Избранные труды - Вадим Вацуро

В литературных кругах отношение к Р. было поощрительным и отчасти снисходительным, как к даровитому, но все же чужеязычному поэту; так, В. П. Титов именует его «германо-русским пиитой»[1410]; позднее Шевырёв свидетельствовал, что «Московский вестник» «неохотно помещал его стихотворения»[1411]; в 1829 О. М. Сомов, сообщая ссыльному Глинке, что Р. «подает большие поэтические надежды: вы бы подивились, слушая его остзейское коверкание русских слов в разговоре и чтении; но в поэзии его язык чист, и промахов встречается очень мало»[1412]. В рецензии на первые отдельные публикации Р.: «Три стихотворения» (М., 1828), «Дева семи ангелов и Тайна» (СПб., 1829) Сомов хвалил замысел, язык и стихи («последние тем замечательнее», что Р. «уже в совершенных летах начал заниматься русским языком» и преодолел его трудности «весьма счастливо»[1413]).

Выйдя в 1828 в отставку и обосновавшись в Петербурге, Р. в феврале 1829 через Шевырёва знакомится с Пушкиным и входит в круг А. А. Дельвига; печатается в «Северных Цветах» и «Литературной газете»: «Упрек», «Элегия», «Гелиос» (1830, 30 июня, 20 июля, 18 окт.). Его стихи находят поддержку у П. А. Вяземского («замечательное дарование»[1414]) и у Пушкина: по воспоминаниям Р., он настойчиво рекомендовал ему заниматься лирической поэзией, отмечая как раз те тенденции его творчества, которые не совпадали с его собственными; так в связи со стихотворением «Три символа» (альманах «Альциона» на 1833) он говорил Р., что тот «живо напоминает Шиллера, не будучи подражателем»[1415]. Р. точно уловил особенность литературные позиции Пушкина, в начале 1830-х гг. более всего опасавшегося эпигонства (ср. его критические отзывы о М. Д. Деларю и А. И. Подолинском) и извинявшего стилистические несовершенства оригинальных поэтов. Лирика Р. тяготеет к немецкой преромантической поэзии; восприняв учение Ф. Шиллера о независимости эстетических категорий от нравственных, Р., однако, не избавился от морализма и дидактического аллегоризма. Поэтика стихов Р. предвосхищает романтическую лирику 1830-х гг. (в т. ч. В. Г. Бенедиктова, которого, наряду с Подолинским, он высоко ценил): их отличает тот же декламационно-риторический характер, сочетание разнородных лексических сфер, наклонность к словесно-образному каламбуру («Тоска по юности»[1416], «Мертвая красавица» — альманах «Царское Село» на 1830). Р. разрабатывает популярные в 1830-е гг. мотивы и темы, в т. ч.: безумия поэта — «Видение Тасса»[1417], «естественного человека», скованного узами «света» и цивилизации — «Пастуший рог в Петербурге»[1418]. Его стихи перегружены историческими реалиями и ассоциациями — от древнего мира до Средневековья; его попытка создать моралистическую балладу на темы прибалтийской истории («Казнь отца в сыне»; «Эсты под Беверином» — «Альциона» на 1833) оказывается малоудачной. В 1828–29 систематически выступает в ревельской газете «Эстона» («Esthona»), публикуя переводы на немецком из Пушкина (стихи «Бахчисарайский фонтан», сцены из «Бориса Годунова»), Дельвига, И. И. Козлова, а также перевод статьи И. В. Киреевского «Нечто о характере поэзии Пушкина». Одновременно обращается к опыту оригинальных образцов романтической поэмы байронического типа, с религиозно-моралистическим, психологическим («Дева семи ангелов», «Тайна») и историческим содержанием.

Особое место в творчестве Р. занимает русская фольклорная тема; отвергая «простонародность» (характерно его противопоставление подлинным фольклорным песням песен Дельвига как образца «народного», возвысившего до искусства), Р., однако, ищет в русском крестьянстве патриархальных нравов, христианских чувств и смирения, а также этических понятий и представлений, близких естественным началам человеческого общества. Он стремится создать «русскую идиллию» («Родник»[1419]), стилизует народную песню, пишет «народные рассказы» в стихах («Домовой. Новоселье», СПб., 1833).

Критический отзыв Дельвига на поэму Р. «Рождение Иоанна Грозного» (СПб., 1830)[1420] стал причиной их разрыва «после очень близких отношений» (Дельвиг А. И., Полвека русской жизни, М.-Л., 1930, т. 1, с. 55). В это время Р. печатается в «Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду» (1831–32, в т. ч. анонимно и под пародийным псевдонимом «Ксенократ Луговой», прозрачно намекающим на Кс. Полевого[1421]), «Сев. Меркурии» и «Гирлянде» (1831), «С.-Петербургском вестнике» (1831), выступает как издатель альманахов «Царское Село» (1830; совместно с Н. М. Коншиным), «Альциона» (1831–33), где помимо стихов помещает и прозу [«Константин Левен», 1831; «Очистительная жертва», 1832; «Зеркало старушки», 1833; некоторые произведения под псевдонимом «Колыванов» (см.: письмо Подолинскому 22 января 1832 — РГБ, ф. 232, к. 3, № 32)]. Расхождение с пушкинским кругом было недолговременным; сразу после смерти Дельвига Р. поместил в «Литературную газету» стихотворение «тени друга» со скорбно-покаянными нотами («Простираю к небесам / Примирительную руку!» — 1831, 1 мая).

С самим Пушкиным у Р. установились тесные отношения. В 1830–1831 он перевел на немецкий язык, помимо его стихов, сцену из «Бориса Годунова» с рукописи издания: (напечатана в «Dorpater Jahrbücher für Litteratur, Statistik und Kunst, besonders Russlands», 1834, № 1; сцена перепечатана в переводе А. Савицкого с изложением сопроводительной статьи Р.[1422], опубликовав в переводе и оригинале и пушкинские фрагменты, не вошедшие в печатный текст[1423].

(По сообщению Р., перевод заслужил «восторженную благодарность» Пушкина и «хвалу Жуковского». В отличие от большинства критиков, сдержанно принявших трагедию Пушкина, Р. оценивал ее как шедевр, «творец коего во времена Петрарки и Тасса был бы удостоен торжественного в Капитолии коронования» (письмо к Шевырёву 19 июля 1831[1424]). Восторженное отношение к «Борису Годунову» выразилось и в рецензии Р. на 3-ю часть «Стихотворений А. Пушкина», где он также отметил как особое достижение поэта трагедию «Моцарт и Сальери» и «Сказку о царе Салтане»[1425]; в рецензии же на «Историю Пугачева» очень высоко оценил метод Пушкина-историка[1426]. Со своей стороны, Пушкин дал для «Альционы» «Пир во время чумы» и намеревался при переиздании «Бориса Годунова» написать теоретическое предисловие в форме письма к Р. К Пушкину Р. сохранял постоянную литературную и личную привязанность.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});