Похищение поющего автобуса - Антон Федорович Андросов

меня хороший. На нем одном вся фирма и домашнее хозяйство. Мамы у нас нет. Он один меня воспитал. Тогда еще у него даже на батон денег не было.

Рыжая отдала Шуре бумажку. Тот развернул, стал что-то писать в ответ:

— Тогда твой отец — просто герой. Меня тоже одна няня воспитала. Родители все время в командировках — журналисты. Дома бывают редко, но я — не в обиде. Пусть утверждаются.

Поэт передал бумажку Люсе.

— И папка все время на работе. Иногда до утра. А знаешь, одной быть дома даже неплохо.

Люся передала бумажку Шуре.

— Согласен. Неплохо. Предлагаю дружить домами. То есть приходить друг к другу в гости, если будет грустно.

Бумажка перешла к Люсе.

— Идет. Ты папке понравишься.

И так они еще долго болтали и все такое. А бумажки... Это были не любовные письма, как предполагала Маша. Это была их новая игра. Поэтическая. В рифмы. Стук-звук. Конь-ладонь. Глыба-рыба.

Анна Ивановна думала о журналисте Джоне. Ее никто так крепко не обнимал. И таких глаз не было ни у кого. Даже у Борис Борисыча. Даже у актера Ярмольника. Джон! А как он прыгал! Смелый. И хороший. Никто так не обнимал. Никто.

— Анна Ивановна, бутерброды, — толстая Оля Быкова протянула поднос с обедом в лице бутербродов, печенья, конфет и сока в пакетиках.

— Спасибо вам, Анна Ивановна! — с чувством сказала Оля. — Вы настоящий педагог и хорошая актриса.

— О чем это ты? — Анна Ивановна недоуменно посмотрела на Олю, потом вспомнила недавний эпизод с таблетками и вдохновенно произнесла: — Вам спасибо, ребята. Но лучше дальше без самодеятельности. Мы же отличный хор. Ну иди, Оленька, тебя ребята ждут.

Анна Ивановна взяла еду, поблагодарила Быкову лично и снова замечталась.

— Давай я разнесу! — Миша сделал взрослое лицо и взял у Оли поднос. — Иди отдохни.

Оля подумала, что она — самая счастливая. И пошла отдыхать. И писать в дневник разные приятные мысли о Мише.

Клюшкин натаскивал собаку Пургу. После серии упражнений Пурга приносила не только бумажки и старые бутерброды. Она приносила чужие вещи, запасные автобусные колеса и прочие мелочи. Таскание предметов доставляло ей неописуемую радость. И вскоре весь автобус пользовался услугами суперсобаки. Но только для Толяна Пурга выполняла невозможное — носила сигаретные «бычки». Собаки, как известно, умнее людей и поэтому к курению относятся резко отрицательно. То есть курение они отрицают во всех проявлениях — в виде дыма, в виде зажигалок и сигарет. А Пурга переступала через природную мудрость всеми четырьмя лапами и, морщась, воровала, оставшиеся после Бешеного окурки. Никому другому, кроме Клюшкина, не удалось добиться таких высот в дрессуре.

— Что за ну! — сквозь недожеванный бутерброд заругался Бешеный. — Телефон не работает.

Люсин мобильный не подавал признаков жизни. Сначала его пытался реанимировать сам Бешеный, потом Хромой жал на кнопки и проверял батарейки. Потом вызвали Люсю, но и она не смогла сказать, что же случилось с телефоном.

Простуженный умелец Гоша Габаритзе повертел телефон в руках и вынес приговор — отключили!

— Как — отключили? — заволновался Бешеный. — За что отключили?

— Кто-то слишком много разговаривал! — мрачно констатировала Люся и ушла к Шуре — писать рифмы.

— Да нет же! Не может быть! — Бешеный засуетился, застучал телефоном по разным предметам.

— Да ладно, оставь его в покое! — попытался успокоить коллегу Хромой. — Мы свои условия выдвинули, нас услышали. Теперь остается просто ехать и думать о том, как мы полетим в Швецию. Первым классом. С миллионом.

— Молчи лучше! Условия-то мы выдвинули. А чего делать дальше — не знаем!

— Как? — Хромой даже автобус остановил. Остановкой немедленно воспользовались пообедавшие и желающие прогуляться. В первых рядах были замучанный Булкиным Косой и продвинутая в дрессуре Пурга.

— А вот так! — Бешеный чуть не плакал. Выбегающие наружу детишки толкали его, шумели, орали. Бешеный не обращал на это внимания. — Лысый сказал, что раз у нас есть телефон — будет инструктировать по мере продвижения. Чтобы никто заранее ничего не узнал. Меры предосторожности. На всякий случай. У-у, рожа!

— И что же делать? — огорчился Хромой.

Детишки на улице веселились, играли в снежки. Со стороны было похоже, что школьников вывезли на прогулку.

— А вот что! — Бешеный осмотрелся вокруг, наклонился к уху Хромого и зашептал: — Я тут одну штуку не по плану сделал! Я тут бомбочку одну маленькую спрятал. В салоне. В критический момент она бабах! И взорвется. Конечно, миллиона тогда не видать. Но мое имя впишут в историю всемирного терроризма.

— Я против! — хмуро отозвался Хромой. — Мне эта идея не нравится! Проще выйти и сказать, что мы сдаемся.

— Ни за что! — Бешеный начал злиться. — И вот что, хлюпик, иди отдохни. Я сам поведу. А ты подумай, как будешь жить дальше. Я ведь, если что, и тебя пиф-паф! Я злой, когда нервный!

Бешеный посигналил и стрельнул для убедительности пару раз из автомата. Дети, с тоской глядя на недолепленные снежные бабы, потянулись к автобусу.

С бесконечной скорбью на лице вернулся с воли Косой и поплелся в глубь салона на растерзание.

— Можно вас на минуту? — шепнул Хромой, проходя мимо Анны Ивановны. — Встретимся у кофеварки.

Автобус тронулся. Бешеный сделал погромче звук телевизора, чтобы не пропустить ни слова, если будут какие-нибудь последние известия. Но по телевизору показывали в основном новогодние елки. И президента с мэром, и разных актеров и политиков. Все они плясали с детьми вокруг елок, дарили подарки. Хотя не будем несправедливы ко всем этим мужественным, важным людям, суровым с виду, но с добрыми лицами. Сделав подарки и пощекотав очередного ребенка, и президент, и мэр становились строгими и говорили о несчастных заложниках, которые сейчас лишены подарков, потому что едут в автобусе, захваченном террористами. И мэр, и президент торжественно обещали, что сделают все возможное для того, чтобы дети-заложники не остались без подарков в Новый год.

И только сейчас заложники поняли, что до Нового года осталось полдня! И, судя по всему, встречать праздник им придется в автобусе! В окружении полей, бутербродов и террористов! Многих эта мысль не обрадовала, а Катя Подполковникова затихла и недоуменно захлопала глазами.

Анна Ивановна, оглядываясь на Бешеного, подошла к кофеварке, нажала кнопку и стала наблюдать за бульканьем