Слуга бросился к царю, неся чистое белое одеяние, однако Авлет оттолкнул его ногой, так что слуга опрокинулся навзничь и упал. Царские родичи и гости захохотали, глядя на несчастного. А тот — потрясенный, потому что Авлет обычно не был жесток с прислугой, — тоже рассмеялся, благоразумно присоединяясь к общему веселью. Слуга поднялся на ноги, отряхнул чистое одеяние и снова протянул его царю, только на этот раз он держался от повелителя на безопасном расстоянии.

— Замени кубок с вином, глупец! — сквозь смех пояснил Авлет. — Еще вина! Вина, а не одежды!

Родичи царя снова засмеялись. Уязвленный слуга спас свое достоинство: щелкнув пальцами, он подозвал двух служанок, которые топтались в углу, и велел им подать царю вина. Служанки со всех ног бросились исполнять приказание и едва не столкнулись друг с другом. Спеша доставить удовольствие царю, обе девушки подбежали к нему с кувшинами и стали наполнять его кубок. Кувшины с треском столкнулись над кубком царя, отчего Авлет опять неудержимо расхохотался. Его живот так трясся, что Клеопатра едва не упала с отцовских колен. Опасаясь, как бы служанки не разбили ей голову огромными кувшинами, девочка быстро прижалась к широкому животу отца. Это вызвало очередную волну всеобщего хохота.

— Завтра все устроится, — сказал Авлет, выпуская дочь из объятий. — Завтра я встречусь с римлянином.

Клеопатра выпрямилась, словно внезапно пробудившись ото сна, и потрясла головой, стараясь разогнать дремоту.

— Завтра римлянин придет сюда?

— Нет, дитя мое. Римлянин сейчас не в том состоянии, чтобы выходить из дома.

— Ему запрещают покидать дом? — спросила царевна.

— Нет, его удерживает гораздо более веская причина. Лекари прописали ему слабительное от вздутия живота, и он не хочет удаляться от дома в столь уязвимом состоянии. Римлянин пригласил меня к себе домой, — сказал царь, как нечто само собой разумеющееся.

Раскрасневшийся от выпитого вина, один из родичей слез со стола, встал в картинную позу и голосом, полным негодования, произнес:

— Наш царь не должен унижаться и бежать на зов простого римского гражданина!

Родосцы, которые уже давно страдали под пятой Рима, закивали и стали отпускать довольно грубые замечания по поводу состояния римского сенатора.

— Через два дня мы отправляемся в Рим. Уязвленное чувство собственного достоинства — малая цена за поддержку Рима, — сказал Авлет. — Я ведь уже говорил, что боги — на стороне Рима, а я — на стороне богов.