Непобедимая и легендарная: Непобедимая и легендарная. Призрак Великой Смуты. Ясный новый мир - Михайловский Александр

– Хорошо, Николай Михайлович, – после недолгих раздумий сказал Скалон, – раз вы так настаиваете, то я готов немедленно отправиться в Крым, и сделаю там все, что в моих силах.

…И вот теперь, приближаясь к Джанкою, Скалон еще раз перебирал в памяти детали того разговора с генералом Потаповым. Совсем скоро он встретится с этим самым майором Османовым и увидит, как там обстоят дела на месте.

Кроме генерал-майора Скалона, в воздушном корабле находились с полдюжины хмурых неразговорчивых старослужащих матросов-балтийцев и двое механических чинов с эскадры Ларионова, сопровождавших упакованный в ящики какой-то громоздкий аппарат. Во время особо сильной болтанки один из техников все время чертыхался, обзывая гордость российского авиастроения, новенького «Илью Муромца» последней модели Е, «дедушкой русской авиации» и «чертовым кукурузником», что, конечно же, привлекло внимание Владимира Евстафьевича.

И скажите на милость, почему именно «дедушка» и при чем тут кукуруза, злак в России мало культивируемый и оттого почти неизвестный?

Не меньшей достопримечательностью была и сама команда воздушного корабля. Главным был полковник Башко. Помощником командира и вторым пилотом – еще один прославленный русский летчик, штабс-капитан Авенир Костенчик. Но самым колоритным членом команды оказался механик-моторист – он же бортовой стрелок, русский полинезиец в чине фельдфебеля, по имени Марсель Пля. Его чернокожая физиономия время от времени выглядывала в окно самолета, хотя вражеских аэропланов в этих краях просто не могло быть.

Вот, завершив разворот, «Илья Муромец» резко пошел на снижение, и штабс-капитан Костенчик, обернувшись со своего места и перекрикивая шум моторов и свист ветра в расчалках, крикнул пассажирам:

– Приготовьтесь, господа, сейчас будем приземляться!

Посадка на «Илье Муромце» – дело жесткое, и генерал майор Скалон, следуя совету фельдфебеля Пля, покрепче схватился за поручни сиденья. Так же поступили и остальные пассажиры, поскольку никто не имел особого желания прокатиться, словно бильярдный шар по всему фюзеляжу аэроплана.

Выглянув в окно, Владимир Евстафьевич увидел, что воздушный корабль летит уже совсем низко, где-то на уровне крыш домов и верхушек невысоких деревьев. Вот внизу промелькнули железнодорожные пути, и, пролетев еще немного, крылатая машина довольно сильно ударилась колесами о землю, подпрыгнула и, снова опустившись, приземлилась уже окончательно.

На импровизированном аэродроме их уже ждали. «Илья Муромец» еще катился, замедляя ход, а генерал-майор Скалон сумел разглядеть чуть в стороне от места их приземления большой броневик на восьми огромных колесах, вроде того, что ему довелось уже видеть в Петрограде, два десятка вооруженных конных и несколько пароконных бричек. Конные, часть из которых, при внимательном рассмотрении, оказалась казаками, а часть – солдатами крымского конного полка, тут же рысью направились к месту приземления. Вслед за ними потянулись и брички.

Первым к приземлившемуся «Илье Муромцу» подскакал смуглый темноволосый офицер с черными густыми усами, одетый в зимнюю форму Красной гвардии.

– С благополучным прибытием вас, господа, – громко сказал он, стараясь перекричать шум моторов. – Позвольте представиться – майор Красной гвардии Османов Мехмед Ибрагимович. Добро пожаловать в Крым!

16 (3) декабря 1917 года, вечер.

Таврическая губерния, Джанкой.

Майор госбезопасности Османов Мехмед Ибрагимович

Последние два дня были наполнены весьма интересными и важными событиями. В ночь с 14 на 15 декабря по новому стилю нам без шума и стрельбы удалось взять контроль над Чонгарским мостом. Запасники, они и есть запасники – никакого желания воевать у них как не было, так и нет. Не приложу ума – куда их можно приспособить. Ведь даже находясь на нашей стороне, при малейшей угрозе для своей жизни они банально начнут разбегаться.

Совершенно другое дело – Крымский конный полк, с недавнего времени ставший бригадой. Боеспособность его кавалеристов была вполне на высоте, хотя и не дотягивает до уровня частей Красной гвардии. Вся его проблема заключалась в малочисленности. Несмотря на то что этот полк недавно развернули в бригаду, в 1-м полку имелось в наличии шесть, а во 2-м – четыре конных эскадрона, численностью шестьдесят-семьдесят сабель каждый. В 1-м полку кроме шести конных эскадронов имелся еще один стрелковый эскадрон и пулеметная команда с обозом. Во 2-м полку кроме четырех конных эскадронов иных подразделений не было, а офицеров с боевым опытом можно было пересчитать по пальцам одной руки. Также в бригаде отсутствовала артиллерия. Доукомплектовывать ее до штатной численности было нечем и некем. А в Севастополе «братишки» могут вот-вот сорваться с цепи, и тогда бабахнет так, что мало не покажется никому.

Вопрос этот был первоочередным и обсуждался на совещании при участии полковника Петропольского сразу после нашего прибытия утром 15-го числа в Джанкой. Полагаться на какие-либо другие воинские части, расположенные в настоящее время в Крыму, за исключением двух крымских полков, было бы на первом этапе нашей операции на полуострове весьма проблематично. Все они были или разложены безудержной демагогией «р-р-революционеров», или, что еще было хуже, украинизированы. В результате на совещании было принято решение – как и предполагалось ранее, вызвать в Джанкой все эскадроны Крымской конной бригады.

В тот момент я уже знал, что запрошенное мной видеообращение экс-императрицы Александры Федоровны к солдатам бригады составлено и вместе с проекционной аппаратурой отправлено к нам из Петрограда на борту самолета «Ильи Муромца», что называется, чартерным рейсом.

Кроме того, было решено приступить к формированию стрелковой роты Красной гвардии из числа просоветски настроенных рабочих джанкойских железнодорожных мастерских. Заняться этим важным делом было поручено комиссару Железнякову. На вооружение этой роты предполагалось передать винтовки, ранее изъятые нами у разоруженных запасников. Против этого решения начал было возражать полковник Петропольский, но я ему доходчиво объяснил, что рабочие, в отличие от матросов, люди куда более сознательные, разбирающиеся в текущей политике, имеющие на своем иждивении семьи, которые надо кормить. И грядущая смута, грозившая вот-вот перейти в гражданскую войну, им абсолютно не нужна. В этом меня также поддержал контр-адмирал Пилкин, заявивший, что в Петрограде сформированная из рабочих Красная гвардия приняла в наведении порядка самое деятельное участие, и что не стоит сбрасывать со счетов эту реальную вооруженную силу, тогда когда у нас не хватает людей. А если в Севастополе понадобится применить оружие, сотня-другая штыков будет не лишней. Железняков, вместе с несколькими морскими пехотинцами, убыл в мастерские митинговать за советскую власть, а все остальные занялись неотложными делами.

Тем временем полковник Петропольский передал по телеграфу свой приказ, и эскадроны двух крымских полков, находившиеся в Бахчисарае и Симферополе, выступили к Джанкою походным порядком, что вызвало среди деятелей самозваного крымского курултая настоящую панику. Как это обычно бывает, политические говоруны и демагоги забились в истерике, завывая, что все пропало, что их предали, что проклятые большевики увели у них прямо из-под носа единственную вооруженную силу, на которую они могли бы опереться. Не далее как на 17 декабря была назначена присяга Крымской бригады курултаю, а тут полный конфуз.

Несколько деятелей курултая, разделявших левые убеждения, во главе с председателем этого самого Курултая Асаном Сабри Айвазовым, на всех парах, опережая эскадроны на марше, рванулись к нам в Джанкой – договариваться. Но это лишь вызвало отвращение кайдешей к политическим проституткам, которых они должны были защищать и за которых они должны были проливать кровь.

Но, к величайшему разочарованию автономистов, по приезде в Джанкой их ожидал полный облом. Разговаривать, а уж тем более договариваться с этой братией нам было не о чем. Все они тут же по прибытии утром 16-го числа были взяты под стражу за «сношение с неприятелем в военное время». Да-да. Тот самый господин Айвазов одно время исполнял обязанности посла Крымского краевого правительства в Турции. А это откровенный сепаратизм, который в военное время можно считать государственной изменой, поскольку Турция так и не последовала примеру Германии и Австро-Венгрии и не объявила о прекращении боевых действий против Советской России.