Соломон. Царь тысячи песен - Виктор Зонис

Аменет тяжело вздохнула и, нагнувшись, достала искусно вырезанную из слоновой кости небольшую женскую фигурку.

Соломон взял ее в руки, повертел, задумчиво рассматривая.

— Чья это фигура, кого-то из египетских богов?

Аменет, глотая слезы, прошептала:

— Это Ашторет — богиня плодородия и любви, покровительница матерей… финикийская богиня…

— Финикийская? — удивился Соломон. — Ты поклоняешься чужим богам?

— Какая разница, египетская или финикийская? Это очень могущественная богиня, и в Египте много ее храмов. Она покровительствует любовникам и матерям… а я… люблю тебя… и хочу родить тебе сына… — всхлипывала Аменет.

Соломон аккуратно поставил фигурку на столик и присел рядом с Аменет.

— А почему тебе не помолиться об этом моему Богу, всесильному Богу Израиля? Неужели ты думаешь, что эта маленькая фигурка способна помочь тебе больше?

— Ничего я не думаю, я с детства привыкла к нашим богам. Я не могу просить того, кого не вижу и не знаю… Наши жрецы говорили что-то отцу моему про единого Бога, но я не понимаю, это сложно… Прошу, не наказывай меня! Мне здесь одиноко и тоскливо… Разве могут принести вред твоему великому Богу мои маленькие фигурки?

— А у тебя их что — много?

— Немного, но есть несколько…

Соломон задумался.

— Успокойся, я тебя понимаю и уж никак не собираюсь наказывать, — наконец произнес он. — Да и за что? Так тебя воспитали, так принято в твоей стране, — рассуждал он. — Как я могу тебе запретить? Без веры жить нельзя… Но мне нужно хорошенько подумать. В Израиль сейчас приезжает много людей из разных стран, а будет еще больше. И мы не должны насильно заставлять их молиться единому нашему Богу. Наоборот, нужно создать необходимые условия, чтобы жизнь в Израиле не показалось им тягостной. Надо подумать… А скажи мне, царица, бываешь ли ты в гареме? — неожиданно спросил он.

— В гареме? — Аменет удивленно пожала плечами. — А что мне там делать? — презрительно произнесла она. — Там слишком шумно, грязно, можно заразу подхватить…

— Значит, не бываешь? — хмыкнул Соломон.

— Ну, почему… Иногда, редко, когда совсем скучно становится, а почему ты спрашиваешь? — В ее голосе послышалась тревога.

Соломон не ответил, улыбнулся.

Глава 16

Всего насмотрелся я в суетные дни мои: праведник гибнет в праведности своей; нечестивый живет долго в нечестии своем.

Не будь слишком строг, и не выставляй себя слишком мудрым; зачем тебе губить себя?

Не предавайся греху и не будь безумен: зачем тебе умирать не в свое время?

Хорошо, если ты будешь держаться одного и и не отнимать руки от другого; потому что кто боится Бога, тот избежит всего того.

Мудрость делает мудрого сильнее десяти властителей, которые в городе.

Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы; поэтому не на всякое слово, которое говорят, обращай внимание, чтобы не услышать тебе раба твоего, когда он злословит тебя; ибо сердце твое знает много случаев, когда и сам ты злословил других. Все это испытал я мудростью; я сказал: «Буду я мудрым»; но мудрость далека от меня.

Далеко то, что было, и глубоко — глубоко; кто постигнет его? Обратился я сердцем моим к тому, чтобы узнать, исследовать и изыскать мудрость и разум, и познать нечестие глупости, невежества и безумия. И нашел я, что горче смерти женщина, потому что она — сеть, и сердце ее силки, руки ее — оковы; добрый пред Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею. Вот это нашел я, сказал Экклезиаст, испытав одно за другим. Чего еще искала душа моя и я не нашел? Мужчину одного из тысячи я нашел, а женщину между всеми ими не нашел. Только это я нашел, что Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы.

Экклезиаст. Гл. 7

С тех пор как Алекс Смилхов принял участие в знаменитых раскопках древнего языческого святилища на холме Телль Дейр Алла на востоке Иорданской долины, прошло ровно двадцать лет. Алекс постепенно и незаметно вырос из мечтательного студента-археолога в маститого и авторитетного университетского профессора. Много открытий, важных и не очень, сделал он за прошедшее с той памятной экспедиции время, но настенные надписи о пророке — колдуне Валааме, обнаруженные в святилище под слоем старой штукатурки, не давали ему покоя. И дело было не в том, что сенсационное открытие далекого 1967 года не сделало известным студента, первым обнаружившего эти надписи, а в том, что он тогда посчитал эту экспедицию поверхностной и не доведенной до конца. И спустя двадцать лет полученные профессиональные знания и приобретенный жизненный опыт не только не развеяли сомнения мечтательного студента, а наоборот, переросли в уверенность прагматичного профессора. И если молодой студент имел смелость громогласно заявить о поверхностных раскопках руководителю экспедиции, то серьезный и уважаемый ученый должен был сейчас фактами подтвердить свою давнишнюю правоту.

Взяв в университете отпуск на неопределенное время, Алекс направился в Иорданскую долину. Почти месяц он потратил на то, чтобы убедиться — древнее языческое святилище подверглось за это время не только множеству научных исследований, но и не меньшему множеству варварских разграблений, и искать там что-либо новое, по меньшей мере, пустая трата времени. Но профессиональное чутье опытного и удачливого археолога помогло быстро справиться с разочарованием.

…Не мог языческий храм быть здесь единственной постройкой! — думал Алекс. — Плодородная долина, окруженная пустыней, да еще и в доисторические времена должна быть плотно застроенной или засеянной. Но тогда жилища должны были находиться где-то рядом, в ближних горах или у подножия их… Капище это совсем не велико. Странно, а где подсобные помещения, алтарь для принесения жертв, место для паломников, наконец?

Он в очередной, наверное, в сотый раз спустился в развалины и стал сантиметр за сантиметром простукивать стены и пол. Возможно, ему показалось, и острое желание подтвердить свою правоту вызвало слуховую галлюцинацию, но Алекс почувствовал, что в нижнем углу восточной стены звук отличается от прочих глубиной и продолжительностью.

Боясь спугнуть неожиданную удачу или стремясь оттянуть очередное разочарование, археолог не захотел немедленно проверить свою догадку.

— Утро вечера мудренее, — пробормотал он, поспешно выбираясь наружу. — Завтра, все завтра… а сейчас спать.

Алекс забрался в спальный мешок, закрыл глаза. Он всегда завидовал тем, кто умудрялся заснуть в любых условиях, словно по команде, посланной своему разуму. Он так не мог никогда, что уж говорить о сегодняшней ночи, ночи, которая, возможно, отделяла его от великого открытия, которого он ждал целых двадцать лет!

Едва дождавшись утра, подкрепившись большой чашкой крепкого арабского кофе, он спустился вниз. Алекс не стал еще раз проверять свою догадку, не стал снова простукивать стены. Бессонная ночь принесла ему уверенность — или там, или нигде, — решил он, осторожно вгрызаясь отбойным молотком в податливый от времени камень.

Замигала настойчиво красная лампочка на аккумуляторе, и Алекс, отложив в сторону отбойник, стал выбираться наружу. Сделав неловкий шаг, он споткнулся, взмахнул руками, ища равновесия, и рухнул на стену…

* * *

Сознание возвращалось к нему медленно, разорванными, яркими, как вспышка фотоаппарата, кусками. Алекс осторожно пошевелил руками и ногами, ощупал лицо, ребра, и только после этого осмотрелся. Он лежал на влажном и скользком наклонном полу, уходящем под острым углом куда-то в серую глубину. Алекс пошарил вокруг и облегченно вздохнул, обнаружив под руками рюкзак.

Теперь осторожно, без резких движений встать… сначала на колени…на одно колено… — дал он себе команду, поднимаясь на ноги. Он вбил в стену металлический костыль, привязал к нему веревку и, обмотавшись другим ее концом, стал осторожно спускаться, ловя в неверном свете шахтерского фонаря фрагменты скользкого от тысячелетней слизи пола.

Ему трижды пришлось менять двадцатиметровые куски веревки, прежде чем Алекс оказался в просторном, абсолютно сухом помещении. Пещера была довольно высокой, и он с наслаждением разогнул дрожащие после наклонного спуска колени. Алекс не сразу сообразил, что комната эта не такая темная, как дорога, ведущая к ней, и, присмотревшись, заметил, что свет проникает в нее из одного из трех тоннелей, входы в которые симметрично располагались на каждой из стен. Он, не колеблясь, пошел на свет и обнаружил, пройдя через короткий и узкий коридор, еще одно помещение, уже меньшего размера, имеющее в противоположном конце выход, заваленный камнями, через которые и пробивался свет, приведший его сюда.