Одиссея Варяга - Александр Чернов

– Степан Осипович, слава Богу, Вы очнулись!

– Да уж… Про самочувствие только не спрашивайте… Не интересно совсем… Как закончился бой?

– Победа полная.

– Это я еще застал… Кто… Кто у нас под итоговый расчет? Подбитых всех притащили?

– Наши потери: "Севастополь" – не довели, но потери в людях минимальны. Не выдержали переборки в носу. Когда в носовые кочегарки фильтрация пошла, Иессен принял решение снимать экипаж.

– Правильно…

– Погибли в бою "Рюрик", "Витязь", "Баян" и "Память Корейца". На первых двух крейсерах очень большие потери. На "Баяне" и "Корейце" примерно 25 – 35 процентов.

– Плохо… Как жаль… И ваши оба трофея, значит. Экипажи прекрасные… Царствие небесное…

– И еще. "Новик" после торпедирования "Микасы" затонул от полученных в этой атаке снарядов и торпеды. Погиб защищая транспорта "Штандарт". Интернировались в Вей Хае "Ослябя", "Победа" и "Сисой". Еле дошли до него. Потащили бы к нам, скорее всего погубили бы.

– Понятно… Кто из адмиралов и командиров погиб?

– Чухнин, Бойсман и Миклуха погибли… Ранены: Вы, Небогатов, Григорович, Трусов, Яковлев, Дабич – серьезно. Игнациус, Васильев, Шенснович, Зацаренный, Веницкий, Успенский, Колчак, Балк – легко.

– Понятно… У него что…

– Броненосцы утоплены все, кроме "Хацусе" и "Фусо". Но они так же как и наши интернировались в Вэй Хае. Из броненосных крейсеров ушел только "Идзумо". Кроме того достоверно потоплены 4-ре бронепалубных. Убит Камимура. Того тяжело ранен.

– Так никого и не взяли?

– Нет. И "Сикисима" и "Адзума" флага не спустили.

– В Вэй Хае все без склоки обошлось?

– Слава Богу, да, Степан Осипович.

– Ну что ж… Прекрасно! Вторая Чесма, Всеволод Федорович… Или Синоп… Это уж как дипломаты устроят…

Лихо Вы, конечно, с Григоровичем Того поймали… Лихо… Загляденье просто. Не ожидал от Ивана Константиновича такого, каюсь…

Что думаете теперь делать…

– Сейчас идем во Владивосток. Алексеев назначил совет по дальнейшему…

– Понятно… Когда планируете там быть?

– Завтра к вечеру Степан Осипович.

– Ясно… Ох… Водички бы… Спасибо…

Вот что, Всеволод Федорович… Прошу… Выслушайте меня очень внимательно… Мало ли…

Да уж! И вам здравствовать… Спасибо господа, спасибо… Очень вы вовремя, однако… Пришли… Видать мало я грешил…

Так вот, дорогие мои… Если вдруг я до Владивостока не доберусь… Погодите… Слушайте же… Ох…

Прошу: передайте Евгению Ивановичу: комфлотом – необходимо ставить Руднева. Если японцы в течение месяца не сдадутся… Всем флотом… Боеспособными кораблями… Готовиться немедленно… И десант: гвардию к Токийскому заливу! Залив возьмете… Как и чем знаете… Сил теперь вполне… На том и закончим с ними… Возразить по серьезному им трудно, если Василий Александрович форт взорвет…

Еще водички… Так…

Предложение о мире сами им пошлите, МИД две недели сочинять только будет… Нет времени… Нельзя тянуть! Что надо Алексеев знает… А то англичане поймут… Успеть надо… Успеть… Надо… Дочуркам еще… Успеть…

– Степан Осипович! Да что Вы, в самом деле! Вам еще Георгия 2-й степени получать, а Вы… Степан Осипович?

– Оставьте… Он опять в забытье впал, видите же. Температура скокнула… Перенервничал с вами. Ступайте же, господа, дальше дело наше, врачебное. Степан Осипович что хотел – сказал. Даст Бог душу облегчил – может на поправку пойдет.

Воспоминания об участии в войне с Японией лейтенанта А.В. Витгефта, младшего минного офицера эскадренного броненосца "Сисой Великий".

Морской сборник, Љ 6 за 1920г.

Мне пришлось идти в средний отсек, к поврежденному взрывом перепускному клапану, из которого выбило нашу забивку, сделанную в начале боя, и оттуда хлестала вода, тугой струей дюймов 10-12 диаметра. Это случилось оттого, что увеличилось давление воды, из-за дифферента корабля на нос, причиненного затопленным носовым отделением. Около клапана пришлось долго возиться, так как напор воды был силен и все, чем мы хотели заткнуть его, вышибало обратно. Воды было уже почти по колено, так как одновременно появился у броненосца крен на этот борт от затопленного коридора. Коридор, вероятно, затопило через болты и швы броневой плиты от удара большого снаряда. Все время были слышны гулкие удары снарядов по броне, а сверху слышались треск и звон разрывавшихся снарядов.

К месту нашей работы пришел старший офицер, совершенно спокойный. Я ему возбужденным голосом доложил, что трудно заделывать эту пробоину, на что он, смотря на нашу работу, сказал: "что же поделать, все же нужно попытаться", и быстро поднялся наверх. В конце концов нам удалось забить клапан, сделанным здесь же на месте обрубком бревна обмотанным рубашкой, и течь сразу уменьшилась. Поднявшись наверх я увидел, что не желая служить мишенью, наш горящий "Сисой" сделал координат вправо, покинул строй и уменьшил ход. Возможно именно благодаря тому, что мы теперь шли тише, напор воды спал, мы и достигли успеха в своем сражении с исковерканным клапаном.

Вскоре "Севастополь", тоже изрядно избитый, почти догнал нас по левому борту, в расстоянии 1/2 кабельтова, причем на верхней палубе его стояло много народу; видны были офицеры, и вдруг все они замахали фуражками и закричали громкое "ура". Такое же "ура" полетело и с нашего искалеченного броненосца, на юте которого собралось около 150 человек. Я, поддавшись общему чувству, не разбирая, сам кричал "ура", не зная причины общих криков неожиданного торжества. Собственно, как потом оказалось, особенной разумной причины и не было; просто на "Севастополе", увидя "Сисой" в клубах дыма и пламени, и несколько офицеров, стоящих вместе, замахали приветственно фуражками, заметя на 12" башне лейтенанта Залеского, спокойно сидящего наполовину вне башни. Команда "Севастополя", увидя это, вероятно, поняла по-своему, и кто-то крикнул "ура", которое мигом было подхвачено обоими кораблями. В общем это "ура" пришлось весьма нам кстати, так как сильно подбодрило команду, среди которой еще царило уныние после поразившего нас известия о ранении адмирала Чухнина, переданного со "Святителей" семафором.

Только после боя узнали мы, что наш "Сисой" оказался причастным к этому несчастью. Когда адмиралу доложили, что наш броненосец подбит, садится носом и вот-вот всего выйдет из строя, он сам захотел нас увидеть. Но пожар и дым с ростр "Святителей" затрудняли видимость, и Григорий Павлович вышел на мостик. Где в ту же секунду и был сражен двумя осколками в живот. Несмотря на страшные муки он оставался в сознании еще минут десять, запретив сносить себя вниз, а потом приказал передать командование контр-адмиралу Рудневу и впал в забытье. Через два часа его не стало…

На юте я пробыл, вероятно, минут 20 и сначала было стоять ничего себе, так как все мы старались держаться за башней; затем бой удалился и осколки перестали долетать. Хотя нужно было проверить, как обстоят дела с поступлением воды в средний отсек, я не ушел с юта, чтобы не дать команде бросить шланги и разбежаться Однако я и сам чувствовал себя сильно не по себе; нервно тянул папиросу за папиросой, переминался с ноги на ногу и, наконец пожар стал быстро утихать, и я подрал вниз, так как получил приказание запустить турбины, для откачивания воды из носового отсека.

В это же время на баке старались под руководством старшего офицера завести пластырь на пробоины в носовом отделении, опустившиеся ниже уровня воды от сильного дифферента. Пластырь мало помог, так как ему мешали шест противоминных сетей и само сетевое заграждение. Сначала я пустил две турбины, но вскоре трюмный механик просил пустить третью и четвертую. Пришлось это сделать, несмотря на то, что динамо-машины оказались сильно перегруженными. Надеясь больше всего на кормовую динамо-машину, поставленную перед уходом в плавание Балтайским заводом, на котором она раньше работала на электрической станции. Я наиболее перегрузил ее – вместо 640 ампер на 1100, а остальные 3 вместо 320 – на 400. С этого момента почти до самого окончания боя, я находился при турбинах и динамо-машинах, переходя от одной к другой и наблюдая их работу. Работали они отлично, без всякого нагревания до следующего дня. И тем нас, безусловно, спасли.

Ходя по палубам, я забежал на минуту в свою каюту за папиросами, которых, увы, не нашел, так как от моей каюты и соседней с нею остались одни ошметки и громадная дыра в борту. Чувствуя все-таки желание курить, я забежал в каюту командира, где бесцеремонно и набил свой портсигар. Его каюта была цела, но адмиральский салон был исковеркан: стол разбит, в левом борту дыра такая, что тройка влезет; 47-мм орудие этого борта лежало у стенки правого, вместе с двумя бесформенными трупами комендоров, из которых один представлял из себя почти скелет, а другой был разрезан пополам.

Временами сверху приходили различные и противоречивые известия, так как бой сместился к северу, наш отряд в нем участия не принимал и уже ничего было не видно толком. Похоже около того времени прибилась к нам подбитая в корму и изрядно осевшая в воду "Победа", которая не могла угнаться за двумя другими "пересветами", которые быстро от нас отрывались…