Водораздел - Анна Пылаева

— И как же ты, Леха, действовать собрался? Пока в крае Дмитрий Иванович царь и бог.

— Это все относительно, Юра. Сегодня ты царь, а завтра, глядишь, спускаешься в подвал Ипатьевского дома. А действовать мы начнем с тобой прямо сейчас. И теперь, Юра, я бы попросил тебя в ближайшем номере твоей газетенки опубликовать всю эту информацию. Без ссылок, естественно.

Щепкин задумался, а потом сказал:

— Да без проблем.

— Только давай так, — предложил ему Брусницын, — сразу же после выхода материала ты уедешь из города на некоторое время.

— Это еще почему? — удивился Щепкин.

— А ты сам не понял? — спросил Брусницын, — сам ведь только что говорил, в асфальт закатают, Агарков царь и бог. А обеспечить твою безопасность у меня сейчас вряд ли получится.

— Ну уж нет, — ответил Щепкин, — я в своей жизни никогда ни от кого не прятался, да и сейчас тоже не буду.

— Может, тогда под псевдонимом это дело опубликуешь? — спросил Брусницын.

— И этого тоже не дождешься, — ответил тот, — чтобы я от такой сенсации отказался.

— Ну, смотри, дело твое, — сказал полковник. Он впрочем понимал, что Щепкин откажется от любых предложений по обеспечению безопасности. Но понимал он и то, что выходом этого материала он может подставиться под пресс силовой машины краевой администрации. И поэтому предложения эти он озвучил скорее для очистки своей совести. Впрочем, надеялся он больше на то, что с началом его активных действий властям будет уже не до Щепкина.

…

Калинкин приехал в ресторан «Москва» в половине восьмого вечера, держа в охапке огромный букет бордовых роз. Метрдотель появился через десять секунд, и взглядом пригласил следовать за ним и быстро довел его до ВИП-зоны, которая вся была забронирована им на вечер. Там он велел подать ему бутылку виски Dewars и стал дожидаться.

Спутница появилась только через полтора часа. Она была в красном атласном платье, обтягивающем и коротком, черных колготках, вечерних туфлях и с распущенными завитыми локонами. Шею ее украшала нитка жемчуга, а лицо — внушительный слой макияжа. Одним словом, мало что напоминала ту девушку в желтом сарафане, из–за появления которой несколько дней назад глава колхоза «Новая заря» вынужден был обратиться за помощью в травматологию, а двое бригадиров того же колхоза получили по пятнадцать суток.

— Извините, что немножко задержалась, — сказала Аня, усаживаясь за столик и поправляя прическу.

— Да, ничего, — отвечал чиновник, — такую девушку можно ждать хоть всю ночь.

За время ожидания он успел осушить бутылку виски, и поэтому находился уже в расслабленном состоянии.

— Да, ладно, — сказала Аня, — вы же человек страшно занятой, а ночью, наверное, вам спать надо рано ложиться… Вы же встаете ни свет ни заря…

— А это уже как получится, — отвечал Калинкин, пытаясь поцеловать руку своей спутницы, — в конце концов, я в своем ведомстве самый главный, могу задержаться хоть до обеда, могу вообще не ходить.

— Та ведь на вас же, наверное, вся работа держится. Все без вас встанет, — сказала Аня.

— Это точно, — подтвердил Калинкин и в подверждение слов своих прикрыл глаза, — эти бездельники без меня хрен чего вообще могут. Ну, ничего, иногда полезно их проучить… Как они там без меня крутиться будут…

Девушка тем временем углубилась в изучение меню, а министр окончательно возбудился:

— Эй, человек, человек…, — кричал он, — Я ресторан покупаю… Документацию на собственность и учредительные документы…Быстро. Чё?!!! Да ты хоть знаешь, кто я такой?!! Да я вас всех под банкротство пущу! Сегодня же! Да я могу сделать так, что завтра никакого кабака здесь на хер не будет!!!

— Тише, тише, — Аня взяла чиновника за руку, — это он так шутит, — объяснила она подоспевшему метрдотелю и сопровождавшим его секьюрити.

— Захочу, пошучу, захочу нет, — отвечал Калинкин, но слегка успокоился, — а вообще, я всегда хотел узнать, как это тебя, такую красивую в эти дебри занесло?

— А куда меня еще можно было занести, по–вашему?

— Да хотя бы к нам, например… Хочешь, возьму тебя пресс–секретарем к себе?

— Ну, не знаю, надо подумать…

— И думать тут нечего… У меня бабла столько, сколько газета твоя хоть десять лет будет издаваться, не получит… Что ты там, за зарплату, что ли, работаешь?

— Ну, во–первых, работаю я потому что интересно, потому что с людьми общаешься, много нового узнаешь каждый день…

— И чего же ты там узнаешь нового…

— Да вот хотя бы про бумагу какую–то из полпредства…

В тот же момент Калинкин изменился в лице, глаза его, мутные от количества выпитого, как–то резко прояснились и почти трезвым голосом он спросил:

— Какую еще бумагу?

— Да что–то про Беловодский порт… Как будто банкротство его было проведено с какими–то нарушениями.

— Бумага эта — фуфло!!! — заявил Калинкин, — Полная хуйня!!! Не к чему им прицепиться!!! А порт себе большой человек забрал — Чавия Роман Вахтангович… А он с Дмитрием Ивановичем не разлей вода… Так что пусть они там все отсосут!!! А этот, блядь, киндер, если сюда сунется попробует, то его просто вальнут, и всего делов… Тоже мне, тварь, учить еще нас будет, как банкротить правильно… Слушай, а может поедем, у меня номер в «Лазурной» есть свой, постоянный, чего тут делать?…

Через полчаса вызванное Калинкиным такси доставило их к «Лазурной». Замминистра подошел к задней двери и распахнул ее перед своей спутницей. Такая галантность едва не привела к падению чиновника, потому что его равновесие довольно сильно нарушилась, и только зацепившись за дверь, он удержался на весу.

— Прощевай, дядя, — сказал он таксисту.

— Может, на чай накинете? — спросил его таксист.

— Скажи спасибо, что ваша фирмешка вообще еще дышит, — отвечал тот, взяв свою спутницу за руку и направляясь к входу в гостиницу.

Внутри была будничная ночная обстановка. Скучали ночные бабочки, высматривая редких клиентов, а за ними присматривали ребята северокавказской наружности. Редкие бизнесмены и офисные клерки клубились подобно летучим мышам около входа в казино, которое располагалось тут же на первом этаже. Народу в холле было не много, поскольку впереди был рабочий день. Калинкина сразу при входе встретили два гостиничных служителя одетых в красные пиджаки и красные же колпаки, похожие турецкую феску. Они бережно взяли его под руки и повели наверх. На восьмом этаже он достал из кармана свою личную пластиковую карточку и вставил внутрь. Дверь пару секунд поколебавшись открылась внутрь. Лакеи в турецких фесках остались снаружи, а чиновник со своей юной спутницей вошел внутрь.

— Так, так, — сказал он, радостно потирая руки, — ну, что начнем с бара? — с этими словами он извлек откуда–то ключ, и открыл им железный сейф, где оказалось много бутылок с яркими этикетками: были тут и коньяки, и вина французские, виски, водка и еще много чего..

— С чего начнем? — переспросил он.

— Начали уже, — отвечала его спутница, присев на диван, но держа при себе свою маленькую красную сумочку.

— Ну да, так ведь и продолжить можно, — продолжал Калинкин. Он откупорил бутылку виски, налил себе четверть стакана, другой предложил спутнице, но она отказалась и попросила налить себе вина. Он открыл какую–то французскую бутылку 1996 года, взял бокал и наполнил его, после этого поднес девушке. Потом он подсел к ней на диванчик и попытался приобнять ее за талию, но она отстранила его и слегка отодвинулась.

— Послушай, — вдруг резко сказала Аня, — неужели ты не понимаешь, что ты просто подставляешься с этим портом?

— Как это? — удивленно переспросил Калинкин, — почему подставляюсь?

— Да потому, что на всех документах, о банкротстве, о создании тендерной комиссии, о назначении временного арбитражного управляющего и прочей фигне, стоит твоя подпись или виза. Потому что тебя постоянно видят в обществе Чавией, который этот порт в итоге хапнул, причем в неформальной обстановке. Ты что думаешь? Чавия и губер останутся в тени, им все сойдет с рук, как уже много раз сходило. А вот ты — реальный кандидат на роль стрелочника. Тебя же просто посадят, и никто тебя не отмажет, они просто переведут все стрелки на тебя. А потом тебя найдут повешенным в камере. Ты что, сам это все не понимаешь?

— Ни фига себе, вот это девка, — произнес ошарашенный Калинкин, — и где это ты так наблатыкалась? По возрасту и по виду не скажешь…

— Ну, внешность обманчива, знаешь ли…, — сказала Аня.

— Да я не спорю… Я про то, откуда это ты все знаешь…, — при этом слегка красноватое лицо Калинкина сделалось наполнено смесью удивления и испуга.

— Во–первых, я не первый день живу. Во–вторых, я все–таки работаю экономическим обозревателем. В-третьих, я все–таки что–то читала, с кем–то пообщаться успела…