Атаман. Кровь за кровь - Максим Гарин

—   Что было дальше?

—   Дальше поднялась стрельба, яхту взорвали, и дело с концами... И вообще, почему я должен давать показания? В чем меня обвиняют?

—   Ты можешь мне не отвечать. Можешь вообще отказаться давать показания. Тогда придется отвечать

другом месте и при других обстоятельствах. Мы мо­жем передать тебя людям Мозольцева. Его гориллы быстро найдут способ заставить тебя говорить...

—  Так вы все заодно, значит? — прохрипел Терпу­хин, сплевывая кровь.

—   Ладно. Посиди, подумай. В конце концов, мы мо­жем официально предъявить тебе обвинение в соучас­тии в преступлении...

—   Каком преступлении?

—   Хищение в особо крупных размерах — раз, при­частность к смерти сотрудника ФСБ — два, торговля наркотиками — три... Продолжать?

—   Я ничего не знаю, оставьте меня в покое...

Камера, в которую завели Терпухина была душной, но просторной. В ней, очевидно, содержались лица, к которым требовался особый подход. Синтетический коврик на полу, вазочка на тумбочке, от кабинки туа­лета тянет карболкой...

Вначале пряником, — подумал Терпухин, — потом кнутом... Вот сволочи! А я ведь и сам толком ничего не знаю! Ну и влип я с этим Бузуевым! Впрочем, он мертв... Теперь на него повесят все: и смерть Бузуева, и пропажу огромной суммы денег. Терпухин лихорадочно припо­минал Уголовный Кодекс. Что ему грозит? Восемь, две­надцать, а то и все пятнадцать лет где-нибудь в перепол­ненной клопами и уголовниками камере.

Атамана стал регулярно навещать Мальтецкий, гос­подин Мальтецкий, как обращался к нему Терпухин. Служба в органах многому научила Мальтецкого, он го­ворил вкрадчивым голосом, убеждая Терпухина со­знаться во всем, расставлял свои сети, пытаясь запу­тать бывшего сослуживца.

Терпухин рассказал Мальтецкому все, утаив лишь некоторые детали — обстоятельства первой встречи с Валентином Бузуевым и тот факт, что ему требова­лась огромная сумма для выкупа. Мальтецкий вроде бы поверил в искренность Терпухина, и на некоторое время допросы прекратились, но вскоре к нему в каме­ру зачастил подполковник Калинин.

Калинин начал с того, что приказал контролерам надеть на Терпухина наручники и извинился за гру­бость, проявленную им при задержании. Затем поста­вил на тумбочку бутылку водки. Так они и пили — Терпухин в наручниках и заискивающий перед ним Калинин.

За этой бутылкой подполковник рассказал Терпухи­ну о своей нелегкой жизни, рассуждал о жизни вообще, обвинял во всех русских бедах иностранцев. Причем немцев, поляков, американцев или французов он просто бранил, а говоря об азиатах, кипел от негодования. Боль­ше всего досталось почему-то казахам, вероятно, по при­чине обширности территории, «незаконно отхваченной» у России. Чеченцев, ингушей и прочий «нерусский эле­мент» Калинин вообще предлагал изолировать в горах ради будущего процветания великой России.

Не знал, да и не мог знать шовинистически настро­енный подполковник, что в это время в чеченских го­рах, в выдолбленной еще в прошлые века пещере, в ко­торой и днем и ночью сидят русские пленники, точно так же разглагольствует точно такой же шовинистиче­ски настроенный чеченец, утверждающий, что все зло на планете Земля идет от русских. Главным аргумен­том в рассуждениях чеченца-охранника был автомат Калашникова, и не само оружие, а тот факт, что луч­ший в мире инструмент для истребления рода людско­го изобретен русским оружейным мастером Калашни­ковым.

— Вы только подумайте, — говорил охранник плен­никам с вялыми, безжизненными лицами, — русские вымирают и хотят увести за собой в гроб все человече­ство. Русским, вообще славянам, а пожалуй, и всему немусульманскому миру присуще стремление к само­истреблению. Даже религия ваша, христианство, осно­вана на страдании, на пагубной страсти к самобичева­нию. Вы любите распятого на кресте человека, подра­зумевая, что ваш Христос якобы пострадал за вас. А на самом деле вы любите этот фетиш, любите это изуро­дованное тело...

Среди пленников была Катерина. Она сидела, утк­нувшись лицом в плотно сжатые и обхваченные рука­ми колени и видела свою пылающую в огне станицу, Федора Прокопова, станичного выпивоху, который ле­жал посреди улицы лицом вниз с подогнутыми под се­бя руками. Видела Катерина своего соседа Бориса, то­же убитого перед зарослями крапивы возле речки, рас­стрелянных Антонину Валерьевну Гунькину, Петра Якубова и несчастного Крашенинникова, проболевшего свои шестнадцать лет гемофилией и погибшего от че­ченской пули...

Калинин вышел, по привычке осторожно, закрыв за собой дверь. Терпухин задумался. Какой Калинин хит­рый, предусмотрительный, коварный! Столько времени теряет на то, чтобы войти Терпухину в доверие! Пони­мает, что не так-то легко сломать бывшего бойца спец­наза. Но Терпухин никогда не простит зарвавшемуся подполковнику его дикой выходки. Претерпеть такое унижение, и от кого? От офицера МВД!

«Что-то контролеры долго не идут наручники сни­мать», — мелькнула мысль. Дверь неожиданно отвори­лась, и в комнату вошел очень толстый молодой муж­чина, довольно прилично одетый. Терпухину показа­лось, что он где-то видел этого человека. И не ошибся. Это был адвокат, известный по самым скандальным де­лам. Нельзя было сказать, что он действительно помо­гал своим подзащитным. Его способ защиты состоял в том, что он организовывал в газетах невообразимую шумиху вокруг следствия, а потом и судебного процес­са. Это гарантировало то, что судьи требовали неопро­вержимых доказательств вины подозреваемых. А с этим у следователей всегда туговато.

Адвокат представился и заявил, что будет защи­щать интересы Терпухина.

—   Расскажите вкратце обстоятельства вашего де­ла, — попросил адвокат.

—  А почему я должен вам доверять? — нахмурился Терпухин.

—  А почему вы не должны мне доверять? — улыб­нулся толстяк.

—   Как же я могу доверять вам, — сказал Терпу­хин, — если я не знаю, на кого вы работаете?

—  А вы не спрашиваете меня об этом.

—  Ладно, кто вас нанял?

—   Люди, которым вы небезразличны.

Терпухин понял, что это могла сделать только его

новая знакомая Сюзанна. Именно она, пользуясь свои­ми связями в спортивном мире, привлекла к его защи­те знаменитого адвоката.

После того как адвокат удалился, в камеру пришли два сотрудника следственного изолятора и заявили, что Терпухину изменена мера пресечения. Затем ка­кие-то люди, рангом помельче, с Терпухина сняли на­ручники и повели на улицу. Терпухин подумал, что ес­ли отпускают на волю, то он должен поставить свою подпись под приказом о невыезде. Никто ничего от не­го не потребовал. Это насторожило Юрия.

«Уж не хотят ли они устроить мне пакость? — по­думал Терпухин. — Втянут в какое-нибудь дело, что­бы имелись неопровержимые доказательства моей ви­ны, и понадежнее упрячут за решетку. Или, пожалуй, вообще уберут. Ведь это проще, чем возиться со мной... Шпокнут, а напишут, что убит при попытке к бегству...»

На улице Терпухина поджидал толстый адвокат. Он подошел к Юрию и спросил:

—   Вы мне в своем рассказе не упомянули, на кого вы работаете?

—   Ни на кого! — ответил Терпухин.

—  Этого не может быть!

—   Я действительно ни на кого не работаю. Видите ли, я — потомственный казак. Пожалуй, можно ска­зать, что я работаю на казаков.

—   Фигня какая! — иронически скривился тол­стяк. — У нас нет такого сословия. У нас, к вашему сведению, семибанкирщина.

—   Что? — недоуменно спросил Терпухин. — Какая-такая семибанкирщина?

—   Семь самых эффективно работающих банков Рос­сии контролируют в ней все: власть, финансовые пото­ки, политические чихи... Так на кого вы работаете?

—   Ни на кого.

—   Такого не бывает, — скептически заметил адво­кат. — Если не хотите называть имен, назовите хотя бы банк, интересы которого эти люди представляют.

—   Нету такого банка!

Адвокат масляно улыбнулся.

—   Так все-таки?

Терпухин поморщил лоб, припоминая названия бан­ков, и назвал первый, который всплыл в памяти.