Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин

Другие компании, оставшись без нефти либо непосредственно из-за прекращения иранской нефтедобычи, либо косвенно из-за сокращения поставок ВР в связи с форс-мажорными обстоятельствами, также сократили поставки потребителям или вообще аннулировали контракты. В марте, в преддверии возобновления с 1 апреля контрактов с японскими покупателями, Exxon сообщила, что по мере истечения сроков значительная часть контрактов с третьими сторонами не будет возобновлена. Еще с 1974 г. Exxon предупреждала своих покупателей, что им следует искать нефть в других местах и не рассчитывать на Exxon. Выражаясь словами президента Exxon Клифтона Гарвина, «зловещие тучи уже сгустились. У нас отняли Венесуэлу. У нас больше нет концессии в Саудовской Аравии. И нет больше перспектив играть роль посредника между саудовцами и японскими потребителями. Решение Exxon не было прихотью – просто в мире шли перемены». Так что Exxon уже приступила к аннулированию контрактов с третьими сторонами. Но в контексте кризисного настроения ее заявление в марте 1979 г. приобрело неожиданное значение.

Цепная реакция тяжело ударила по Японии. После первого нефтяного кризиса Япония настойчиво пыталась создать нишу в Иране, и это ей удалось. В результате она оказалась относительно более зависимой, чем другие индустриальные страны, от Ирана, который к 1978 г. обеспечивал почти 20 % ее общей потребности в нефти. Теперь же Япония явно не могла рассчитывать на крупные нефтяные компании, а ее переработчики не хотели, чтобы их предприятия простаивали из-за отсутствия нефти. Правительство снова оказалось лицом к лицу с очевидным отсутствием в Японии собственных природных ресурсов; японскому экономическому чуду грозил удар в самое сердце – в основе его промышленной базы лежала нефть. Здесь паника ощущалась неизмеримо острее, чем в других странах, – ведь результаты 20-летнего, тяжелым трудом достигнутого экономического роста готовы были вот-вот превратиться в прах. В качестве одной из мер энергосбережения правительство приказало уменьшить мощность ярко горевших фонарей на Гинзе. Но, конечно, более важным было указание о прямом выходе японских покупателей на мировые рынки, чего они ранее практически не делали. Эту инициативу подхватила внушительная когорта японских торговых компаний, рыская по миру в поисках поставок. Установление деловых контактов на местах, в чем прежде не было необходимости, нередко требовало от них значительной изобретательности и ловкости. Так, сотрудники одного торгового дома убедились на опыте, что прекрасный способ добиться приема у нужных министерских чиновников и служащих нефтяных компаний – это дарить их секретаршам перчатки. А чтобы наладить отношения с министром нефти Ирака, этот же торговый дом обеспечил ему услуги специалиста мирового класса по иглоукалыванию.

К отчаянным попыткам японцев и крупных компаний получить нефть присоединились и независимые переработчики многих стран. Так поступили и государственные нефтяные компании, например, в Индии, которая также зависела от Ирана. Внезапно там, где раньше число покупателей было относительно невелико, теперь их стало не счесть – весьма желательная ситуация с точки зрения продавцов, пока еще немногочисленных. И невероятным образом вся активность переместилась на спотовые рынки, которые до этого были своего рода побочной ветвью и доля которых в продажах сырой нефти и нефтепродуктов составляла не более 8 % от общего объема. Когда-то это был механизм взаиморегулирования спроса и предложения, место, куда покупатели направлялись за дисконтной нефтью, например излишками нефтеперерабатывающих заводов, вместо более дорогих поставок, гарантированных контрактами. Но это был маргинальный рынок, и как только на нем появились покупатели, цены резко пошли вверх. К концу февраля 1979 г. цены на спотовом рынке в два раза превышали официальные цены. Этот рынок назвали «Роттердамским» по названию огромного нефтяного порта в Европе, но фактически это был рынок глобального масштаба, связанный с миром сетью лихорадочно работавших телефонов и телексов[554].

Схватка и гонка

Это открывало идеальную возможность для экспортеров, и они использовали ее двумя путями. Во-первых, руководствуясь новыми, непрерывно поступавшими с телексов всего мира ежемесячными повышениями, они начали устанавливать надбавки к своей официальной цене. Во-вторых, они приступили к переводу поставок с долгосрочных контрактов на гораздо более выгодные спотовые рынки. «Я не такой идиот, чтобы отказываться от 10 лишних долларов за баррель на спотовом рынке, – сказал в частном разговоре министр нефти одной из стран ОПЕК, – когда знаю, что если по этой цене не продадим мы, то продаст кто-нибудь еще». К тому же экспортеры настаивали, чтобы покупатели наряду с поставками по контрактам брали нефть и по более высоким ценам на свободном рынке. А затем, пользуясь оговорками, предусмотренными на случай форс-мажора, они полностью аннулировали контракты. Так, однажды утром Shell получила от страны-экспортера телекс, сообщавший, что в связи с непредвиденными обстоятельствами дальнейшие поставки по контракту невозможны. А во второй половине того же дня из той же страны в Shell поступил еще один телекс – на этот раз предлагавший купить нефть на основе цен так называемого «свободного рынка». Чудесным образом предлагавшийся объем и тот, в продаже которого несколько часов назад было отказано, совпадали. В чем же была разница? Конечно, в цене – она была на 50 % выше. Ситуация складывалась так, что Shell приняла предложение.

Все же в начале марта 1979 г., гораздо скорее, чем ожидалось, на мировые рынки начал возвращаться иранский экспорт, хотя и в меньшем объеме, чем до свержения шаха. С очевидным ослаблением напряженности с поставками цены на рынке наличного товара начали падать и приближаться к официальным продажным ценам. Это был период, когда мог быть восстановлен определенный порядок, обеспечивавший некоторое спокойствие. В начале марта страны – члены Международного энергетического агентства приняли в целях стабилизации рынка решение сократить спрос на 5 %. Но паника и лихорадочная конкуренция на рынке теперь уже катились по инерции. Кто мог быть уверен, что появившаяся иранская нефть будет поступать регулярно? Хотя Хомейни и установил контроль над нефтяной промышленностью, месторождения, насколько было известно за пределами Ирана, контролировались радикальной левацкой группой, «комитетом 60», состоявшим главным образом из воинственно настроенных «белых воротничков». Он был как бы правительством в правительстве и по своему усмотрению сажал в тюрьмы служащих и других чиновников. Зловещим признаком было и то, что другие страны ОПЕК уже начали объявлять о сокращении нефтедобычи. При постоянно растущих ценах было выгоднее сохранить нефть в недрах и продать ее в будущем[555].

В конце марта состоялась очередная конференция ОПЕК. Спотовые цены на сырую нефть уже поднялись на 30 %, на нефтепродукты – на 60 %. ОПЕК решила, что ее члены могут повышать официальные цены за счет дополнительных налогов и надбавок, «какие они считают оправданными в свете их собственного положения». В реальности это означало, как открыто признал Ямани, «свободу для всех». Экспортеры отбросили все понятия о структуре официальной цены и назначали цены по принципу «сколько выдержит рынок». И