Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

он что?

— Он?.. Сказал, что это похоже на тебя, что ты и прежде сама все решала за двоих и что на этот раз, хочешь ты того или нет, встретится с тобой,,. Представляешь, какая самоуверенность! На твоем месте я возмутилась бы. И на пушечный выстрел не подпустила к себе. Каков фрукт! Разбаловала их война — мужчин. Думают, как меньше стало, так каждая встретит с распростертыми объятиями. А ты и покажи от ворот поворот.

И снова Настеньку зазнобило. На нее обрушился рой вопросов. Зачем Сергей ищет встречи? И как понять это: «Сама все решала за двоих?» Упрек? Что он имеет в виду? Что хочет сказать? Ее насторожили настоятельные советы Люды не унижаться, не встречаться с Сергеем — тогда, при первом "разговоре, теперь... Получается как-то странно, будто руководит ею. Но эта мысль отошла, затерялась среди других — более значимых, тревожных. Конечно, она может ускорить встречу. Может прийти сама. Просто заглянет ему в глаза и уйдет. Только нет, не бывать этому. Еще вообразит, что бегаю за ним. Как же, очень нужно.

Вместе с тем ее одолевало чисто женское любопытство: каким он стал? Интересно бы посмотреть, — рассуждала она. — Или лучше уж сохранить в памяти прежнего Сергея — невинного, по-мальчишески застенчивого, молчаливого и... любящего. Каким подавленным выглядел он когда-то на зимней дороге во время одной из серьезных размолвок! У него был распахнут ворот, и она сказала: «Простудишься. Закрой душу». А он, наверное, хотел умереть. Из-за чего же они поссорилась? Ах да! Эта глупая записка, обвинение, в том, что она «продалась». И, оттиснутая на бумаге, двадцатикопеечная монета, — вот, мол, какая тебе цена. В ту пору для них обоих это было настоящей большой трагедией. Нынче те переживания кажутся детской забавой. В тот вечер он мог несмело спросить: «Может, забудем?» И она могла решительно отвергнуть его попытку примириться, уйти «совсем», «навсегда», а спустя некоторое время встречаться с ним вновь.

Тогда могли... Сейчас — исключено. Потому что все прежнее даже не подлежит сравнению с тем, к чему они пришли теперь, Настенька повернула на свою улицу и сразу почувствовала, как зашлось сердце. Поняла: встречи не избежать. Нахмурилась. А он приближался, как-то виновато улыбаясь. «Как же ему еще улыбаться», — пронеслось в голове. Потом увидела глаза, всегдашние Сережкины глаза — открытые, восторженные, любящие. «О, боже, есть ли предел человеческому лицемерию?!» — успела подумать. Холодно ответила на приветствие.

Сергей уловил в ее голосе отчужденность. У него не хватило духу сразу спросить, как намеревался, что же произошло? Вместо этого с непослушного языка сорвалось ничего не значащее, обычное:

— Живешь как, Настенька?

— Ты ведь знаешь. Твоими молитвами.

«Все забыла».

Сергей даже не вспомнил о своем недавнем решении вырвать из сердца неудавшуюся любовь. Будто затмило все, и в голове лишь одно: «Настенька, Настенька, как же мне быть, если не могу без тебя?»

— Что ж не привез жену? — услышал сказанное не без вызова, — Показал бы...

— Жену? Какую жену?

— На меня похожую, — дерзко проговорила Настенька.

Сергей недоуменно сдвинул плечами.

— Не понимаю.

— Значит, за семафор — и холостой. — Она недобро сощурилась. — Я была лучшего о тебе мнения.

— Но...

— Или это Люда выдумала твое письмо?

— А-а, вспомнил.

— Вот так-то лучше.

— Только никакой девушки не было, — глухо заговорил Сергей. — И не было жены... Люда сообщила, что ты выходишь замуж. Я и ответил.

— Что?! Как ты сказал?

— Может быть, это и не совсем по-мужски, но я... я хотел спрятать от тебя свою боль. Мне ничего не оставалось...

«Люда... Ее советы...» Будто толкнуло Настеньку. Она покачнулась, растерянно поднесла руку к виску.

«Почему у нее дрожат губы? Почему побледнела?»

— Тебе плохо? — обеспокоился Сергей.

— Оставь меня, Сережа... Уходи.

Он сжал ее локоть.

— Зачем играть в прятки? Мы люди взрослые.

— Конечно, друг друга стоим, с горькой иронией проговорила Настенька. — Испортили свою жизнь, как хотели. Ты прятал свою боль, не подумав обо мне. Я вышла замуж после твоего письма.

— Настенька!..

— Нет-нет, не упрекаю, — поспешно продолжала она. — Ты мне не верил, я — тебе. Запутались мы, Сережа, в трех соснах. И теперь не стоит об этом. Прощай.

— Постой, Настенька! Ведь мы можем...

— Ничего мы не можем, Сережа. Ей трудно было говорить. — Слишком поздно хватились. Слишком далеко разошлись.

Он попытался удержать ее. Настенька высвободилась.

— Меня Аленка ждет.

На его лице отразилась растерянность — снова забыл, что у нее ребенок. Она истолковала это по-своему.

— Не судьба нам быть вместе.

И пошла, оставив его посреди дороги.

— Это неправда! — вырвалось у Сергея. — Я приду, Настенька! Мне надо что-то сказать!

А она уходила все быстрей, почти бежала. Он не видел ее слез, ее побелевшего лица...

И он пришел. Теперь, после того, что ему открылось, не мог не прийти. Уже сгустились сумерки, когда Сергей ступил на подворье Колесовых. Растерянно остановился, увидев мать Настеньки. Она, очевидно, не узнала его, приветливо спросила:

— Кого ишшешь, солдатик?

— Настень... Настасья Харлампиевна у себя?

— А, это ты... — Смерила его подозрительным взглядом. — Смушшать пришел?

— Повидать хочу.

— Там, — недовольно качнула головой в сторону дома.

Настенька встретила Сергея удивленным и испуганно выжидающим взглядом, выпрямилась у стола, на котором, запихая в рот кулачки, лежало дитя.

— Я подойду... Можно? — почему-то шепотом спросил Сергей.

Она кивнула и перевела просветленный взгляд на свою Аленку.

С каким-то совершенно особым чувством ревнивой зависти, горечи, любопытства смотрел Сергей на ее ребенка — маленькое беззащитное существо, доверчиво смотрящее на мир. Эта доверчивая беззащитность вызвала в нем ответный порыв доброты, нежности. И он осторожно коснулся пальцами розовой пяточки ребенка.

Аленка улыбнулась солнечно, всем личиком, засучила ножонками, заверещала.

Засмеялись и они.

— Видишь, — проговорил Сергей.

«Какой он славный», — благодарно подумала Настенька-мать, видя доброе отношение к своему ребенку. А Настенька-женщина, только перед этим пережившая приступ жестокой сердечной боли, сказала:

— Больше не приходи ко мне, Сережа. Я тебе запрещаю.

Он отшутился:

— А при чем здесь ты? У нас с Аленкой...

— Серьезно говорю. — Настенька исподлобья бросила взгляд на его высветленный керосиновой лампой профиль, добавила уже не так решительно — И не ищи встреч.

Сергей резко обернулся к ней.

— Слушай, Настенька, мне никто этого не запретит. Даже ты.

«Как потемнели его глаза! И какой теплотой вдруг наполнились».

Будто вихрь подхватил Настеньку. Сергей привлек ее к себе, забормотал торопливо, сбивчиво:

— Теперь не отдам. Никому