Сквозь зеркало языка. Почему на других языках мир выглядит иначе - Гай Дойчер

Если не считать этих косметических отличий, Берлин и Кей разбудили поцелуем спящую красавицу Гейгера, которая почти не изменилась за 101 год. Конечно, никто и не думал больше называть ее гейгеровской последовательностью – авторство Гейгера было стерто из коллективного сознания. Теперь все знали эту прогрессию как «теорию Берлина – Кея, 1969». Но дело было, конечно, не в проблеме первенства, а в том, что последовательность, вызвавшая дискуссии в XIX веке, внезапно опять вышла на сцену и потребовала объяснений: почему множество языков изобретают названия цветов в одном и том же порядке и почему, несмотря на все различия, цветовые обозначения разных языков в основе своей настолько сходны?

Берлин и Кей дали ответ на эти вопросы, до предела откачнув маятник обратно к природе. Спустя полвека, в течение которых культура не только наслаждалась плодами праведной победы, но и была провозглашена абсолютным монархом с неограниченной властью, Берлин и Кей почти вернулись к исходному убеждению Гладстона, что «наши первичные цвета были даны нам Природой». Они, конечно, не отрицали, что культуры могут отличаться тем, как проводят границы между цветами. Но они утверждали, что под поверхностными расхождениями лежит гораздо более глубокая общность, даже универсальность, проявляющаяся в том, что они называли «фокусами» различных цветов.

Их понятие «фокуса» было основано на интуитивном представлении, свойственном каждому из нас, что некоторые оттенки представляют собой лучшие или «более типичные» образцы данного цвета, чем другие. Существуют, например, миллионы разных оттенков красного, но мы все-таки чувствуем, что некоторые из них краснее прочих. Если бы вас попросили выбрать лучший образец красного из диаграммы на рис. 6, то вряд ли вы выбрали бордовый вроде H5 или бледный розовато-красный, как на D1. Хотя оба эти цвета несомненно красные, вы бы с большей вероятностью назвали лучший образец в области G1. Сходным образом мы чувствуем, что травянисто-зеленый в области F17 зеленее некоторых других зеленых. Берлин и Кей, таким образом, определили фокус каждого цвета как конкретный оттенок, который люди ощущают как наилучший образец этого цвета. Когда они просили носителей разных языков указать лучшие образцы каждого цвета, обнаружилось удивительное кросскультурное сходство в выборе фокусов. Случай синего и зеленого был особенно удивителен. Есть много языков, которые не делают различий между зеленым и синим и обращаются с ними как с оттенками одного цвета. Среди них – цельталь, один из языков мексиканских майя, который использует обозначение yaš, для всей зелено-сине-голубой области спектра. Можно было бы ожидать, что если говорящего на цельтале попросить выбрать лучший образец yaš, то он покажет на что-нибудь в самой середине этого участка, чисто-бирюзовый между зеленым и голубым, где-нибудь в районе F24. Но из сорока носителей цельталя, прошедших тестирование, ни один не выбрал бирюзовый фокус. Вместо этого большинство указало на явно зеленые тона (в основном в области G18-20, более темный фокус зеленого, чем обычно выбирают носители английского, но это тем не менее чистый зеленый, а не сине-зеленый цвет), а меньшинство тестируемых показало в качестве лучшего образца yaš на явно синие оттенки (в основном в области G-H/28-30). Берлин и Кей сделали на основе этого вывод, что в нашем «зеленом» и «синем» все-таки есть что-то природное и универсальное, поскольку даже носители тех языков, которые обращаются с ними как с одним цветом, все же выбирают в качестве прототипических образцов чисто зеленый или чисто синий, в то время как бирюзовый все игнорируют.[151]

Поскольку Берлин и Кей также обнаружили у опрошенных носителей двадцати языков твердое единодушие относительно фокусов других цветов, они заключили, что эти фокусы – универсальные константы рода человеческого, биологически детерминированные и не зависящие от культуры. Они объявили, что есть ровно одиннадцать природных фокусов, которые точно соответствуют одиннадцати основным цветам в английском: белый, черный, красный, зеленый, желтый, синий, коричневый, фиолетовый, розовый, оранжевый и серый.

Берлин и Кей не предложили убедительного объяснения для того строгого порядка, в котором фокусы получают названия. Это, сказали они, дело будущих исследований. Они лишь указали, где предстоит искать это объяснение: в природе человеческого зрения. Единственное, что, по их мнению, культура может выбирать свободно – это сколько фокусов получат отдельные названия (и разумеется, какие ярлыки им будут присвоены). Когда культура определит количество, природа позаботится об остальном: она продиктует, какие фокусы получат названия и в каком порядке, и проведет приблизительные границы вокруг этих фокусов согласно предопределенному плану.

* * *

Подобно маятнику, качнувшемуся из одной крайности, общепринятому мнению приходится пройти весь путь до противоположной крайности, прежде чем будет достигнуто равновесие. В первые годы после революционного 1969-го аудитории гудели новой верой, а учебники провозглашали – с тем же пылом, с каким еще недавно они проповедовали диаметрально противоположное, – что цветовые обозначения в конечном счете природны и универсальны. Цвет теперь превозносился как самый поразительный пример понятийного единства человечества, а язык цвета был объявлен козырным аргументом в более широких спорах о природе и культуре, которые теперь решались однозначно в пользу природы.

Книга Берлина и Кея побудила исследователей заново изучить понятия цвета во многих других языках – значительно подробнее и тщательнее, чем это делалось когда-либо до 1969 года. В следующие десятилетия у носителей десятков языков подверглись систематизации и сравнению границы цветов и их фокусы. Но по мере того, как число языков превысило исходную выборку из двадцати у Берлина и Кея, а методы исследования делались все сложнее, постепенно становилось ясно, что ситуация не так однозначна, как поначалу предполагали Берлин и Кей. В результате большинство категорических заявлений 1969 года об абсолютных универсалиях в наименовании цветов в последующие годы пришлось смягчить.

Прежде всего оказалось, что многие языки противоречат дополнениям Берлина и Кея к последовательности Гейгера, поскольку показывают, что после синего не всегда первым получает название коричневый. Более того, позднейшие проверки заставили отказаться от утверждения о существовании ровно одиннадцати универсальных фокусов, точно соответствующих английским цветам (белый, черный, красный, зеленый, желтый, синий, коричневый, фиолетовый, розовый, оранжевый и серый). В свете новых данных уже невозможно было защищать якобы универсальный статус пяти фокусов[152] – коричневого, фиолетового, розового, оранжевого и серого, а пересмотренная теория сосредоточилась на шести «крупных» фокусах: белом, черном, красном, зеленом, желтом и синем. Но даже для этих цветов фокусы в разных языках оказались менее единообразными, чем изначально предположили Берлин и Кей: носители некоторых языков серьезно отступали в своем выборе от того, что считалось универсальными фокусами. И наконец, в обширной базе данных нашлись языки, которые соединяют в одно понятие комбинации фокусов, считавшиеся в исходной модели Берлина и Кея невозможными. Есть, например, языки, в которых один цветовой термин обозначает светло-желтый, светло-зеленый и голубой. В целом, хотя некоторые из сформулированных Берлином и Кеем правил отражают явные тенденции в языках, вряд ли какие-либо из их утверждений представляют собой универсальный закон, не знающий исключений.[153]

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});