Генерал-адмирал. Тетралогия - Роман Злотников

Итак, все началось еще осенью 1916-го, во время предвыборной кампании Вудро Вильсона. Кампания проходила под лозунгом «Он уберег нас от войны!» — поэтому всякие исследования, аналитические справки и биржевые сводки, показывающие, сколь многого добилась администрация Вильсона за два года бушующей в Европе войны, но без непосредственного участия в ней, оказались очень востребованы. Эти успехи, как и это самое неучастие, везде и всюду поднимались на щит, ведь конкурент действующего президента — кандидат от республиканцев Чарльз Эванс Хьюз — ратовал за вступление САСШ в войну. Никто и не подозревал, что существенная часть аналитических обзоров, направо и налево цитировавшихся сторонниками господина Вильсона, многие из которых в настоящий момент занимали ключевые посты в его администрации, была заказана на наши деньги. Да и сам Вудро Вильсон с удовольствием использовал громкие цифры из этих документов. Ну и естественно, он старательно подчеркивал, что «это не наша война, мы не имеем к ней никакого отношения», и обещал, что «ни один американский солдат не сделает в этой войне ни единого выстрела ни на одной стороне».

Уже в январе 1917-го, еще до окончания перемирия, кое-какие из этих справок, докладов и аналитических отчетов начали появляться и в европейской прессе, потихоньку формируя общественное мнение. Кроме того, подобные исследования были заказаны и европейским экономистам (ну, надо ведь было выяснить, действительно ли все обстоит таким образом или американцы преувеличивают) с некими «финансовыми намеками» на то, какой результат щедрые заказчики считают предпочтительным…

Так что к началу дебатов об участии САСШ в конференции все влиятельные экономисты Великобритании и Франции уже успели не только полностью сформулировать, но и обнародовать свое отношение к этому вопросу. И к тому моменту, когда господа американцы заявили претензии на участие в разделе европейского «пирога», общественное мнение в Европе, в первую очередь, естественно, в Великобритании и во Франции, уже было на грани возмущения. Ну как же, страна, помогающая врагу и, как выяснилось, тихой сапой грабящая их самих, отчего-то считает, что она вполне достойна встать в ряд победителей! Проамериканское лобби, готовое поддерживать и проталкивать идею дележки с американцами результатов европейской бойни (естественно, имея тут собственный интерес), которое, чего уж скрывать, не просто существовало в высших кругах европейских государств, но и было весьма влиятельным, оказалось крайне ограничено в действиях, а когда в прессе развернулась антиамериканская кампания, и вовсе затаилось. Ибо после того как в Европе начали публиковаться прямые цитаты из речей американских политиков самого высшего ранга — от министра торговли Уильяма Редфилда и госсекретаря Роберта Лансинга до самого президента Вильсона, — во время предвыборной кампании растиражированные американскими газетами, любой европейский политик, заикнувшийся о положительной роли САСШ и их заслугах в победе над Германией, был бы немедленно заклеймен как антипатриот и предатель. Наше же участие в этом этапе кампании ограничилось тем, что мы цитаты отследили, задокументировали и предоставили в распоряжение ведущих европейских журналистов. Ну и в некотором финансовом поощрении наиболее активных из них, конечно. А куда деваться — «свободная» пресса любит деньги. Недаром журналисты гордо именуют себя «древнейшей профессией», деля этот статус с проституцией…

Все попытки американцев втиснуться в ряды победителей удалось отразить. Лидерство в этом процессе «европейской самообороны» мы скромно отдали англичанам и французам, сделав вид, что всего лишь вежливо поддерживаем союзников. Николай даже разок вызвал в Зимний главных редакторов, известных журналистов и эдак по-отечески пожурил их — мол, негоже идти на поводу у эмоций и так беспардонно наезжать на «одного из наших союзников в закончившейся войне». Ну да мы-то торговали с американцами довольно активно, закупили у них во время войны много чего — от элитного скота до станков и оборудования. Так что американская пресса нас даже, можно сказать, похвалила, обгавкав англичан и французов и сухо заметив, что из трех великих держав-победительниц только Россия «заняла наиболее взвешенную позицию», но «была принуждена уступить давлению». Прочитав это в «Нью-Йорк Таймс», я, помнится, облегченно вздохнул. Открыто портить отношения с САСШ было еще рановато. Да я бы вообще с ними портить отношения не стал, если честно, но, скорее всего, придется. Больно наглые ребята, а уж амбиции у них…

Попытка англичан протащить на конференцию лимитрофы, дабы организовать из них крупный пул «заднескамеечников», в состав которых они пропихнули все пять своих доминионов, а также кучу непонятно с какого боку причастных к войне государств типа Либерии, удалась. Но не бесплатно. Англичанам пришлось согласиться с участием в конференции и наших протеже — от новых балканских государств до семи новых государственных образований, возникших на месте аравийских и междуреченских вилайетов бывшей Османской империи. По итогам череды восстаний, прокатившихся по тому региону в 1916 году, мы с помощью двусторонних торгово-экономических договоров могли, по первым прикидкам, претендовать там на половину, а то и на две трети всей нефти Персидского залива. Основным аргументом, перетянувшим на нашу сторону так много новообразованных государств, оказались отнюдь не наши агенты влияния, хотя и они, конечно, помогли. Заднескамеечники — британский политический термин для обозначения маловлиятельных, но послушных политиков, чья функция заключается только в том, чтобы голосовать по команде лидера фракции.

Основным аргументом стало то, что мы имели общую границу с Турцией и после Босфорской операции и подавления Царьградского мятежа выглядели в глазах турок самыми опасными противниками и вообще силой, которой они просто не способны были противостоять. Вследствие чего те новообразованные государства, которые не только были признаны Российской империей, но и сумели заключить с ней хотя бы один договор, мгновенно становились табу для турецкой армии, кое-как пытавшейся справиться с тем, что турки все еще считали мятежом в своих провинциях. Ибо Россия в ноте, направленной в адрес турецкого правительства, прямо заявила, что готова отстаивать свои интересы в районе Персидского залива, основывающиеся на заключенных торговых и иных соглашениях, всеми возможными способами. То есть и военной силой. А для воздействия на Турцию военной силой нам, в отличие от англичан, не требовалось куда-то везти войска — достаточно было пешком перейти границу… Иначе бы нам там пришлось куда труднее. Все-таки у англичан там тоже были довольно сильные позиции.

В самой конференции я лично не участвовал, только в заключительной части. Но ее итоги, зафиксированные в мирных договорах, счел вполне приемлемыми. Конечно, не всего, чего хотелось, удалось достигнуть, но, так сказать, по гамбургскому счету мы получили максимум возможного. Отдавая должное дипломатам, я, однако, был склонен объяснить львиную долю успеха уникальной позицией России на этой конференции. Ибо, по сути, России здесь не нужно было ничего, потому что самые крупные трофеи войны уже были у нас в руках. Причем наши союзники их полностью одобрили… Нет, конечно, было что-то, чего мы желали бы получить еще, и за это наши дипломаты отчаянно сражались в словесных и бумажных битвах, но по сравнению с тем, что у нас уже имелось, либо с тем, что стремились получить остальные, это были жалкие крохи. Впрочем, мы и от них не отказались.

Первые тревожные звоночки для наших союзников прозвучали, когда русский представитель назвал финансовые требования англичан и французов к Германии, Австрии и Италии «неприемлемыми с точки зрения гуманизма», ибо исполнение этих требований «обрекает каждого подданного Германской империи от грудных детей до глубоких стариков взвалить на плечи неподъемное для простого человека — крестьянина, рабочего, сельского фельдшера, учителя — бремя долга: сумму в три тысячи золотых марок». Если честно, я здорово веселился, отслеживая развитие ситуации, при которой именно Россия выступала с позиции «гуманизма», которую так любят занимать наши западные друзья в покинутом мною будущем… Еще несколько оспоренных нашей делегацией предложений союзников привели к тому, что пресса в Германии начала называть Россию «заступницей немецкого народа», а русских — «давними и верными друзьями и союзниками немцев» и «самым близким немцам по духу и культуре европейским народом».

Все это обосновывалось множеством фактов и событий из истории со времен Петра I, а также экономическими выкладками и — вот ведь анекдот! — расологическими исследованиями. Как немедленно выяснилось из публикаций немецкой прессы, все исследования неопровержимо доказывали, что русские и немцы есть вершина развития «нордического человека». Причем в отличие от остальных европейских народов, имеющих право претендовать на место в «нордическом» пантеоне высшей расы, немцы и русские близки по духу и истокам, так как оба эти народа сформировались на одной расовой базе: и русские, и немцы являются результатом слияния двух самых жизнеспособных ветвей потомков нордической расы — славян и германцев, ибо в современном немце течет изрядная доля крови славянских полабских племен, то есть всяких там лютичей, бодричей, лужичан и так далее, ну а в Россию германцы и викинги устремлялись издревле, даже одна из императриц, и не какая-то, а сама Екатерина Великая, была германской крови…