Ультранормальность. Гештальт-роман - Натан Дубовицкий

Столетов махнул рукой, приглашая идти за ним следом. Тут же к советнику подбежала женщина и подсунула ему вырванную из блокнота бумажку с какой-то короткой справкой.

Процессия двигалась быстрым шагом, Стрельцову удалось догнать Столетова уже у лестницы, а потом потребовалось еще некоторое время, чтобы протиснуться между сопровождающими. Поравнялись они уже на первом этаже.

– Александр Григорьевич.

– Мне сказали, вы сын Сивцова, – лаконично бросил чиновник.

– Это сейчас не важно! Я знаю, кто стоит за всеми этими дозвонами и акцией по срыву телеэфира, от которых всю страну трясет.

Столетов, оказавшись уже у выхода из корпуса, остановился, подумал секунду и повернулся к Федору. На его лице отразилось не то сочувствие, не то уважение. Но как человек, постоянно проигрывающий в покер, Стрельцов не мог бы поручиться, что правильно понял это выражение лица.

– Серьезно? – уточнил Столетов.

– Я знаю, к чему все идет.

– Это интересно. Нам надо подумать, когда нам лучше это обсудить. Какая же цель у всей этой кампании?

– Я считаю. думаю. это вопрос перераспределения полномочий между федеральным центром и регионами.

Столетов пристально посмотрел в глаза Федора, а потом тихо и непродолжительно рассмеявшись, вышел из корпуса и подошел к черному автомобилю с правительственными номерами, который только что подогнали.

– Я на все это с такой точки зрения еще не смотрел. – Столетов снова рассмеялся. – Через три дня я буду выступать на Межведомственной комиссии по русскому языку. Подъезжайте на Тверскую с паспортом. К четырем?

– К трем, – поправила его женщина-секретарь.

– К трем. Там в минкульте вам пропуск сделают. После собрания комиссии мы с вами все обсудим.

Сперва в автомобиль сел Столетов, за ним женщина и один из охранников. Когда автомобиль тронулся, его место у крыльца занял второй, поскромнее и подешевле. Туда погрузились все остальные. Когда кортеж скрылся за поворотом, Федор еще стоял у крыльца, крепко стиснув края свой куртки.

– Они же сразу просекут все, когда я паспорт достану.

– Очень часто система управления в подобных заведениях сломана, – вмешался карманный секретарь. – Вполне вероятно, что ваш воображаемый статус имеет значение только на том уровне, на котором вы только что присутствовали, и не играет никакой роли на том, на котором осуществляется проход в здание министерства.

В тот же день Стрельцов позвонил своему другу Денису и договорился о встрече в Кусковском парке. Мешков, разумеется, опоздал. Он не опаздывал только тогда, когда встреча назначалась далеко от дома. Когда же от дома всего одна-две остановки, он опаздывал всегда и часто – намного. И это выглядело единственным изъяном его пунктуальности.

Федор чувствовал, что нуждается в поддержке, так как ступил на тропу, где нет ничего определенного, никаких опор, ориентиров или поручней. Словно идет по канату неизвестно как высоко натянутому от земли. И во всем этом мраке путешествия лишь только одногруппник казался чем-то стоящим и видимым в перспективе этого словесного смога, что окружал Стрельцова вокруг.

В этот день Денис оказался весьма бодр и весел. Он шел со стороны Рязанского проспекта в желтой куртке – под цвет опадающих листьев – и пил кофе, которое продавали на входе в парк. Федор уже около получаса ждал его на скамейке, на которой они постоянно встречались, и уже порядком подзамерз.

– Привет! Как дела?

– Дела!? – Федор рассмеялся, но не пояснил почему. Слова Горчакова о делах еще не сложились у него в голове в единую картину мира и находились пока в некой «виртуальной памяти» – той части мозга, где работает критический взгляд на все входящее.

– Я видел твою девку.

– Какую?

– Алена? Елена? Ну в общем та, про которую ты рассказывал. Ну ты помнишь! У которой тоже кто-то умер.

– Где?

– Приходила вчера к нам на занятия, искала тебя, – ответил Денис, делая торопливые частые глотки черного напитка. – Говорит, телефон потеряла, и не может тебя найти в соцсетях. Не знает фамилии. Я сказал, что тебя отчислили, но при встрече передам.

– Она же мой адрес знает.

– Может, твой брат так ее напугал, что она больше не хочет встречаться на твоей территории?

– А что не дал мой телефон?

– Может, ты ее видеть больше не хочешь? Откуда я знаю? – Денис присел на край скамейки. – Хотя я бы с ней замутил на твоем месте. Она суккуб.

И слово незнакомое, и логика Дениса не понятна.

– Это еще что такое? – уточнил Федор.

– Есть такое понятие в демонологии. Считалось, что существуют такие девушки, от которых совсем голову теряешь. Любовницы что надо, совместимость зашкаливает, ну и в остальном. Все эти безумные фанатики напридумывали, будто они – демоницы – и устраивали время от времени на них охоту. Рассказывали, будто у них одно только на уме – с кем-нибудь переспать.

– По-моему, это то, что нам и надо, – усмехнулся Федор.

– А я о чем! – подтвердил Денис.

Мешков допил кофе, отставил бумажный стаканчик на край скамейки и потянулся. Казалось, он хотел затронуть какую-то неудобную тему, но все никак не решался это сделать. Федор понаблюдал какое-то время за его колебаниями, а потом сделал первый шаг.

– Ну чего ты?

Денис шумно выдохнул воздух ноздрями, который перед этим задержал.

– Мне не нравится то, во что ты влезаешь. Это все дурно выглядит. Мне самому было интересно какое-то время посещать эти лекции, и я многое вынес из них для себя. Но то, что происходит с тобой, едва ли меня радует. Сам посмотри, ты гоняешься за людьми, которые якобы прикончили твою мать. Орудие преступления – слова, мотивы – никаких, обстоятельства – нелепые. И при этом ты не знаешь ни их имен, ни рода деятельности, ничего. Тебе не кажется, что ты ловишь воздух?

Федор как всегда, сперва пожал плечами, показывая незнание или сомнение, а потом уже включил голову и подумал над сказанным.

– У меня на той неделе состоялся интересный разговор, – ответил Федор. – Знающие люди сказали, что у меня есть какое-то свойство. Но я забыл, как оно называется. В общем, оно заключается в моей способности по незначительной части угадывать всю картинку. Примерно как по одному листику узнать «Утро в сосновом бору» или по одной капле «Девятый вал» Айвазовского. Точно так же я могу что-то предвидеть, хотя и не всегда могу это предсказать. И сейчас я чувствую, что напал на след чего-то значительного, с чем никогда не сталкивался. Оно ходит среди нас, незамеченное, немыслимое, и буквально жрет других людей. И никто ничего не может сделать, так как никто ничего не понимает.

– Почему не понимает?

– Потому что не может назвать. Назвать так же как ты назвал Лену суккубом. – Федор закрыл глаза, наклонился немного вперед и опершись локтями в колени, обхватил голову пальцами, пытаясь сосредоточиться. – Представь, что есть город, и в нем живут люди. Они занимаются своими делами, все работает в автоматическом режиме, и все счастливы. Ну, или делают вид, что счастливы. И тут в один прекрасный момент.

– Автоматика ломается? – прервал Федора его одногруппник.

– Можно и так сказать. Умирает человек. Никто не обращает внимание. Потом еще один, а потом еще. Со временем количество смертей становится заметно. Если не на индивидуальном уровне, то хотя бы в статистике.

– Как средняя температура по больнице! – восхищенно вмешался Мешков. – Ей не предаешь значение, когда жар у тебя, но когда общая температура по больнице начинает резко расти, то главврач узнает, что началась эпидемия!

– Ну да! И никто не знает от чего умирают люди, начинается паника. Кто-то запасает лекарства, кто-то патроны и соль, кто-то усиленнее молится, кто-то бежит из города, и никто не знает что делать, пока не прозвучит одно слово.

– Маньяк?

– Маньяк. Эпидемия. Врачи-убийцы. Все, что угодно. Но когда это слово названо, все неожиданно понимают, что надо делать, чтобы не стать следующим. Бежать из города или запирать все двери, объединяться в группы или сторониться людей, чтобы не заразиться, в полицию звонить в случае чего или в СЭС. И когда слово названо, сразу становится ясно кто враг и какие у него признаки. А мы сейчас в ситуации, когда враг не назван, и ни у кого нет такого слова, чтобы назвать врага. Никто ничего не может сделать.

– Ты хочешь назвать врага?

– Я думаю, что у меня получится. Я хотя бы знаю, что он есть.

– Похоже на бред.

Стрельцов ощупал карманы своей куртки и нашел в одном из них недоеденную плитку шоколада, давно раскрошившуюся и непривлекательную на глаз. Нисколько не медлив, он отломил от нее кусок, закинул себе в рот и откинулся на спинку скамейки, холодной даже сквозь три слоя одежды.

– Да не бери в голову, – произнес он, несколько повеселев. – Это и есть бред.

Светлое семиэтажное здание Министерства культуры в Малом Гнездниковском переулке превращали в нечто темное. Вопреки основным правилам косметического ремонта и реставрационной этики серенький фасад превращался в коричневый. Это происходило одновременно на всех семи этажах, докуда доходили леса ремонтников. Стрельцов подошел к трем часам: аккурат к тому времени, к которому и пригласил его Столетов. Даже несколько заранее. И в эти рабочие часы на лесах не было никого.