Вернувшиеся - Джейсон Мотт

Однажды вечером, когда их группа наблюдала за прибытием очередного автобуса, Марвин Паркер — высокий и сухопарый мужчина, с бледной кожей и волосами цвета красноватой ржавчины — задумчиво спросил:

— Вы же не думаете, что этот вулкан мог вырасти за один день?

Осмотрев товарищей, он тихо продолжил:

— Все верно. Как-то раз я слышал рассказ о женщине, у которой на заднем дворе образовался вулкан, и эта история является честным откровением Господа. Все началось с маленькой кочки, возникшей на лужайке. Она походила на нору суслика или что-то типа того. На следующий день кочка стала чуть больше. И так происходило день за днем, пока маленький холмик не превратился в пригорок.

Мужчины безмолвно слушали и представляли в своих умах огромную груду скал, земли и огня, а тем временем, прямо перед ними, из автобуса выходили «вернувшиеся», которых быстро пересчитывали и препровождали в лагерь.

— Когда этот холм стал выше десяти футов, хозяйка участка насторожилась. Вам кажется, что для испуга человека требуется не так уж и много времени. На самом деле все происходит иначе. Подумайте сами. Если перемены возникают медленно, ваши мозги реагируют на них не сразу. Иногда реакция наступает через несколько дней или даже недель.

— А что она могла сделать? — спросил кто-то.

Вопрос остался без ответа. Марвин продолжил свой рассказ:

— К тому времени, когда она обратилась за помощью к соседям, вокруг ее участка стоял невыносимый запах серы. И тогда местные жители зашевелились. Они наконец вытащили свои головы из задниц и решили осмотреть кротовину, которая вдруг превратилась в гору на заднем дворе их соседки. Однако было уже слишком поздно.

Кто-то задал вопрос:

— А что они могли сделать?

И снова ответа не последовало. История о вулкане набирала ход.

— Для проведения исследований приехали какие-то ученые. Они составляли описи, измеряли уровни и степени. Короче, что только не делали. И вы знаете, что они сказали хозяйке участка? Они сказали: «Мы думаем, вам лучше уехать отсюда». Представляете? Это все, что они посоветовали ей. В конечном счете, женщина потеряла дом — свой кров, который заслуживает любой человек на земле. Свой Богом данный дом! А они обернулись, помахали ей рукой и сказали: «Удачи, детка!» Естественно, она собрала вещи и уехала — сложила в кучу свою жизнь и подпалила ее спичкой. Затем другие люди покинули город. Они бежали от опасности, которая росла на заднем дворе их соседки. Остальные с тревогой наблюдали, как гора поднималась все выше и выше.

Марвин допил пиво, раздавил в руке банку и швырнул ее на лужайку.

— Им нужно было сделать что-то в самом начале, — подытожил он свой рассказ. — Нужно было начать суетиться, когда они впервые увидели на лужайке неестественный холм — когда их души говорили им, что он странный и неправильный. Но нет! Они колебались — и особенно хозяйка дома. Она замешкалась, и город был потерян.

Весь остаток дня автобусы приезжали к лагерным воротам и уезжали обратно. Мужчины безмолвно наблюдали за выгрузкой арестантов. Каждый из них имел чувство, что правительство предавало их — прямо в этот момент — и, возможно, предавало годами. Они чувствовали, что окружающий мир обманывал их всю жизнь.

На следующий день Фред Грин принес транспарант. Это был квадратный кусок фанеры, выкрашенный в зеленый цвет, на котором ярко-красными буквами пламенела надпись: «Всех «вернувшихся» вон из Аркадии!»

Фред и сам не понимал, против чего выступал. Он сомневался, что от его протеста будет какая-то польза — что гражданская позиция их группы вызовет хотя бы мало-мальские последствия. Но демонстрация недовольства была действием. Она давала выход тому удушливому состоянию души, которое заставляло его бродить по ночам, отгоняло сон и по утрам оставляло с чувством безысходности. Пока это была его лучшая идея, из всех, что приходили в голову.

* * *

Агент Беллами сидел в кресле, скрестив под столом длинные ноги. Его расстегнутый жилет и приспущенный на полдюйма шелковый галстук были единственными доказательствами того, что человек из Бюро находился в расслабленном состоянии. Харольд все еще не мог понять, как он относился к Беллами, но, судя по отсутствию ненависти, этот мужчина ему очень нравился. Во всяком случае, так работала его психика.

Старик сунул в рот несколько бланшированных земляных орехов, пока дым сигареты, торчавшей между пальцами, вился белой лентой перед его лицом. Он пожевал орехи, вытерев об штаны соленый сок, оставшийся на пальцах — здесь не было Люсиль, чтобы возмущаться по этому поводу, — и почувствовал, что лакомство ему нравится. Затянувшись сигаретой, Харольд осторожно выпустил клуб дыма. В последние дни он научился курить без кашля, хотя это требовало больших усилий и терпения.

С тех пор как в Аркадии построили лагерь, агенту редко доводилось беседовать с Харольдом в приватной обстановке. Старику все время приходилось присматривать за сыном. «Люсиль никогда не простит мне, если что-то случится», — оправдывался старый Харгрейв. Впрочем, иногда он соглашался на разговор при условии, если Джейкоб будет находиться в соседней комнате — в компании одного из солдат. И пока он был уверен в безопасности сына, Беллами успевал задать ему несколько вопросов.

— Как вы себя чувствуете? — с блокнотом наготове поинтересовался агент.

— Нормально, полагаю. Еще живой.

Харольд ударил пальцем по кончику сигареты, ловко сбив пепел в металлическую пепельницу.

— Хотя кто в наши дни не живой?

Он затянулся сигаретой.

— Элвис еще не вернулся?

— Я посмотрю по спискам. Может, что-то и узнаю о нем.

Харольд фыркнул. Беллами откинулся на спинку кресла и серьезно посмотрел на старого южанина.

— Так как вы себя чувствуете, мистер Харгрейв?

— Беллами, вы когда-нибудь играли в подковы?

— Нет. Но я играл в бочче.

— Что это такое?

— Итальянская версия упомянутой вами игры.

Харольд кинул головой.

— Мы могли бы иногда покидать подковы. Вместо этих скучных бесед.

Раскинув руки в стороны, он обвел взглядом маленькую душную комнату, в которой они находились.

— Я посмотрю, что можно будет сделать, — с улыбкой ответил Беллами. — Как вы себя чувствуете?

— Вы уже спрашивали об этом.

— А вы не ответили.

— Да. Не ответил.

Харольд еще раз осмотрел комнату.

Беллами закрыл блокнот, отодвинул его в сторону и, поместив туда же карандаш, похлопал по ним ладонью. Этим жестом он как бы говорил: «Здесь только мы с вами, Харольд. Я обещаю вам. Никаких записей и видеокамер. Никаких секретных микрофонов и другой аппаратуры. Охранник за дверью не услышит нас. В любом случае он не станет подслушивать. Он просто выполняет приказ полковника Уиллиса».

Старик доел орешки и докурил сигарету. Он молча посматривал на наблюдавшего за ним агента Беллами. Затем Харольд прикурил новую сигарету и затянулся, наполнив дымом легкие. Выдох вырвался с хриплым кашлем, который сопровождался конвульсивными подергиваниями тела. Приступ длился почти минуту. Когда он закончился, на бровях старика появились капли пота.

Дав Харольду время на восстановление дыхания, агент Беллами повторил первоначальный вопрос:

— Как вы себя чувствуете?

— Эти приступы кашля участились, а в остальном я в порядке.

— Почему вы не соглашаетесь на флюорографию?

— Спасибо за заботу, агент Беллами. Поверьте, всему виной моя старость. Но я слишком большой и упрямый ублюдок, чтобы иметь аневризму, как тот несчастный мальчик. И я не так глуп, чтобы верить в «болезнь», о которой шептались ваши солдаты.

— Вы же разумный человек!

Харольд сделал еще одну затяжку.

— Кажется, я догадываюсь о причине вашего кашля, — сказал Беллами.

Харольд выпустил ровную полоску дыма.

— Вы так похожи на мою жену.

Погасив сигарету, старик отодвинул чашу с ореховой шелухой, сложил руки на столе и посмотрел на свою морщинистую кожу. Похоже, он впервые заметил, какими тонкими и хрупкими на вид казались его пальцы.

— Мы можем поговорить начистоту, Мартин Беллами?

Агент поерзал в кресле и выпрямил спину, как будто готовился к серьезной беседе.

— Что вас интересует? Задавайте вопросы, и я буду отвечать на них по мере той информации, которая у меня имеется. Это все, что я могу сделать. И это все, о чем вы можете просить.

— Достаточно честно, агент. Вопрос номер один. «Вернувшиеся» — люди?

Беллами задумался. Очевидно, его внимание переместилось к каким-то образам, возникшим в его уме. Затем он ответил — уверенно, как мог:

— Они выглядят людьми. Во-первых, «вернувшиеся» потребляют пищу. На самом деле они много едят. Во-вторых, они спят — редко, но спят. «Вернувшиеся» ходят, говорят, делятся своими воспоминаниями. Фактически в своих поступках они ничем не отличаются от людей.