Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

Мятеж в армии, бунты в столицах, учрежденная тобой Дума возглавила смуту, а правительство твое вовсе разбежалось! Сотни тысяч твоих бывших подданных бродили по улицам с песнями и лозунгами «Долой самодержавие!». К моменту твоего отречения ты уже не имел ни власти, ни воли за эту власть бороться! Прежде чем обвинять меня во всем, задумайся и о своей роли в этом деле! Да ты просто постыдным образом дезертировал с места службы, а теперь ищешь, на кого бы свалить ответственность за свои промахи! Я наделал кучу ошибок, это верно. Но и ты не херувим! И нечего на меня вешать всех собак!

Николай вскочил на ноги. Ноздри его раздувались, лицо было бледным, лишь глаза горели яростным огнем.

– Моя вина лишь в том, что я в час помутнения рассудка отрекся от престола! Лишь в том, что трон, обретенный мной Божественным Провидением, я малодушно передал тебе!

И тут я выругался. Да так, что позавидовали бы самые продвинутые в этом вопросе боцманы торгового флота. Мля, накипело. Выругался за все время нахождения здесь и за все, что пришлось здесь пережить. Вы даже не можете себе представить это ощущение невыразимого сброса напряжения через эти проклятые ругательства.

Бывший император даже отшатнулся.

– Что, брат, удивлен? Нюхнул прозы бытия? Нахватался в великосветских салонах, как ты говоришь? А может, не там? Может, нахватался там, куда вся эта великосветская шушера и носа не кажет? Вот скажи, знаешь ли ты русский народ?

– Смею надеяться.

– Правда? И что дает тебе основание так полагать? Ты совершил много официальных поездок и тебя торжественно встречали? Ты провел тысячи смотров, парадов и Высочайших аудиенций? Ты даже выезжал на фронт? Ты принял тысячи верноподданнических прошений и дал тысячи званых обедов? Ты принял тысячи бравых рапортов? Очнись, брат! Нет той России, которая изображается в верноподданнических докладах!

– Оставь этот тон! Не делай из меня дурака! Неужели ты думаешь, что двадцать три года я правил, не понимая таких простых вещей?

– Да? А почему тогда сегодня я сижу в этом кресле, а ты в том? И не надо тут про малодушие и прочие атрибуты дешевой оперетки. Ты потерял власть вовсе не из-за этого!

– Ты лишь месяц на престоле, а уже таких дел наворотил, что и сказать страшно!

– А ты скажи!

– И скажу! Ты оттолкнул от себя старое дворянство, ты настроил против себя крупных землевладельцев, твои бредни о «Ста днях для мира» лишь укрепляют мнение о прогерманскости Романовых. Эти же опасные бредни полностью разложили фронт. Войска не желают больше воевать и в наступление уже не пойдут. Падение дисциплины на фронте достигло ужасающих размеров. Мы застыли в глупейшей позиции – не можем вести войну, но и не можем из нее выйти. Наш авторитет в глазах союзников бесповоротно потерян. Ты взбудоражил общество, и толпа желает перемен. Рабочие бузят. Крестьяне поверили твоим россказням о земле и теперь уж не отступятся. Мне продолжать? Твоя политика опасна, твоя политика самоубийственна, ты случайный человек на троне, полный опасных мечтаний и нереальных прожектов!

– Случайный человек? А может, я итог двадцати трех лет твоего правления, а? Не надо тут посыпать голову пеплом и сетовать на умопомрачение, приведшее к отречению. Изволь смотреть правде в глаза. Ты правил империей, не понимая народ свой.

– А ты, значит, понимаешь?

– Я прошел реальную войну, в отличие от тебя. Да, я знаю, что ты от всего сердца хотел быть хорошим царем. Да, я знаю, что многие образцы обмундирования и вооружения солдат ты испытывал на себе, совершая пешие переходы в полной выкладке. Ты действительно заботился о своем солдате, но поверь, это еще не значит, что ты реально понимаешь простого солдата и простого крестьянина. Что ты видел, покидая свои дворцы да поезд этот? Только то, что тебе хотели показать. Ты завшивленные окопы видел? Нет, тебе их не показывали. Сидел в них во время артобстрела? Нет, так близко к фронту ты никогда не приближался. Жрал с низшим чином его кашу? Нет, не ту образцово показательную, которую ты демонстративно изволивал откушивать во время Высочайших визитов в армию. А именно жрал то месиво, которое именуют кашей лишь на бумаге, вперемешку с землей и соломой, торопясь урвать момент между обстрелами? Знаешь, как выглядит нужник на фронте? Что ты, вообще, видел на войне? Знаешь ли ты, как костерят последними словами генералов вместе с тобой в придачу?! Я знаю думы солдат и знаю, чем дышит фронт. И я знаю, на что способен русский мужик. Будь моя воля, я бы законодательно утвердил обязанность русских императоров перед восшествием на престол отвоевать на фронте минимум год. Да не просто отсидеть в штабе, а именно так, как положено, в окопе, в обнимку со вшами, да в симфонии с пулями, летящими вокруг!

– Ты прекрасно осведомлен о том, что император не может этого всего делать и не имеет права подвергать стабильность империи мальчишескими героическими выходками! Ты сам сейчас едешь в Петроград, окруженный охраной выше всякой меры. Твои упреки по меньшей мере звучат странно! Я воевал бы ничуть не хуже тебя, имей я такую возможность!

Осаживаю назад, а то действительно как-то не так прозвучало.

– Не сомневаюсь, что ты бы воевал храбро и был бы прекрасным командиром. Я не подвергал сомнению твою доблесть, а лишь описывал проблему ограниченной возможности тебе приобрести практический личный опыт. Прости, если прозвучало в моих словах что-то обидное для тебя.

– Пустое.

Николай опустился в кресло. Что ж, эта моя оплошность по крайней мере сбила градус накала страстей, а то мы расшумелись на весь вагон. Представляю, что там сейчас в голове у моего адъютанта. А то еще придется его убить. Почти шутка.

Мой собеседник меж тем вновь заговорил:

– В чем-то ты, разумеется, прав. Но все равно я не понимаю логики твоих действий. Да, ситуация в конце февраля вышла из-под контроля. Да, тебе удалось удержать страну