Письма на воде (СИ) - Гринина Наталья "NataBusinka"

Ван Со невозмутимо сидел за столом, не принимая участия в общей панике.

– Просто ритуал проводят до тех пор, пока дождь не пойдёт, – он взял в руки кисть и, не торопясь, написал на дощечке своё имя красивым, узнаваемым почерком: уроки каллиграфии принесли свои плоды. – Человек не может управлять Небесами. Нужно просто создать видимость.

Чжи Мон сдержанно улыбнулся.

Молодец, мальчик! Ошибиться в тебе было сложно.

Ван Со, провожаемый оторопелыми взглядами братьев, подошёл к столу и протянул астроному свою дощечку:

– Четвёртый принц Ван Со, рождённый в год Петуха.

 

– Четвёртый принц Ван Со, рождённый в год Петуха, – в сухом, раскалённом воздухе голос короля Тхэджо разнёсся непривычно далеко.

Чжи Мон подметил, как при этом вскинул голову четвёртый принц и как его братья дружно выдохнули, не веря в то, что суровые Небеса в этот раз обнесли их своей сомнительной милостью.

Пока король выбирал табличку с именем, опустив руку в сосуд, все они ожидали своей участи на ступенях храма: Ван Ё – с нетерпением, сетуя лишь на потерю времени, Ван Ук – с невозмутимостью Будды, в его случае весьма хлипкой, Ван Вон – с суеверным ужасом, бормоча нелепые отводные молитвы, Ван Ын – со страхом, зажмурившись, как перед неизбежным наказанием за провинность, Ван Чжон и Бэк А – со спокойной обречённостью, делающей честь их возрасту.

И лишь четвёртый принц не показывал своих чувств, замерев за спиной Тхэджо. Однако Чжи Мон услышал обезумевшее сердцебиение Ван Со, стоило королю объявить его имя, хотя внешнему самообладанию принца, рождённого в год Петуха, мог позавидовать даже он, проводник.

– Я сделаю это, – склонился перед отцом Ван Со, пряча за веками испуг.

Чжи Мон отвёл взгляд, полный удовлетворения.

Конечно, вы сделаете это, Ваше Высочество. Потому что, кроме вас – некому.

 

– И зачем нужно было выбирать меня?

Ван Со смотрел на астронома так пронзительно, что не имело никакого смысла юлить и прятаться за ложью, утверждая, что выбор был случаен. Святые Небеса, ему бы с его проницательностью и умом быть проводником, когда бы не одно но – Корё!

– Может быть, именно вы необходимы Небесам? – как можно более непринуждённо ответил Чжи Мон. – Почему вы так переживаете, что Небеса указали на вас? Вы не должны сомневаться в себе.

– Да, – Ван Со будто услышал невысказанный призыв астронома к мужеству и спокойствию, а заодно и к принятию своей судьбы, знать о которой ему не полагалось. – Меня выбрали.

Тебя выбрали, мальчик. И ты не представляешь, как давно и неизбежно. Соберись! Не сомневайся в себе.

И следуй воле Небес.

***

День проведения ритуала дождя был особенно зноен и сух, накалив людские ожидания, как растрескавшуюся землю, жаждущую влаги.

Вся королевская семья собралась в просторном внутреннем дворе, где на ступенях храма установили стол с жертвенными дарами и ждали возвращения во дворец четвёртого принца. Несмотря на лёгкие белые одеяния, от жары изнывали все: от императора до последней служанки. Но ритуал следовало выдержать до конца.

А в это время четвёртый принц смотрел в глаза Чжи Мона, который протягивал ему зелёную ветку и сосуд с водой, смотрел так, словно находился не на рыночной площади перед дворцом, а на нижней ступени виселицы, куда ему предстояло проделать последнее в своей жизни восхождение.

Пока Ван Со ещё сидел в паланкине, скрытый от взоров простолюдинов, до его слуха долетала искренняя мольба:

– Дайте нам дождя!

– Просим дождя!

– Пускай пойдёт дождь!

Однако стоило ему ступить из паланкина на дорогу, ведущую к воротам дворца, как всё стихло. И в наступившей тишине Ван Со отчаянно цеплялся за взгляд астронома, будто тот единственный мог помочь ему пройти через всё это.

Собственно, так оно и было, но Чжи Мон лишь молча заставил его взять в руки сосуд с водой и оливковую ветку, негласно приказывая: «Ваше Высочество, это нужно сделать. Именно вам!», а потом с поклоном отступил в сторону, давая ему дорогу.

Как бы ни было ему жалко Ван Со, как бы он ни сочувствовал его положению и ни желал помочь, через это испытание четвёртый принц должен был пройти сам, от начала и до конца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Как в кузне мастера подвергают истязаниям невзрачный, уродливый кусок руды, чтобы создать и закалить сверкающий лёгкий клинок, так и он, Чжи Мон, должен был выковать из этого измученного нелюбовью, неуверенного в себе, напуганного толпой мальчишки в маске будущего великого императора Корё. Но для этого принцу предстояло пройти огонь, воду, грязь и поругание толпы, чтобы закалиться и приобрести уверенность в себе и собственных силах.

Всё это Ван Со должен был выдержать сам.

По воле Небес.

 

Я не могу сказать тебе, Су, что хуже: целую ночь в одиночку сражаться со стаей голодных волков в заснеженных горах или идти сквозь толпу, которая забрасывала меня камнями и комками мокрой глины, засыпа́ла меня проклятиями и криками: «Волк! Это же принц Волк! Почему именно он проводит ритуал? Как такое могло случиться? А вдруг он вызовет гнев Небес? Он же чудовище, а не человек!»

Они видели во мне не сына короля, а зверя в человеческом обличье, явившегося в Сонгак в час чёрной луны. Но если я и был когда-то чудовищем, то только не в тот день. В окружении бесполезных стражников, закрывая лицо руками, шёл не принц, а мальчик, израненный внутри и снаружи, страдающий и жалкий.

Я не помню, как оказался во дворце, но очнулся именно там, будто от кошмарного сна.

В спину мне неслись проклятия простого народа, а в лицо смотрели члены королевской семьи, министры и дворцовые слуги. Их взгляды навсегда остались выжженными отметинами у меня в душе. И пусть жалости в тот день я не видел, но зато с лихвой окунулся в презрение, злорадство и разочарование во мне – никчёмном выродке, не способном провести простой, но такой важный ритуал, и опозорившем короля.

Только ты и Бэк А взглянули на меня с участием и искренним состраданием. И от этого у меня в глазах закипели слёзы, но рыдал и бежал прочь не четвёртый принц Корё, а тот самый мальчик, которому ещё предстояло стать мужчиной.

Укрывшись в башне звездочёта, я сходил с ума, дав волю чувствам, жалея себя и проклиная Небеса за их жестокую насмешку. И если хотел видеть кого-то рядом, то только тебя, Су, несмотря на то, что сам же отталкивал все твои попытки сблизиться вновь после дня рождения Ван Ына.

Но я так нуждался в тебе, хоть и упорно отказывался это признавать! Потому что моим единственным утешением всегда была и остаёшься только ты…

Мог ли я предположить, что увижу тебя тем же вечером?

Я спрятался на озере, в лодке, покачивающейся у берега под старым платаном, чьи ветви касались воды. И пусть из головы у меня не шло моё унижение, а в ушах не стихали крики толпы, здесь мне было легче справиться с горечью, потому что воздух пах цветущими лотосами, напоминавшими о тебе.

Помнишь ли, как ты отыскала меня там, упав мне в руки, словно дар Небес, свидетельствующий о том, что они не отвернулись от меня? Ты говорила со мной, врачуя своим тихим ласковым голосом мои душевные раны.

Знаешь ли, что тогда ты спасла меня, как спасала много раз, одним своим присутствием придавая мне сил?

Тогда ты сказала, что хочешь сама решать, как тебе жить, чем снова изумила меня. А ещё ты сказала, что никому в этой жизни не бывает слишком легко. И я думал над твоими словами, вдыхая запах лотосов и всё меньше сожалея о произошедшем.

Никому не бывает слишком легко. Сколько раз потом я вспоминал эти твои слова, Су! И они вновь и вновь возвращали меня к жизни.

Вот и сейчас, когда я пишу тебе в этой же самой старой лодке, только они заставляют меня нести свою ношу…

***

Чжи Мон старательно имитировал панику, впрочем, она всегда удавалась ему довольно натурально. Но толстокожий четвёртый принц не понимал его намёков и сидел за столом, упорно не желая пойти навстречу. То есть на ритуал дождя.

– Ритуал скоро начнётся, а наследного принца всё ещё нет! А вдруг с ним что-то случилось? – вовсю истерил астроном и метался за спиной Ван Со, который с мрачным видом слепо листал какую-то книгу.