Путинбург - Дмитрий Николаевич Запольский

аккуратно закладывать им свежие могилки. В деле было девять пострадавших девочек.

Пуле влепили девятнадцать лет строгого режима. Вину признал. Убийства отрицал. Дело практически замяли, ни одну пленку не нашли. Заказчиков не вычислили. Вы их, кстати, не знаете?

Кружатся диски

А экскурсию мы продолжим на Петроградской стороне, где подпирает висячее душное питерское небо уродская телебашня. Прямо возле нее можно разглядеть коричневый контейнер. Это мобильная студия. Точнее, полумобильная — колес-то нет. Ее отжали у каких-то разгильдяев-американцев в самом начале девяностых. И сдали в аренду «Радио Рекорд». Внутри звукоизоляция, пульт режиссера и диджейские вертушки. Ну и да, столик со стеклянной столешницей. Оттуда каждый день шло вещание программы «Поехали». Диджей играл вживую. Вот просто по-настоящему, на виниловых пластинках. Я однажды напросился посмотреть — это ведь штука посильнее «Фауста». На четыре часа прямого эфира забойной танцевальной музыки расходовалось восемь дорог. То есть меньше грамма. Компенсировали, естественно, владельцы станции. Но видеть одного из самых популярных российских диджеев за работой, когда он крутил свои миксы, непрерывно танцуя в душном контейнере четыре на семь метров, время от времени включая микрофон и выкидывая в эфир свой истошный вопль «пое-е-ха-а-а-ли-и-и!», — это забавное зрелище. Кстати, без стимулятора такие залепухи[229], конечно, невозможны. Так уж повелось. Кстати, «Радио Рекорд» поставило немало рекордов: чего стоят знаменитые рейвы[230] с МС Вспышкиным — товарищ Владимир Александрович Турков, житель блокадного Ленинграда, имевший правительственные награды, умерший от сердечного приступа в метро несколько лет назад, тоже приобщился. Дожил до 75 лет. Возможно, если бы не кокаин, то и сегодня бы выступал. Его напарник по ударному шоу Дима-Никифоровна, певец и аранжировщик Дмитрий Чеков (помните «меня прет, меня прет, потому что Новый год»), разбился под этим делом в мотоаварии. Правда, был не за рулем, а в качестве пассажира. И вообще, до нынешних времен дожили далеко не все. Высокая группа риска, здоровье не у всех железное. Мозги все-таки плавит не по-детски. И к успеху в жизни тоже не приводит, хотя многие это осознают далеко не сразу.

Тут, конечно, вы меня спросите: а откуда автор так много знает?

И не был ли он тоже потребителем элитного психостимулятора?

Я вам отвечу честно: естественно, пробовал. Но вот ежедневный прямой эфир на телевидении не способствует. Во-первых, сразу видно, камеру обмануть сложно. А во-вторых, не прет. Вот как-то своей дури всегда хватало. И своего собственного адреналина. Да и не нравятся мне любые наркотики, боюсь я их, особенно после тогo, как попил варева из перуанской лианы духов[231]. Так устроена голова — любое внешнее воздействие на мозг вызывает стресс… А еще мне всегда было жалко денег. Я лучше уж на Кубу слетаю за хорошими сигарами или в Египет понырять. Так что не мое это.

Но давайте уже завершать нашу затянувшуюся экскурсию по кокаиновым местам Санкт-Петербурга. Просто слишком много мест, все не посетить. И отправимся мы к часовне Ксении Блаженной на Смоленское кладбище, где похоронен гениальный оператор, мальчик-солнышко, ангел Ленинградского ТВ Леша Тихонов. В 2002 году он окончательно потерял всякий человеческий облик, засев на крэк-фрибейз[232] безвозвратно. Работать он уже не мог. Точнее, мог, но не хотел. Тихонов, зарабатывавший сотни тысяч, стал всеобщим должником. Режиссеры-гондоны просто выкупали его долги и ставили перед фактом: ты едешь на съемки сериала, живешь на казарменном положении, работаешь месяц. Вот расписки. Снимем кино — я их порву. Проебешь — сумма долга удваивается. Пиши расписку прямо сейчас, что готов. И Леша писал, ехал, жил в казарме и снимал. А потом снова занимал пару тысяч долларов, закупал, варил, курил и торчал. И через неделю снова. И так до следующего сериала.

В 2003 году он ехал рано утром из ночного клуба на своем спортивном «мерсе», на пассажирском сиденье была какая-то шалава-малолетка, которую не опознали. Ехал со спущенными штанами, так как пассажирка пыталась отсосать за проезд прямо на ходу. Занесло, ударился в автобус, автобус вылетел на встречку, Лешин «мерс» бочиной в столб — и тоже на встречку. Восемь машин, четыре трупа. И Леша без штанов посерединке. Естественно, обдолбанный[233]. На похоронах собрался весь кокаиновый Петербург. Человек триста. Бабы в платочках с замотанными шарфиками лицами. Синие, изъеденные фурункулами физиономии, скукоженные старушечьи ручонки. Еще пять лет назад лучшие манекенщицы, топ-модели, работавшие в Париже. Мужики такие же: ссутулившиеся бывшие братки, модные тусовщики, герои девяностых с трясущимися руками и желтой высохшей кожей, натянутой на острые пики скул. Противное общество. Подруга Леши, поблядушка и врачиха-нарколог, тихо спрашивала на поминках у друзей, вытирая сопли: «Есть чо?» Брат, сидящий на убойных дозах галоперидола и барбитуры[234], скулил, закатив глаза. Менты-дилеры искали новых клиентов жадными глазенками, переглядывались: вдруг кто обнаружил новенького. Но клиенты были так себе. Неплатежеспособные в общей массе. Кокаиновый Петербург пришел в полный упадок. Тема разбилась на полном ходу: все переехали в Москву, где и цены повыше, и качество похуже, зато лохов-новичков хоть попой ешь. Кеха обанкротился. В Питере действительно стали пить. Преимущественно бутират[235]. Но объебосы — совсем другая тема. Неинтересная.

Адамава фульфульде, или Как испортили кокаин

О том, что все должно быть под контролем, я узнал от Ромы Цепова. Спросил однажды:

— На хрена ты лезешь в эту тему? Тут же черт ногу сломит, кто кому как и где что продал. У всех ксивы, непроверяшки, все чьи-то дети или друзья, любовницы или любовники!

Рома выпустил колечко дыма, посмотрел на меня сквозь очки от Cartier за десятку грина[236] и поднял холеный пальчик вверх:

— ТАМ должны всё контролировать. Я на этом ничего не заработаю, они тоже, скорее всего. Разве что мелочь какую. Но это дело государственное. Потому что в клубе состоят разные важные люди, а отпускать это на самотек нельзя. Непонятно, кому деньги попадают, а самое главное — люди и информация.

Государственным делом был клуб кокаинистов. Нет, не в смысле какой-то конкретный подвальчик, где разные люди с их деньгами и информацией собираются по вечерам, чтобы засосать ноздрей пару дорожек белого порошка, а некое сообщество молодых и богатых, которые могут себе позволить эту нехитрую роскошь — тратить на психостимулятор по сто-триста долларов в день, чтобы им было хорошо и празднично. Кокаин ведь так и называли — «праздник». Приходи к нам на праздник. Или девушка спрашивает у приглашающего в клуб: а праздник сегодня будет? Ну