Секреты, скрытые в шрамах - Estrella Rose

был единственным ребенком в семье. Я был намного счастливее до того, как узнал об этом человеке.

— Я прекрасно понимаю тебя, дорогой. — Ракель мягко приобнимает Терренса за плечи и прижимается поближе к нему. — Ведь у меня и самой нет желания забывать о том, что он наговорил про меня… Про тебя… Про Наталию… Про всех нас…

— Пф, ладно бы он только меня поливал грязью. Но этот паршивец решил оскорбить тебя и твою подругу. Наговорил такого, что мне хотелось придушить его собственными руками. Сначала хотелось верить, что это неправда, но его омерзительное поведение все больше заставляло меня понять, что я не должен был защищать эту мразь и говорить, что он милый и пушистый.

— Надеюсь, когда-нибудь его слова вернется ему бумерангом, и он будет переживать то, что пожелал нам. Наталия не зря пожелала ему пожалеть о своих поступках до желания застрелить себя. И я хочу верить, Эдвард ответит за все зло, которое он причинил нам. И… Не станет причиной всех наших неудач вследствие какого-нибудь… Проклятия…

— Нет, милая! — Терренс резко выпрямляется и гладит Ракель по щеке. — Если ты думаешь, что его слова что-то изменят или проклянут нас, то этого не произойдет! Я всегда говорил, что пока мы с тобой вместе, то сможем пройти через любые невзгоды. И Эдвард не сможет разлучить нас. На зло ему мы будем вместе и разберемся с ним и дядей Майклом, если его вина во всем происходящем тоже есть.

— Хотела бы я верить тебе, но с трудом могу… — с грустью во взгляде тихо говорит Ракель, тяжело вздохнув и опустив взгляд вниз. — Ведь в последнее время на нас свалилось слишком много бед… Ни один день не проходит спокойно… Позавчера — преследование тех типов. Вчера — попытка Питера покончить с собой. А сегодня — разоблачение Эдварда и его ссора с Наталией, которая помогла нам узнать о том, что они расстались. Что же будет завтра?

— Так не будет продолжаться вечно. Когда-нибудь все это прекратится, и мы начнем жить прежней жизнью. Хотя разберемся с историей, в которой оказались все МакКлайфы.

— Хотелось бы тебе верить… — отвечает Ракель, откинув голову назад. — Но, похоже, спокойствия нам еще долго не видать.

— Не теряй надежду, дорогая. — Терренс обнимает Ракель за плечи и мило целует ее в висок, положив ее голову к себе на плечо. — История Саймона Рингера ведь закончилась. А значит, закончится и история Эдварда и Майкла МакКлайфов.

— Думаешь, они все-таки сообщники? Или Эдвард хочет обобрать и его тоже?

— Не знаю и знать не хочу. Меня не волнует, что с ним будет происходить, и с этой минуты я по возможности больше не хочу говорить о нем. Пусть хоть на него еще раз нападут и изрежут до смерти — я и бровью не пошевелю. Сразу говорю, смерти ему я не желаю, но страдать и носить траур не буду. Если сдохнет, мне будет лучше.

— Неприятно, но справедливо.

— Ты знаешь, что я даже и не думал о подобном. Но у меня нет выбора. Эдвард сам решил свою судьбу — вот пусть и живет как хочет.

— А что насчет вашей матери? Рано или поздно ей придется узнать, какой он на самом деле паршивец.

— Что касается мамы, то я чуть позже поговорю с ней по телефону. И приеду к ней домой лишь тогда, когда эта крыса свалит куда-нибудь.

— Тебе придется рассказать ей о ссоре с этим человеком. Миссис МакКлайф сразу заподозрит что-то неладное, когда узнает, что ты не хочешь видеться с Эдвардом.

— Расскажу как есть. Может, опущу какие-то подробности, чтобы не шокировать ее, но я не собираюсь делать вид, что ничего не знаю. Если Эдвард не расскажет всю правду, то это сделаю я. А мама обязательно захочет узнать подробности и поговорить со мной насчет этой ситуации.

— Что ж, тебе лучше знать… — пожимает плечами Ракель. — Но если что, я готова подтвердить каждое твое слово и убедить ее в том, что мы не лжем.

— Спасибо, любимая, — Терренс мило целует Ракель в висок и нежно гладит по голове. — И прости, если напугал, когда начал драться с этим предателем.

— Не буду отрицать, что сильно испугалась, однако ему надо было немного вправить мозги. — Ракель мягко гладит Терренса по щеке и пальцем аккуратно убирает небольшую струйку крови у него под носом. — Хотя он здорово побил тебя… У тебя кровь под носом и в уголках рта.

— Да, рука у него тяжелая, у меня все тело болит… — слегка морщится Терренс и бросает короткий взгляд на свою клетчатую рубашку и джинсы. — Черт, эта тварь мне рубашку порвал… Стоила бешеных денег… Еще и на джинсах порванные места…

— Может, можно что-то сделать хотя бы с рубашкой? Позволь посмотреть? — Ракель быстро осматривает рубашку Терренса и через несколько секунд слегка улыбается, будучи уверенной в том, что поводов для паники нет. — Не переживай, думаю, я смогу привести ее в порядок. Будет выглядеть так, будто только что была куплена в магазине.

— Думаешь, ее пока что можно не выбрасывать?

— Конечно, нет! Просто оставь ее мне, когда захочешь переодеться, и я быстро зашью порванные места.

— Спасибо большое, Ракель. — Терренс приобнимает Ракель с легкой улыбкой. — Ты просто прелесть.

— Главное, что ты сам остался цел, — слегка улыбается Ракель. — Этот придурок запросто мог покалечить тебя… Видя, какие сильные удары он наносил…

— Не беспокойся за меня, я умею постоять за себя и не буду становиться грушей для битья.

— Я знаю. В любом случае ты у меня просто молодец.

— Приятно это слышать.

Ракель с легкой улыбкой нежно обнимает Терренса, закинув руки вокруг его шеи, и держит голову на его плече. Тот мягко водит рукой по спине и находит в себе силы искренне улыбнуться. В воздухе на пару-тройку секунд воцаряется пауза, а потом взгляд мужчины останавливается на висящих в гостиной часах.

— О, черт, скоро мне нужно будет ехать в больницу, — тихонько стонет Терренс. — Хотя сейчас совсем ничего не хочется делать. Я полностью опустошен.

— Но тебе придется, — тихо отмечает Ракель. — А иначе те девушки и Даниэль решат, что тебе наплевать на Питера.

— Знаю, поэтому и заставлю себя сделать это.

— Кстати, ты так и не сказал, во сколько поедешь.

— Пока я и сам не знаю. Сейчас немного приду в себя и позвоню Даниэлю. Нам сказали, что мы можем приехать после обеда, но во сколько именно — нет. Так что договоримся поехать где-то после четырех-пяти.

— Хорошо…

Ракель кивает и задумывается о