Огни святого Эльма - Владимир Евгеньев

«Как вы себя чувствуете? Когда мы с вами говорили, корабль чуть не перевернулся, я первый раз не смог удержать вас, вы сильно ударились, мы с капитаном еле донесли вас до его каюты».

«Подумаешь, нас с братом просто похитили и насильно удерживают на парусном судне, которое слегка не соответствует нормам безопасности, да и с погодой нам не повезло, какие мелочи. Если нас ждут еще сюрпризы большие и маленькие, поверьте, я этому не удивлюсь. Жаль только, что наши родители, наверно, сходят с ума от волнения. А так все отлично. Спасибо, что спасли меня. Вы не видели моего брата?» – продолжала Соня тем же тоном.

«Да, мне жаль, что вы влипли в эту историю. Вы со временем узнаете, в чем дело. Поверьте, я сделаю для вас все, что смогу, – он посмотрел на нее с нежностью и грустью, – Ваш брат пошел посмотреть кубрик».

«Что это такое?»

«Это место где живем мы – матросы».

«Проводите меня, пожалуйста, туда».

Он сделал шаг к ней и встал почти вплотную. Его карие глаза смотрели на нее в упор. Совсем еще юное, обветренное мужественное лицо, с решительным немного ироническим выражением.

«Не бойтесь, он в безопасности, вы точно хотите пойти туда?»

Он медленно и осторожно взял Софию за руку. Соня почувствовала какую-то непонятную дрожь. «Значит, этот молодой человек все-таки затронул мое сердце, и я не потеряла способность чувствовать», – подумала она, испытывая страх и радость одновременно. Она вспомнила, что его звали Элаем.

«Не беспокойтесь за брата. Мне очень приятно видеть вас и хочется продлить это время наедине с вами».

Он опять медленно и осторожно взял ее другой рукой за талию. Соня отстранилась.

«Нет, нет, проводите меня к нему».

Элай посмотрел на нее. В его цыганских глазах зажегся какой-то странный огонь. София почувствовала каким-то первобытным инстинктом, что это предвещает. Если бы сейчас Элай ее обнял, она бы больше не отстранялась. Но он не сделал этого. Огонь в его глазах погас, появилось то же ироническое выражение, ее новый знакомый усмехнулся. «Пойдемте, я вас провожу», – Элай повернулся и пошел, указывая ей дорогу. Соня почувствовала одновременно облегчение и разочарование.

«Нет, мои чувства не умерли, как мне казалось, когда я была в депрессии, – думала София, – надо же, только в этих экстремальных обстоятельствах, я поняла, что еще не потеряла способность любить». И ее сердце сладко сжалось при мысли о том, что у нее может быть любовь здесь, на этом страшном грязном корабле, где все чувства обострены до предела.

Они пошли к носу корабля, никто не попался им навстречу. Пустынная палуба была очень чистой, как будто ее отдраили. Видимо, ее вымыл шторм, и она уже успела подсохнуть.

«Куда мы идем?»

«Это на самом форпике», – ответил Элай.

«Что такое форпик?», – подумала Соня.

Они подошли ближе к носу парусника, и сразу почувствовали все многократно усиленные неприятные запахи, которые были на корабле. «Прошу вас, мадемуазель, – иронически усмехнулся он и распахнул дверь, – ваш брат здесь». София сделала над собой невероятное усилие, чтобы не зажать нос рукой и отважно шагнула в помещение, сразу за входной дверью было несколько ступенек вниз.

Глава 7 Самоубийство

Это был матросский кубрик. Комната около тридцати квадратных метров, говоря современным языком, с низким потолком. И пол, и стены, и потолок были сделаны из грубых, отполированных временем досок сильно засаленных и прокопченных. По стенам тянулись койки. Они шли в два яруса, нижний был приколочен к полу, а верхний – прибит к стенам. Около коек стояло несколько закрытых грубых деревянных ящиков.

А посередине комнаты было три больших прямоугольных продолговатых стола, тоже сделанные из больших, некрашеных досок и прибитые к полу.

За этими столами на разбитых стульях, колченогих табуретах и каких-то деревянных чурбаках сидели матросы. Человек сорок. Соне показалось, что в своих широких грязных рубахах, потемневших от времени, чулках и панталонах они выглядели нелепо и почему-то даже страшно. Люди сосредоточенно ели бутерброды с солониной и запивали чем-то из пузатых бутылок и больших кружек. Они громко вразнобой разговаривали между собой на голландском языке. Одни что-то рассказывали, другие ругались. Многих из них Соня уже видела, но были и совсем незнакомые лица. Боцман сидел на одной из коек и ел большой кусок пирога, запивая его каким-то желтым напитком из большой кружки.

В то время, когда вошла Соня, один матрос рассказывал: «Вот я на гроте у самой стеньги зарифлеваю парус, стал тянуть конец, мне одной рукой не вытянуть. Я перевел руки через мачту, держу равновесие ногами, и только завязал конец, меня качнуло, тут ветер переменился, и меня сдуло с мачты как пушинку. И я с грота перелетел на фок и там зацепился за рею. И вишу опять у самой стеньги, а боцман снизу кричит: «Ханс! Что ты там висишь, бездельник? Заправляй конец!». «Он, скотина, не удивился, что я перелетел с одной мачты на другую, а тут же нашел мне работу».

«Врешь все», – равнодушно сказал какой-то толстый матрос, поглощая бутерброд.

«Я никогда не вру, – обиделся рассказчик. – Карл видел, он подтвердит».

Карл, небольшой коренастый матрос с густой рыжей бородой, только что-то промычал с набитым ртом.

Тут София увидела брата. Он сидел за самым дальним столом в углу. Данила тоже переоделся в матросскую одежду, только костюм на нем сидел не так ладно – штаны свисали и волочились по земле, куртка висела мешком, но это его не смущало. Он оживленно беседовал с пожилым лысым сухощавым краснолицым матросом.

«Данила!» – крикнула Соня. Даня оторвался от беседы и поднял кружку: «Я был прав, они все родились в семнадцатом столетии!»

«Пойдем отсюда», – сказала София, до которой не дошел смысл слов Данилы. Она вообще не привыкла внимательно его слушать. Ей хотелось скорее уйти из этого дурно пахнущего помещения, похожего на до отказа переполненную пивную, от этих странных грубых людей, поесть в своей каюте, где не такой плохой запах, и все спокойно обсудить.

«Ну, подожди минутку, здесь так интересно!» – азартно сказал Даня.

Тут дверь распахнулась, и вошел Филипп. Его лицо было встревожено. Увидев Соню и Данилу, он не сдержал вздоха облегчения: «Вот вы где, слава Богу!»

Капитан поднял руку, чтобы перекреститься, но потом почему-то опустил. «Ешьте быстрее. Сейчас начнется шторм. У нас каких-нибудь пятнадцать минут», – тихо сказал он Соне, которая еще стояла около двери. Большинство матросов не обратили на капитана внимания, лишь один с худым болезненным лицом выкрикнул в его адрес какое-то голландское ругательство. Лицо капитана исказила гримаса ярости, но Филипп ничего не ответил и быстро вышел.