Неповторимое. Книга 2 - Валентин Варенников

Мы покатывались со смеху, тем более что уже пропустили не одну рюмку. А Женя Бочкарев так заразился этим смехом, что уже не только плакал, а даже как-то поскуливал. Челюсти у него свело, рот не закрывается, икает и скулит. Представляете, какова «картинка»?! Мы, глядя на него, совсем уже потеряли способность управлять собою — наш дружный хохот и гогот сотрясал стены родной альма-матер. Наконец, самый мудрый в нашей группе Миша Дыбенко первым выбрался из этого психологического штопора и объявил:

— Есть предложение: за выдающуюся личность, проявившую мужество и самоотверженность, проявленные в борьбе с бюрократизмом и формализмом, за торжество справедливости и права изучать военные науки на благо нашего Отечества и его славных Вооруженных Сил, за личность, которая во имя этих целей не жалела ни крови, ни живота своего — выпить по полной, стоя и до дна. За Владимира Глазова! Ура!

Все взревели «ура», выпили и полезли целовать Володю за его подвиг.

Правда, нам стало известно и другое. Жена Глазова после этого случая уже никуда не выезжала и несла личную ответственность за своевременное убытие Владимира на занятия. А он все равно не мог без приключений. Как-то примчался за одну-две минуты до начала занятий, бросил портфель, быстро снял китель, достал из кармана брюк подтяжки и начал их пристегивать. Затем надел китель, сел и облегченно вздохнул. Естественно, все к нему с вопросом:

— Что случилось?

— Я сегодня в метро выступал, как Карандаш на арене цирка. Сами понимаете, утром у меня времени в обрез — одновременно умываюсь, одеваюсь, завтракаю впопыхах, надев брюки и сапоги, быстро накидываю китель и, застегивая пуговицы на ходу, хватаю портфель, фуражку, кубарем по лестнице на улицу, бегом в метро, мчусь по эскалатору вниз, обгоняю всех, а тут и поезд. Влетаю в вагон и успокаиваюсь. Людей немного, есть свободные места, но я, довольный, что все так здорово получилось, решил стоять. Одной рукой держусь за верхний поручень, во второй — портфель. Так и еду, сделав умное лицо. Естественно, предполагаю, что все во мне сразу же распознают слушателя Военной академии им. М. В. Фрунзе — форма общевойсковая, а самое главное — шпоры! Проехали одну остановку, тронулись к следующей. Вдруг стоявший передо мной метрах в пяти мужчина, медленно перехватывая поручень рукой, стал приближаться ко мне. Я насторожился. Он это понял и улыбнулся, но, приблизившись вплотную, наклонился к уху и шепчет:

— Товарищ подполковник, у вас сзади из-под кителя висят бело-синие подтяжки…

— ???

Это меня поразило как молнией. Рукой, которой держался за поручень, я сгреб сзади все, что висело, и начал эти позорные подтяжки заталкивать в карман брюк. А они, проклятые, не лезут! Я их туда, а они обратно, я — туда, а они — обратно! Естественно, от волнения весь стал мокрый. Видя такую картину, мужчина спокойно говорит:

— Давайте я подержу портфель, а вы, не торопясь, отстегните от брюк подтяжки и определите им место.

Когда я выполнил всю эту процедуру и спрятал подтяжки в карман, поезд остановился на очередной остановке. Я поблагодарил мужчину, вышел из вагона и зашел в соседний. А когда приехал на «Смоленскую» и отправился к эскалатору, то опять повстречался с этим мужчиной. Он мне помахал рукой. Но и это еще не все. Прихожу в академию, иду в раздевалку сдать фуражку, а он вышагивает мимо меня и на ходу говорит: «Мы с вами под одной крышей. Я работаю на кафедре физкультуры». Вот такие у меня дела.

Кто-то из ребят предложил:

— Володя, тебе пора мемуары писать. Что ни день, то событие. Назови, например, книгу: «Похождения бравого слушателя» или что-то в этом роде.

Остальные с шутками-прибаутками эту идею поддержали.

Различные происшествия случались не только в академии, но и в нашем Учебном переулке. В ночь под Новый, 1952 год здесь произошло весьма знаменательное событие — Сталин прислал одной рабочей семье посылку, которая, конечно, наделала много шума, кстати, только в пределах нашего переулка, поскольку об этом совершенно ничего не писалось в газетах, не сообщалось по радио, что как-то совершенно не вяжется с тем культом личности, о котором так много любил говорить Хрущев. Что же произошло? У одного рабочего, который жил через дом от нас, родился сын. Родился он 21 декабря, т. е. в день рождения Сталина. Родители решили его назвать Иосифом, и радостный отец, как потом выяснилось, дал телеграмму приблизительно следующего содержания: «Москва, Кремль, товарищу Сталину. Дорогой Иосиф Виссарионович! 21 декабря у нас родился сын, которого мы назвали Иосифом в Вашу честь. Желаем Вам доброго здоровья и всяческих успехов».

30 декабря к этому рабочему приезжают два молодца в гражданском и привозят большой набор различных детских вещей, коляску для ребенка, что по тем временам было редкостью, нарядные саночки и солидную продовольственную посылку с винами, колбасами, сырами, конфетами и южными фруктами.

В нашем малюсеньком переулке эта посылка произвела эффект разорвавшейся бомбы. Естественно, все бегали смотреть на это счастливое семейство. А они действительно были на седьмом небе. Ведь сам вождь, которого все любили и почитали, откликнулся и разделил с семьей эту радость. Я до сих пор удивляюсь, почему вот такие эпизоды никогда не попадали в прессу — ни в прошлом, ни в настоящем. Но ведь их было много, и они характеризуют личность человека, тем более если это государственный деятель. Но со стороны Сталина поздравление рабочей семьи было сделано тихо, спокойно, без помпы и афиширования, без стремления извлечь политические дивиденды.

И мне приходят на память множество фактов времен Горбачева и Ельцина, когда они лично или члены их семей делали так, чтобы на любом пустяке нажить себе «капитал». К примеру, перед приездом в Москву королевы Англии Елизаветы все забегали, закрутились, засуетились. А так как во время ее визита не последнюю скрипку должна была играть Наина Иосифовна Ельцина, последняя начала лихорадочно наводить справки о том, что может интересовать королеву, чтобы самой всесторонне подготовиться к встрече с ней. Службы доложили, что в Москве существует дом, построенный на личные сбережения английским лордом полковником Чеширом для реабилитации инвалидов войны. Такие дома он создал во многих странах мира. Дом существует уже несколько лет, и никому до него дела нет. Администрация этого дома всяческими путями, изворачиваясь, находит различных спонсоров, чтобы продлить существование и помогать нашим искалеченным воинам. Поскольку дом построен лордом, то королева вполне может спросить: «А как у вас дом Чешира?» Поэтому Наина Иосифовна накануне приезда королевы примчалась в этот дом, походила, посмотрела, посочувствовала молодым людям, потерявшим руки или ноги в Чечне или Афганистане, повздыхала и подарила… бильярд. Хотя могла бы сообщить президенту, что есть дом, построенный иностранцем для наших соотечественников, и хорошо, если бы государство взяло его на баланс вместе с обслугой. Нет, бильярд!

Особо надо отметить интерес, проявленный слушателями нашей Академии (да и вообще военными) в отношении переписки генерал-майора Разина с генералиссимусом Сталиным.

В конце 1953 года в Академии произошла смена власти — вместо генерала армии Алексея Семеновича Жадова, которого назначили первым заместителем Главнокомандующего Сухопутными войсками, пришел генерал армии Павел Алексеевич Курочкин. Это известный полководец, хорошо проявивший себя в годы революции и гражданской войны. В предвоенное время командовал многими объединениями и несколькими военными округами. В годы Великой Отечественной войны был коман дующим различных армий и ряда фронтов, в том числе и 2-м Белорусским. Он имел богатый опыт командования войсками и руководства крупными штабами, а также преподавания в военных учебных заведениях. К нам пришел из Военной академии Генерального штаба — был первым заместителем ее начальника.

На всех нас он сразу произвел впечатление очень внимательного, тонкого и глубокого военачальника. Первым его шагом в академии стала организация личного контроля за ходом подготовки дипломных работ слушателями выпускных курсов. Это было новое в методике. Он отобрал около 30 работ и, вызывая к себе по пять-семь дипломников и их научных руководителей, проводил вначале общую беседу (при этом преподаватели сидели отдельно от своих подопечных), а затем приглашал кое-кого поодиночке. На общей встрече разбирались вопросы в основном организационного характера, а во время индивидуальной — детали работы.

Мне посчастливилось попасть в число патронажных. У меня действительно тема дипломной работы была интересная — «Действие стрелкового корпуса на открытом фланге армии в ходе наступательной операции фронта». Такая тема, конечно, не могла пройти мимо глаз опытного начальника. На нашей личной с ним встрече присутствовал еще один полковник из аппарата академии, который делал какие-то пометки в тетради и никакого участия в беседе не принимал. Разговор происходил за большим столом, на котором была развернута моя карта.