Не Знающая Любви (СИ) - Монтано Крис

То, что рыжая дрянь сбежала у них из-под носа, привело Киру в бешенство, а вовсе не испугало. Эта сука посмела в который раз ослушаться всесильную Киру! Что ж, она за этот поплатится. Ну а то, что она может заявить в полицию, Киру не волновало. Ей никто не поверит. Токсикоз беременных, знаете ли.

Впрочем, до полиции ей не добраться. Она сама выбрала свою судьбу. Ее найдут — если найдут — на дне горной и стремительной реки. Разумеется, при удачном стечении обстоятельств.

Кира резко вывернула руль, поворачивая на узкую дорогу вдоль реки. «Понтиак» — тяжелая машина, «форду» с ней не сравниться…

Она машинально ударила по тормозам, хотя, возможно, врезаться в стоящую впереди машину было бы разумнее. Тогда у них оставался бы шанс. Теперь, когда на мокрой и скользкой от глины дороге тяжеленный «понтиак» потерял управление и закрутился в смертельном танго над пропастью, шансов не осталось. Кира взвыла от ярости — а потом, после бело-голубой ослепительной вспышки и пронзительной, быстро закончившейся боли, наступили тишина и тьма. Видимо, дождь кончился…

Ужас ночи. Часть 3

Марина проснулась от настойчивых звонков телефона. Муж еще не пришел с работы, и она дремала на диванчике в гостиной, ожидая его возвращения. Она сняла трубку.

Это был Сергей, и голос у него звучал очень, ну очень взволнованно.

— Марина? Извините, что звоню вам домой, но я только что прилетел, а тут полный разгром.

Марина охнула:

— Нет-нет, не волнуйтесь, мы просто решили на время вашего отсутствия спрятать Веронику, потому что тут кое-что случилось… одним словом, она в безопасном месте.

— То есть то, что вся квартира разгромлена, а дверь не заперта на замок — это нормально?

Марина почувствовала укол тревоги. Таня сказала, что Ника выспится и уедет на рассвете. Возможно, что-то напугало ее ночью и…

— Марина…

— Да, Сергей?

— Я нашел здесь записку. Она ее начала писать для меня, но бросила. «Сергей, не волнуйся, мне позвонила Марина и дала адрес…» Что за адрес вы ей дали?

Марина в волнении вскочила с дивана. Они с Никой не говорили по телефону, адрес должна была лично передать ей Таня. Что происходит?

Марина торопливо рассказывала Сергею события вчерашнего дня, прыгая по комнате на одной ноге и пытаясь застегнуть сапог. Наконец сапог был побежден, с Сергеем условлено о встрече через час, записка мужу начертана прямо на обложке журнала — и Марина пулей вылетела из квартиры. Ей нужно было срочно поговорить с Татьяной.

***

Татьяна встретила ее в халате, лохматая, ненакрашенная и сильно пьяная. В руках она сжимала полупустую бутылку джина и стакан, в углу рта дымилась сигарета. Сейчас Таня выглядела куда старше и потрепаннее того златокудрого ангелочка, который каждый день приходил в офис и которого Марина привыкла считать своей подружкой.

Именно выпитый джин помог Марине выяснить правду, после чего она бессильно привалилась к косяку двери.

— Господи, как же ты могла?!! Что ты наделала, Тань…

— Да пошла ты к черту! Вы с ней совсем чокнулись. Ей же объясняли, что не надо связываться с такими шишками…

— Я не об этом, таня. Как ты могла… участвовать в этом?

Блондинку шатнуло вперед, она со злостью зашипела прямо в лицо Марине:

— Как я могла? Да очень просто. Вся жизнь — дерьмо. Вся моя жизнь. Я прыгаю из постели в постель и с ужасом считаю дни, которые летят все быстрее и быстрее. Мне тридцать пять, Марина, и все, что у меня есть, это пара лет. А уж после того, как этот старый придурок Макс оказался такой скотиной… Вопрос цены, Марин. Ничего личного.

— Это подло.

— Да. Это подло. Как, собственно, и вся моя жизнь.

— Таня… Где она?

Татьяна молчала, смотрела в сторону. Потом хмуро бросила:

— Не лезь ты в это дело, Мариш. У твоего мужа бизнес, а Матвей…

— Где ОНА, Таня?

— Загородом…

Они неслись по темному шоссе, и на горизонте мрачно вспыхивали молнии. Гроза уже удалялась, но дождь все еще шел, холодный и противный, заливающий лобовое стекло серой мутной жижей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Марина посматривала сбоку на Сергея и отчаянно трусила. Историю с Таней он выслушал с ТАКИМИ глазами, что ей стало очень страшно, хотя она-то не была виновата ни в чем… Но за руль ее машины он сел сам и вел уверенно, без истерики.

Он действительно был похож на ястреба, сухощавый, очень сильный — это как-то сразу становилось ясно окружающим. И надежный. Марина не могла бы объяснить точнее, а через несколько минут стало некогда об этом думать.

Полиция отгоняла репортеров, мощные полицейские прожекторы освещали узкую и наполовину размытую дорогу, зажатую между рекой и горным склоном. В этот самый склон уткнулся покореженный бежевая «хонда». Чуть выше, на склоне, что-то белело.

Сергей вылез из машины, почти бегом подбежал к «хонде», заговорил о чем-то с полицейским… Марина стиснула руки так, что стало больно. Вот Сергея пропустили за оцепление… он коротко глянул вниз, с обрыва, где у самой реки тоже собралась толпа людей… вот задрал голову и стал смотреть на темный и мокрый склон…

Через секунду Марина увидела, как он торопливо и ловко взбирается по скользкой глине, как добирается до какой-то плоской площадки и с размаху падает на колени, как прижимает к себе что-то, невообразимо грязное и странно неподвижное… Марина разрыдалась, когда поняла, что это грязное и неподвижное — Вероника.

***

Нике снился сон. Очень хороший и добрый сон, в котором все, абсолютно все встало на свои места. Там были и Вадим, и Марина, и совершенно трезвый папа, и Сергей, и молодая, смеющаяся мама, и карусели по воскресеньям, и улыбающиеся лица, и собаки, и две чашки кофе на кухне, и пахнет пирогами и медом, а потом раздается звонкий топот босых пяток, и не страшно, не страшно, потому что отважного спринтера наверняка подхватят те самые надежные руки, в которых… Которые сейчас обнимают ее, мягко убаюкивают, все дальше уносят от страшного скользкого обрыва и из черного леса…

Она открыла изумрудные и ясные глаза, улыбнулась и сказала человеку в белом халате, с тревогой вглядывающемуся в ее лицо:

— Я люблю тебя, Сергей. И я прошу у тебя разрешения стать твоей женой…

Странные ястребиные глаза на миг расширились, стали по-детски испуганными, а потом он стремительно опустился на колени перед кроватью и прижал к губам обе худые и исцарапанные руки своей рыжей красавицы Веронике.

Эпилог

Через три с половиной месяца после развеселой свадьбы, в больнице родился на свет рыжий и меланхоличный сын Ники и Сергея. У него были розовые пятки, крошечные пальчики и ангельский характер, а младенчески голубые глазки нет-нет — да и отливали в серое с изумрудом.

Ника похорошела и расцвела так, что Сергей в последнее время не ходил по коридорам клиники, а летал. В счастье свое он не верил и потому прибегал удостовериться по сто раз на день.

Марина уволилась из той фирмы и была на втором месяце беременности.

Татьяна из города уехала, и по молчаливому уговору никто из участников истории про нее не вспоминал.

Сыну Ники и Сергея исполнилось три месяца, когда все ведущие бульварные издания вышли под шапкой «Грандиозный скандал в семействе Гребецких. Несчастный сиротка не имеет к миллионам ни малейшего отношения». Из газет выяснилось, что Гребецкий-старший вознамерился увезти своего внука с острова, где тот проживал после смерти родителей в сомнительном обществе некоего Никоса Эвдемонидиса, по слухам, бывшего любовника покойной Киры Гребецкой.

Эвдемонидис неожиданно заартачился и сообщил журналистам, что является настоящим отцом мальчика. Разразился скандал, но он утих после того, как в прессу попали результаты генетической экспертизы. Он был срочно переименован в Эвдемонидиса, а старшие Гребецкие уехали в Европу лечить расстроенные нервы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Марина, кратко и красочно изложившая содержание газет Нике, кормившей в это время сына, задумалась, а потом негромко произнесла: