Мемуары. 50 лет размышлений о политике - Раймон Арон

Европейцы, сторонники Атлантического альянса, в свое время одобрили действия американцев в Корее. Носили ли их действия во Вьетнаме такой же характер? Ответ зависел от многочисленных, слабо изученных, факторов. Известно, и это знают те, кто побывал в Южной Корее, что к югу от 38-й параллели существует некая целостность, государство, народ, готовый защищаться от агрессии Севера. Там существует корейский патриотизм, неотделимый от патриотизма антикоммунистического, который предполагает осуждение вторжения, совершенного 25 июня 1950 года, полностью оправдывает действия Гарри Трумэна и Дина Ачесона. Существовал ли в 1954, в 1960 годах какой-то южновьетнамский патриотизм? Имеются или отсутствуют основания для сближения случая с двумя Вьетнамами и случаев с двумя Кореями или двумя Германиями? Лично я не сомневаюсь в том, что восточные немцы, если бы им позволили свободно выразить свою волю, выбрали бы положение своих братьев, «эксплуатируемых капитализмом». И однако же, если бы западные немцы попытались с помощью военной силы объединить две части прежнего Рейха, то на Западе все, от правых до левых, назвали бы их поджигателями войны. Поэтому мне не казалось правильным обвинять Соединенные Штаты в империализме за их участие в обеспечении выживания Республики Южный Вьетнам.

На наши позиции должно было повлиять еще одно рассуждение. Заслуживал ли защиты южновьетнамский режим? Был ли он предпочтительнее того, который несли с собой северовьетнамцы? Западная пресса, особенно американская, подвергла беспощадному осуждению нарушения демократических норм при южновьетнамском режиме. Читатели узнали об ужасах, которые творились в лагерях, — поскольку и на Юге были лагеря. Отсюда — вопрос: сражаясь за Южный Вьетнам, сражались ли Соединенные Штаты за стратегические позиции, за идеи Запада или же за сохранение своего престижа, как выразился Г. Киссинджер, за доверие к себе?

Лично я, насколько помню, склонялся к следующей позиции: для южновьетнамцев и для Соединенных Штатов было бы желательным выживание Республики Юга; но способны ли Соединенные Штаты довести до конца это предприятие? Может быть, цена этой войны окажется выше той ставки, которая на нее сделана. Другими словами, они рисковали совершить большее, чем преступление, — ошибку. Разрываясь между этими чувствами и этими аналитическими выкладками, расходящимися, даже взаимоисключающими, я стал искать убежище в одной из своих ролей — свидетеля людских безумств и бедствий.

У вьетнамской войны оказалось особое лицо, если сравнивать ее с предыдущими войнами за так называемое национальное освобождение или с кампанией в Корее. Дивизии Северного Вьетнама не пересекали демаркационную линию, как это в свое время сделали дивизии Северной Кореи. «Партизаны», которые вели «малую войну» на Юге, получали материально-техническую поддержку; кроме того, их ряды постоянно пополнялись бойцами, набранными и обученными на Севере. В ответ на агрессию Северного Вьетнама команда Л. Б. Джонсона впервые применила стратегию, основанную на доктрине эскалации и использования авиации. Американцы не стали искать на Севере скопления войск или промышленные объекты, чтобы уничтожить первые или завладеть вторыми; бомбардировке была подвергнута территория государства, с которым они не находились в состоянии войны, но которое снабжало и укрепляло силы сражавшихся на Юге.

Какое стратегическое значение имели эти бомбардировки? Сбрасывая бомбы на тропу Хо Ши Мина, американцы намеревались если не остановить проникновение северовьетнамских солдат на Юг, то хотя бы уменьшить их численность там. Вспоминаю разговор с Р. С. Макнамарой в Пентагоне, примерно в 1966 году. По обыкновению он прибегал к схемам для иллюстрации своих идей, провел три линии, расположенные одна под другой: верхняя линия показывала число переходов с Севера на Юг при отсутствии бомбардировок; вторая — число переходов вопреки бомбардировкам; третья — число переходов, еще более ограниченное, которое было бы необходимо для решительного изменения хода операций. Бомбардировки, которым теперь подвергалась уже не тропа Хо Ши Мина, а территория Северного Вьетнама, должны были «наказать врага», опустошить неприятельскую территорию — возврат к практике многовековой давности. В прошлом столетии, во время завоевания Алжира, французы не отказывались от подобного рода методов, например, отравляя колодцы и лишая караваны питьевой воды. Л. Б. Джонсон и его команда дали знать Ханою, что намерены бомбардировать Север, если не прекратятся просачивания на Юг и снабжение Вьетконга. Применялась доктрина, разработанная специалистами в рамках ядерной стратегии, доктрина возрастающего применения силы, чтобы убедить ханойских коммунистов отказаться от своего предприятия.

Я проанализировал эту своеобразную форму ведения войны — бомбардировки, интенсивность которых постепенно увеличивается, направленные против подрывной деятельности, — скептически оценил эффективность данной стратегии. Воздушные налеты привели к разрушениям и людским потерям, но они не уничтожили города (когда американцы, выступавшие в защиту Северного Вьетнама, посетили Ханой, после подписания Парижских соглашений, они с удивлением констатировали, что в основном город уцелел, он отнюдь не походил на ту груду развалин, которую они предполагали увидеть).

Что же касается психологического воздействия бомбардировок, то они оказались столь же неэффективными, как и в последней войне с Германией. Население «выстояло». Угроза эскалации не поколебала решимость северовьетнамского правительства. Оно не восприняло всерьез предупреждения, переданные ему через канадцев. У него не было сомнений относительно существования ограничений, которые американцы сами на себя накладывали. «Для того чтобы заставить поверить в демонетаризацию[246] золота, американцы должны были бы сами в это поверить. Для того чтобы устрашить северовьетнамцев, американцам следовало бы принять всерьез свою собственную угрозу довести дело до крайности. В обоих случаях послание наталкивается на недоверие получателя из-за скептицизма того, от кого это послание исходит» (6 марта 1968 года).

Несколько месяцев назад мои друзья Бруайели спросили меня, «одобрил» ли я американские бомбардировки с использованием напалма, — так им сказали, чтобы излечить от дружеских чувств, которые эта семья всегда ко мне питала. Вопрос этот по своей природе не отличается от того, что задали мне Д. Вольтон и Ж.-Л. Миссика: осудили ли вы пытки в Алжире? Я ответил, немного раздраженный настойчивостью моих следователей: прекраснодушие («eine schöne Seele») не в моем характере. В 1945 году я желал, чтобы Франция согласилась на объединение трех государств региона. В 1965 или в 1968 году существовала Республика Южный Вьетнам, которая казалась мне предпочтительнее тоталитаризма Севера; усилия американцев защитить эту республику, ведя «сомнительную борьбу», не были проявлением империалистической воли, а проистекали скорее из иллюзии всесилия. Что же касается напалма, то следовало ненавидеть его так же, как и пытки. Должны были бы или могли бы военные воздержаться от использования этих средств? Издалека на этот вопрос ответить легко: да, разумеется.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});