Мертвые львы - Мик Геррон

клиентом. Нет, не постоянным. И вообще, это что, допрос?

Нет, это счастливый случай, объяснила ему Ширли. И предложила угостить его завтраком.

Она все еще была на взводе после ночного набега на «ДатаЛок», где хранились оцифрованные записи с камер наблюдения в вагонах поездов. Сосунка-охранника удалось усмирить без особого труда, и утренняя смена его уже наверняка освободила: мальчишка решил, что она его убьет. Нужные файлы пришлось поискать, но в системе Ширли разобралась быстро — не зря же она четыре года работала в департаменте Связи Риджентс-Парка — и закачала все необходимое и даже больше на специально созданный веб-сайт, который уже убила. Потом она отправилась домой, разбудила своего партнера и совершила акт сексуального насилия, после чего партнер, как и следовало ожидать, вырубился, а Ширли нюхнула кокса и начала сортировать стибренную информацию, за несколько минут разложив ее по полочкам: дата, время, номер состава, пункт назначения, вагон. Судя по всему, запись велась с семисекундным перерывом, хотя, возможно, это кокс создавал такой эффект. Мысль о коксе потребовала второй понюшки: если просмотр записей займет всю ночь, то без помощи не обойтись.

Просмотр занял чуть больше двух часов.

Это если по часам. К тому времени Ширли отправилась в свободный полет с помощью кокса и адреналинового кайфа после набега на «ДатаЛок». Каждый семисекундный стоп-кадр казался стуком сердца. Лысых было немало — в наши дни лысая голова не только трагедия, но и веяние моды, но Ширли точно знала, что обнаружила того самого мистера Эл: не обращая внимания на камеру в конце вагона, он расположился точно в центре кадра, будто ждал, когда вылетит птичка. Сидел один, без спутников, сурово глядя перед собой. Даже не моргал. Нет, наверное, моргал, подумала накокошенная Ширли Дандер, в те шесть секунд из семи, когда камера его не снимала. Но все равно странно, потому что прерывистая суета вокруг него напоминала цирковое представление или конференцию иллюзионистов — пассажиры как по волшебству складывали или разворачивали газеты и вытаскивали носовые платки из ниоткуда, — а мистер Эл был неподвижен, будто картонный силуэт, и даже не раскачивался в такт ходу поезда. Так он и продолжал до самого Моретон-ин-Марша, в Котсуолдс. Где, кроме прочих достопримечательностей, имелось и очаровательное кафе, которое открывалось с раннего утра.

Выяснилось, что Кенни Малдун обжирается завтраками: сосиски, бекон, яичница, фасоль, жареные помидоры; чай ведрами. А уж гренками можно было облицевать амбар. У Ширли никакого аппетита не было, в ее жилах все еще бурлила энергия. Но последняя понюшка кокса состоялась несколько часов назад, а у Ширли было незыблемое правило — с коксом из дома не выходить, поэтому она надкусила гренок, враз выхлебала чашку чая и налила себе еще. Потом сказала:

— Значит, в прошлый вторник ты увез лысого джентльмена со станции.

— Не знаю, какой он там джентльмен. Больше на вышибалу похож.

— Давай не зацикливаться на деталях. Куда ты его повез?

— Что, поссорились, голубки? — Кенни Малдун с таким смаком произнес «голубки», будто это был последний кусок сосиски. — Сладкий папик решил слинять в ночи?

Ширли Дандер выхватила вилку из пальцев неосмотрительного Кенни, проткнула ею его ладонь и с силой надавила. Почувствовала, как зубцы вилки вонзаются в хрящи и сухожилия, увидела, как кровь, будто кетчуп, заливает остатки его чисто английского завтрака.

— Хе… хе… — сказал Кенни.

Ширли моргнула. Кенни по-прежнему держал вилку в руке.

— Типа того, — сказала Ширли. — А ты помнишь, куда его повез?

Вместо ответа Кенни Малдун трагически прикрыл глаза. Таксисты, подумала Ширли. Никто на свете не станет возражать, если запихнуть всех таксистов в сундук вместе со всеми лондонскими банкирами и сбросить с высокой скалы в ущелье. С заначкой под браслетом наручных часов Ширли уже рассталась, поэтому вытащила еще одну десятку из кармана.

— Вот уж не думала, что за городом так накладно жить.

— Вы, городские, своего счастья не знаете. — Таксист отложил нож, взял деньги, сунул их в карман. Снова взялся за нож. — Помню, конечно, — непринужденно продолжил он, будто все, что произошло между ее вопросом и его ответом, было невидимым. — Как же не запомнить. Он мне такое устроил!

— Что именно?

— Не знал, куда едет. Начал с того, что попросил отвезти его в Буртон-он-зе-Уотер. Мы полпути проехали, а он вдруг заорал как резаный. Я чуть в кювет не угодил. А оно мне надо было, когда дождь стеной?

По его тону было понятно, что этот случай его сильно задел.

— А в чем же было дело?

— Оказалось, что он имел в виду не Буртон-он-зе-Уотер, а вовсе даже Апшот. И заявил, что с самого начала так и сказал, а я, мол, идиот глухой. Как по-твоему, сколько лет я баранку кручу?

Меня это не интересует, подумала Ширли и вслух предположила:

— Лет пятнадцать?

— Ха! Двадцать четыре. И со слухом у меня все в порядке, это я тебе забесплатно скажу.

Тогда гони сдачу, подумала Ширли.

— И что ты сделал?

— А что я мог сделать? Повернул и отвез его в Апшот. А он меня заставил счетчик сбросить и начать по новой, мол, не собирается платить за поездку куда ему не надо. — Кенни Малдун сокрушенно покачал головой, осуждая несправедливый мир, в котором случаются такие возмутительные происшествия. — Ну и понятно, сколько он мне на чай оставил.

Большим и указательным пальцем Ширли изобразила «0», и таксист угрюмо кивнул.

— Ну и как Апшот?

— Да никак. Дыра дырой. Сотня домов и паб.

— Значит, железнодорожной станции там нет.

Малдун посмотрел на нее как на инопланетянку. Хотя, по правде сказать, Ширли уже такой себя и ощущала.

— Так вот, дыра дырой. Ну, там я его и оставил. За двенадцать фунтов по счетчику и за хрен чаевых. Сам удивляюсь, какого черта я в таксисты подался.

Он наколол на вилку последний кусочек сосиски, подобрал им остатки желтка и сунул в рот, всем своим видом показывая, что нашел некоторое утешение в роли, отведенной ему жизнью.

— И больше ты его не видел?

— Я уехал, — сказал Кенни Малдун, — и оглядываться не стал.

В Лондоне правила дорожного движения распространяются по кривой: для автомобилистов они — требование; для таксистов — рекомендация; а для велосипедистов — мелкое неудобство. Мин, не притормаживая, свернул на Сити-роуд, и грузовик, мчащийся на юг, просвистел в целом метре от него, но все равно загудел. Не обращая на него внимания, Мин рванул сквозь стайку туристов на переходе, которые тут же порскнули на безопасный тротуар, только красные рюкзачки замелькали…

На велосипеде, взятом со стоянки у Бродгейт-Сквер,