Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы - Федор Раззаков

Б. Корнилова арестовали и в том же 37-м расстреляли. Владимира Высоцкого, в отличие от Б. Корнилова и тысячи подобных ему поэтов, расстрелянных в 30—40-е годы, не тронули физически, но всех собак спустить не преминули. Обласканный властями композитор Евгений Долматовский в том же 68-м, выступая на художественном совете по поводу выхода в свет новой пластинки Высоцкого, заявил: «Любовь к Высоцкому — неприятие Советской власти. Нельзя заблуждаться: в его руках не гитара, а нечто страшное. И его мини-пластинка — бомба, подложенная под нас с вами.

И если мы не станем минерами, через двадцать лет наши песни окажутся на помойке. И не только песни».

В дни, когда появилась статья в «Советской России», Владимир Высоцкий заканчивал курс лечения в больнице. Душевное состояние его в те дни было далеко не благополучное: жена начала всерьез подозревать его в измене, в народе кто-то усиленно раздувал сплетни о его самоубийстве. Может быть, специально подталкивали к этому?

А. Н. Чердынин рассказывает: «Володя жил тогда с Ниной Максимовной на улице Телевидения в экспериментальной пятиэтажке, у них там было что-то вроде кондиционера… Однажды звонит Нина Максимовна и просит, чтобы я посидел с Володей. Приезжаю к ним… Вдруг звонок. Открываю — два человека. Один у двери, второй — ниже, на лестнице.

— Здесь живет Высоцкий?

— А в чем дело, ребята?

— Мы сами с Дальнего Востока, нас ребята делегировали… Просили узнать, как дела у Высоцкого. А то у нас ходят слухи, что его посадили… (Это было время статьи «О чем поет Высоцкий», и по стране ходили эти нехорошие слухи…)

— Да нет, ребята… Я вам точно говорю, что все в порядке…

Они не верят… А у Володи на столе лежала кипа свежих фотографий…

— Ну ладно, подождите… Вот смотрите — это снимали неделю назад… А это возьмите себе.

— Ну хорошо. А вот это передайте Высоцкому.

И подают довольно большой пакет.

Володя проснулся, мы развернули пакет — там оказалась семга…»

К тому времени статья в «Советской России» была самой большой публикацией в официальной прессе о творчестве Владимира Высоцкого. И вдруг — именно она выходит в свет с голословными обвинениями против поэта. Было от чего прийти в отчаяние…

Позднее Высоцкий вспоминал: «У меня были довольно сложные моменты с песнями, когда в общем официально они не звучали еще ни в театре, ни в кино, — были некоторые критические статьи в непозволительном тоне несколько лет тому назад. «О чем поет Высоцкий?» называлась такая статья, которая меня повергла в большое уныние, потому что там много несправедливого. Обвинения мне строились даже не на моих песнях: предъявлялись претензии, а песни в пример приводились не мои. Но статья была написана в таком тоне, что в общем это был какой-то момент отчаяния. Там много строилось обвинений, я даже сейчас не помню точно — это было очень давно. Самое главное, что тон был непозволительный — неуважительный такой… Там говорилось, что в общем это совершенно никому не нужно, что это только мешает и вредит. Я всегда придерживался другой точки зрения и думаю, что в этом смысле был прав, потому что теперь это все-таки по-другому: я теперь имею возможность и работать в кино, и петь, и иметь большие аудитории. Но тогда это был момент очень-очень печальный…»

Сказано это было весной 1979 года, через одиннадцать лет после статьи в «Советской России». А тогда, в 68-м, сердце Высоцкого переполняло отчаяние. Как и в марте, после увольнения из театра, в голову ему приходят мысли о самоубийстве. В те дни рождается знаменитая его песня «Кто кончил жизнь трагически — тот истинный поэт». В письме к другу детства И. Кохановскому Высоцкий пишет: «Дорогой ты мой, самый наипервейший, разъединственнейший друг… Все думаю о тебе, не идешь ты у меня из головы… И не к кому пойти. Все просят, умоляют, телефон возненавидел. И все из-за… гитары. А памятуя твой стих, где

К таким со своими песнямиПрошу тебя — не ходи…

Я и не хожу… Паскудная это жизнь! Ничего не успеваешь, писать стал хуже и некогда, и неохота, и не умею, наверное… Друзей нет в Москве. Ладно! Вот что! Ты давай там завязывай со своими делами и приезжай — вдвоем разберемся.

Я всю эту слезливую тираду написал, чтобы тебя разжалобить, чтобы ты скорее приезжал. Вот приедешь, займемся твоим трудоустройством, и я развяжу надолго. С тобой. Ведь я действительно по тебе скучаю и часто думаю: был бы ты, все было бы хорошо…»

Наступило время неудач,Следы и души заносит вьюга,Все из рук вон плохо — плачь не плачь, —Нет друга, нет друга.

(1968)

Насколько для Владимира Высоцкого тот момент был действительно отчаянным, говорит его письмо в ЦК КПСС, датированное 24 июня, в котором он буквально отрекается от своих ранних песен: «…даже мои почитатели осудили эти песни. Ну что же, мне остается только радоваться, ибо я этих песен никогда не пел с эстрады и не пою даже друзьям уже несколько лет».

В те дни решалась кинематографическая судьба Высоцкого: его участие в съемках фильма В. Назарова «Хозяин тайги» после статьи в «Советской России» стояло под вопросом. Член художественного совета «Мосфильма» Шабанов 23 июня на заседании совета заявил: «Высоцкий — это морально опустившийся человек, разложившийся до самого дна». Но, к счастью для Владимира Высоцкого, другие члены совета думали иначе. Он был утвержден на роль в этом фильме и в июле вылетел в Сибирь в район Дивногорска. Его партнер по фильму В. Золотухин вспоминает: «1968 год. Лето. Съемки фильма «Хозяин тайги». Сибирь. Красноярский край, Майский район, село Выезжий Лог… Мы жили на постое у хозяйки Анны Филипповны в пустом, брошенном доме ее сына…

В наши окна глядели люди — жители Сибири. Постарше поодаль стояли, покуривая или поплевывая семечки, помоложе лежали в бурьяне, может, даже не дыша: они видели живого Высоцкого… А я спал, мне надоело гонять их, а занавески сделать было не из чего…

А ребятишки постарше (а с ними и взрослые, самим-то вроде неловко), когда видели, что мы днем дома, приходили и просили меня как сторожа «показать» им живого Высоцкого вблизи. И я показывал. Вызывал Владимира, шутил: дескать, «выйди, сынку, покажись своему народу».

В целом же съемки в этом фильме принесли как Высоцкому, так и Золотухину мало приятных впечатлений. Режиссер В. Назаров в процессе съемок ушел от первоначального варианта сценария и самовольно кроил его, не считаясь с мнением актеров, исполнявших главные роли. В конце концов все это привело к тому, что Высоцкий разругался с режиссером прямо на съемочной площадке и долго после этого таил злость на него. В. Назаров в ответ на это стал попросту игнорировать Высоцкого и в дни, когда тот снимался, не приходил на съемочную площадку. Высоцкого это злило еще больше, и он в сердцах бросал Золотухину: «Пропало лето! Пропал отпуск и настроение!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});