Все хроники Дюны (авторский сборник) - Герберт Фрэнк

— Ты не можешь ответить на мой вопрос, — проговорил Намри.

— Ты должен был убить его только в том случае, если бы в нем явно проявилась… одержимость, — проговорил Хэллек. — Богомерзость.

Намри поднял кулак к правому уху.

— Твоя госпожа знала, что мы подвергнем его проверкам на этом. Мудро было с ее стороны передать суд в мои руки.

Хэллек разочарованно поджал губы.

— Ты слышал, что сказала мне Преподобная Мать, — продолжал Намри. -Мы, Свободные, понимаем таких женщин, но вы, люди других миров, их никогда не поймете. Женщины Свободных часто посылают своих сыновей на смерть. Хэллек заговорил все еще плохо слушающимися губами:

— Ты извещаешь меня, что ты его убил?

— Он жив. Он в безопасным месте. Он продолжает получать спайс.

— Но я должен доставить его к бабушке, если он выживет, — сказал Хэллек.

Намри только плечами пожал.

Хэллек понял, что это единственный ответ, на который он может рассчитывать. Проклятье! Он не может вернуться к Джессике, не имея ответов на такие вопросы. Он покачал головой.

— Зачем спрашивать о том, чего ты не можешь изменить? — спросил Намри. — Тебе хорошо платят.

Хэллек грозно воззрился на него. Свободные! Они считают, будто все иностранцы падки прежде всего до денег. Но Намри говорил о большем, чем просто о предубеждениях Свободных. Здесь трудились другие силы, и это было ясно тому, кто свое обучение прозрел под наблюдением Бене Джессерит. Все это попахивало интригой внутри интриги внутри интриги…

Принимая оскорбительно фамильярный тон, Хэллек сказал:

— Леди Джессика будет в ярости. Она может послать когорты против…

— Занадик! — выругался Намри. — Ты, официальный гонец! Держись подальше от Мохалаты! Я с удовольствием отдам твою воду Благородному Народу!

Хэллек положил руку на нож, приготовил левый рукав, где у него был спрятан маленький сюрприз для нападающих.

— Не вижу разбрызганной здесь воды, — сказал он. — Наверно, ты ослеплен своей гордостью.

— Ты живешь, потому что я хотел, чтобы ты узнал перед смертью: твоя леди Джессика не пошлет когорты против кого бы то ни было. Тебе не проскользнуть тихой сапой в Хуануи, ты, отбросы другого мира. Я — из Благородного Народа, а ты…

— А я просто слуга Атридесов, — мягко заметил Хэллек. — Мы — те самые отбросы, что сняли ярмо Харконненов с вашей вонючей шеи.

У Намри так перекосило лицо, что зубы обнажились.

— Твоя госпожа — пленница на Салузе Второй. Приказы, которые, по-твоему, идут от нее, поступают от ее дочери.

С крайним усилием, но Хэллек сохранил свой голос бесстрастным.

— Неважно. Алия…

Намри вытащил свой криснож.

— Что ты знаешь о Чреве Небесном? Я — ее слуга, ты, шлюха среди мужчин. По ее повелению забираю я твою воду! — и он с безрассудной прямотой кинулся через комнату.

Хэллек не дал себя обмануть такой притворной неуклюжестью, взмахнул левым рукавом своей робы, высвобождая дополнительный кусок плотной материи, подшитой к нему, — и нож Намри увяз в этой материи. Тем же движением Хэллек закинул на голову Намри складки своей одежды и ударил ножом под это покрывало точно тому в лицо. Он почувствовал, что удар его достиг цели, когда тело Намри стукнулось о Хэллека твердой поверхностью надетого под робой металлического доспеха. Свободный испустил лишь один вопль ярости, запрокинулся назад и упал. Он лежал, кровь хлестала у него изо рта, какое-то время его глаза еще смотрели на Хэллека, потом медленно потускнели.

Хэллек выдохнул воздух сквозь губы. Как мог этот дурак Намри рассчитывать, будто хоть кто-то но заметит надетого под робой доспеха? Убирая рукав-ловушку, вытирая нож и вкладывая его в ножны, Хэллек обратился к трупу:

— Как, по-твоему, обучены мы, СЛУГИ Атридесов, дурак?

Он глубоко вздохнул, задумавшись: «Ну, ладно. Чьей же интриги я отвлекающая завеса?» В словах Намри вполне могло быть сколько-то правды. Джессика в плену у Коррино, Алия плетет собственные козни. Джессика неоднократно предупреждала, что Алия — враг, но вот своего пленения она не предвидела. Однако, у него есть ее приказы, и он будет им повиноваться. Во-первых, необходимо поскорее убраться из этого места. Хорошо, что один закутанный Свободный похож на другого. Он закатил тело Намри в угол, забросил его подушками, передвинул коврик, прикрывая кровь. Когда это было сделано, Хэллек приладил носовую и ротовую трубки своего стилсьюта, надел маску, как всякий, готовящийся выйти в пустыню, поглубже натянул капюшон и вышел в длинный коридор.

«Невиновные ходят беззаботно», — подумал он, приноравливая шаги под этакую небрежную походочку. «И я расскажу ей это, если ее увижу». Потому что если слова Намри правдивы, то действует опаснейший встречный план. Алия недолго позволит ему оставаться в живых, если его поймает, но всегда есть Стилгар — порядочный Свободный, с суевериями порядочного Свободного. Джессика ему объяснила: «На естественную натуру Стилгара наложен лишь очень тонкий слой цивилизованного поведения. И вот как снять с него этот слой…?

Глава 52

Дух Муад Диба — это больше, чем слова, больше, чем буква Закона, возвышающего его имя. Муад Диб всегда должен быть внутренней яростью против самодовольно могучих, против шарлатанов и догматичных фанатиков. Именно эта внутренняя ярость и должна говорить, потому что Муад Диб учил нас одному превыше всего прочего: что люди могут выжить только в братстве общественной справедливости.

Договор Федайкинов.

Лито сидел, прислонясь спиной к стене хижины, глаза на Сабихе, внутренним зрением следя за разматывающейся нитью своего видения. Сабиха приготовила кофе и отставила его в сторону. Теперь она сидела на корточках напротив него, помешивая вечернюю трапезу, кашу, приправленную меланжем. Руки ее проворно управлялись с ковшиком и с жидкостью цвета индиго, оставлявшей следы на краях чаши. Она склонила свое худое лицо над чашей, размешивая концентрат. Грубая перепонка, составлявшая стилтент хижины, прямо позади нее имела заплату из более светлого материала, и возникал серый ореол, на который падала тень Сабихи, танцуя в помаргивающем свете огня, на котором готовился ужин, и единственной лампы.

Лампа заинтриговала Лито. Народ Шулоха был расточителен со спайсовым маслом. Лампа, а не глоуглоб. Они владели рабами-отверженными, на тот момент, о котором рассказывается в историях о самых старых обычаях Свободных. И при том пользовались орнитоптерами и современнейшими спайсоуборщиками. Жестокая смесь древности и современности.

Сабиха пододвинула ему чашу с кашей, загасила огонь.

Лито не обратил внимания на чашу.

— Меня накажут, если ты это не съешь, — сказала она.

Лито воззрился на нее, думая: «Если я убью ее, разобьется одно видение. Если я расскажу ей о планах Муриза, разобьется другое видение. Если я буду дожидаться здесь отца, это видение-ниточка станет мощным канатом».

Он мысленно рассортировал ниточки. В некоторых было обаяние, не дававшее ему покоя. Одно из будущих — с Сабихой — обладало в его провидении соблазняющей реальностью. Оно угрожало перекрыть все остальные, пока он мучительным усилием не отделался от него.

— Почему ты так на меня смотришь? — спросила она.

Он так и не ответил.

Она пододвинула чашу поближе к нему.

Лито попробовал сглотнуть сухим горлом. Побуждение убить Сабиху нарастало в нем. Он даже задрожал. Как легко было бы разбить одно видение — и выпустить все остальные на свободу!

— Муриз это велит, — сказала она, касаясь чаши.

Да, Муриз это велит. Суеверие побеждает повсюду. Муриз хочет, чтобы ему истолковывали его видения. Он — как древний дикарь, просящий ведьминого доктора бросить бычьи кости и истолковать их расклад. Муриз забрал стилсьют пленника «из чистой предосторожности». Здесь была коварная шпилька в адрес Намри и Сабихи. Мол, «только дураки дают пленникам сбежать».

Хотя у Муриза есть глубокая эмоциональная проблема. Духовная Река. Вода пленника течет в жилах Муриза. Муриз ищет повода, который позволил бы ему убить Лито.

«Каков отец, таков сын», — подумал Лито.

— Спайс только даст тебе твои видения, — сказала Сабиха. От его долгого молчания ей стало не по себе. — У меня самой много раз бывали видения во время оргий. Они ничего не значат.

«Вот оно!» — подумал он, тело его напряглось в неподвижности, от которой его кожа почудилась ему холодной и влажной. Тренировка Бене Джессерит овладела его сознанием, направленный свет, вращающийся над ним, чтобы озарить полыхающим светом видение о Сабихе и о всех ее отверженных собратьях. Древнее наставление Бене Джессерит было ясным:

«Языки конструируются для того, чтобы отражать особости на пути жизни. Каждая особость может быть опознана по словам, их допускаемым толкованиям и конструкции предложения. Ищи перемычки. Особости представляют те места, где жизнь остановлена, где движение запружено и заморожено». Затем он увидел Сабиху, обладательницу видений, принадлежащих ей по праву, и всех других людей носителями той же силы. И все же она с презрением относилась к своим навеваемым спайсом видениям. Они вызывали отвращение и, следовательно, должны были быть отодвинуты в сторонку, умышленно позабыты. Они молились о росе на краю пустыни, потому что влага ограничивала их жизни. А еще они купаются в богатстве спайса и заманивают песчаную форель к открытым каналам. Сабиха относится к его провидческим видениям пренебрежительно и неточно, и все же внутри ее слов он видел путеводные огоньки: она зависит от абсолютностей, стремится к конечным пределам, и все потому, что не может справиться с суровостью тех жестоких решений, что затрагивают ее собственную плоть. Она цепляется за одноглазое видение мира, может быть, замкнутое, как шар, и с замороженным временем, потому что альтернативы ее устрашают.