Похищение поющего автобуса - Антон Федорович Андросов

Все они были в оранжевых сувенирных стеганых курточках с надписью «Ай лав Раша!». Туристы послали к детям гонца, груженного курточками, заложники натянули их на себя. Облачился в оранжевое и Бешеный, хоть и не очень охотно. От журналистов прибежала тетя гример и в три минуты навела порядок на детских головах. А Машу, по просьбе самой красавицы, даже напудрили.

Потом оказалось, что Гоша не может произнести ни слова. Очкарик старался изо всех сил, но из горла его вырывался только тонкий хрип.

И тут Булкин сорвался с места и, сверкая в темноте пятками и сувенирной курткой, помчался к стоящим вдалеке машинам сопровождения. Вслед за ним увязалась собака Пурга и все зарубежные вертолеты.

— Куда?! — заорали Бешеный и Анна Ивановна. Причем неизвестно, кто из них больше испугался.

Булкин, быстрый, как реактивный самолет, домчался до «скорой помощи»

— Скорее! — крикнул он. — Там это... Голос человеку срочно вернуть надо!

Врачи переглянулись, почесали шапочки. А Булкин уже мчался назад. Возле машины милицейского «Голубя» Петра Петровича Полукарпова Василий притормозил и спросил на ходу:

— Все нормально?

Петрович высунулся в окно:

— Есть ответственное поручение. У вас там где-то бомба. Найти! И не трогать!

Булкин кивнул и помчался дальше, чуть не сбив камеры с операторами, установленные и возле милицейской машины. В глубине души, он очень гордился собой, своей придумкой с микрофоном.

Собака Пурга кусалась за пятки, вертолетные корреспонденты что-то кричали с неба по-английски. Анна Ивановна махала рукой. Булкин на всякий случай посмотрел назад. Прямо за ним, взметая столбы снега, мчался табун врачей с медицинскими приборами.

Когда Василий и медкомпания добрались до елки, в миллионах телевизоров всей страны было видно растерянное лицо Анны Ивановны. Булкин и Катя Подполковникова пели свою песню про елочку первыми, и заменить их никто не мог. Но Булкин еще не отдышался после марш-броска и петь не мог. Анна Ивановна обреченно развела руками.

В телевизоре щелкнуло невидимые режиссеры, управлявшие эфиром, решили дать хору несколько дополнительных минут для подготовки. На экране появились машины сопровождения. Прямо возле милицейского автомобиля «Голубя» Петровича стояла корреспондент Аэлита Баева. Снежная пыль, поднятая пробежавшими врачами и Булкиным, еще не развеялась. Аэлита Баева морщила красный нос и растерянно моргала.

— Дорогие мои друзья! — наконец произнесла она. — Пока наш хор готовится, у меня есть несколько секунд, чтобы узнать у разных людей, находящихся здесь по долгу службы» по зову сердца, что они чувствуют накануне Нового года, этого светлого праздника, ибо... — Аэлита Баева запуталась в собственной фразе и, чтобы скрыть неловкость, вытащила за руку из машины «Голубя» Петровича.

— А это, дорогие мои друзья, уже известный нам капитан Петр Петрович Полукарпов. Несколько дней назад я брала у него интервью. Петр Петрович, что вы загадаете с двенадцатым ударом часов? Это ведь очень важно — успеть загадать желание в новогоднюю ночь. Хотя, может быть, у вас в милиции другие традиции? Тогда расскажите! Нам, телезрителям, это очень интересно!

Петр Петрович внимательно посмотрел на Аэлиту Баеву.

— Не будем предвосхищать события, — сказал он и ушел обратно в машину.

— Вот такой он, дорогие друзья, наш славный герой! — прокомментировала Аэлита Баева. — Мужественный и немногословный! Как раз такие мужчины мне нравятся, так что, если вы мужественны и немногословны, а к тому же обеспечены и не любите жареную картошку с луком — пишите мне на телевидение! А теперь, я думаю, мы послушаем песни в исполнении заложников!

Доктора уже успели накормить Гошу какими-то невероятными таблетками-леденцами, посмотрели его горло, выписали какой-то рецепт и справку об освобождении от физкультуры на две недели.

Как по команде, все камеры напротив хора дружно заработали, операторы замахали руками, вертолеты направили все свои прожектора на елку. Анна Ивановна поняла, что их уже показывают! Показывают телевизоры всей страны! И даже, возможно, всего мира! Анна Ивановна почувствовала, что теряет сознание. Но руками взмахнула и указала на Булкина с Катей. Те сделали два шага вперед.

— Песня про елочку! — дрожащим голосом крикнула насмерть перепуганная Катя.

— Катька! — шепнул Булкин. — Я это... Никак отдышаться не могу! Начинай одна!

Катин нос покраснел, его обладательница приготовилась зареветь.

— Начинайте! умоляюще шепнула Анна Ивановна. Изображение в ее глазах плыло. Оранжевые куртки... Почему-то среди детей — доктора в белых халатах... Вертолеты светят так ярко.

Катя собралась с духом, открыла рот и запела. Одна. И больше всего она боялась сейчас не террористов, не ужасного «прямого эфира». Она боялась того самого места в песне, где «РОСЛА!» нужно было спеть чисто и высоко. Даже когда мерзкий Булкин вмешивался и перекрикивал ее — было легче. Сейчас перекрикивать было некому! Катя должна была справиться сама.

— В лесу родилась елочка! В лесу она... — спела Катя. И закрыла глаза. И решила зареветь и броситься бежать. И умереть на месте. И... И тут стоящий рядом Булкин сжал ее руку и посмотрел ободряюще. И это было так необычно...

— РОСЛА-А-А-А-А! — спела Катя. Как курский соловей спела, хорошо и красиво. И дети сзади вздохнули с облегчением. А дальше уже было легче. Дальше Булкин отдышался и подхватил «елочку». Вдвоем они выдали отличный музыкальный номер. Причем Василий Булкин так разошелся, что начал делать танцевальные телодвижения. В вертолетах заулюлюкали иностранные корреспонденты, никак не ожидавшие увидеть несчастных заложников такими бодрыми. Страна должна была гордиться тем, что предъявляла миру таких заложников.

Анна Ивановна улыбнулась сквозь туман, застилавший глаза. Кажется, дальше должен петь Гоша Габаритзе. Пожалуйста, Гоша, просим!

Гоша посмотрел на врачей. Те пожали плечами. Гоша посмотрел на ребят. Те переглянулись.

Режиссеры в телевизоре еще раз дали время подумать и снова переключились на корреспондента Аэлиту Баеву.

Корреспондент Баева, никак не ожидавшая такого поворота дел, кокетничала в это время с руководителем иностранной баскетбольной команды. Увидев загоревшийся на камере огонек — а это означало, что ее снимают, она издала непонятный звук. То ли «Ой!», то ли «Блин!», то ли «Какое счастье!».

— Вы слышали, дорогие друзья! Вы слышали, как поют эти замечательные дети! Это что-то невероятное! Это что-то сверхудивительное! Совершенно случайно рядом со мной оказался представитель одной из стран дальнего зарубежья — Ганс Зильденштопор. Давайте спросим его о том, что он чувствует, когда поют русские дети?

По лицу Ганса Зильденштопорa было понятно, что пока русские дети пели, он весело болтал с русской корреспонденткой и ничего больше не слышал.

— Э... —