Чёрный Дьявол - Иван Басаргин

Пошли мы по следам, а они свежие. Идем следом, обогнули сопку, вторую и через час снова вышли на след. Поняли, что мы следили тигрицу, а она нас. Тогда я и говорю Степану, что, мол, ты иди следом, повесь на рогульку мой пиджак, а я останусь сторожить. Пусть тигрица думает, что нас идет двое. Так и сделали. Степан ушел вперед, а я засел за кедром вывороченным. Жду. Долго ждал. Смотрю, идет зверь по нашему следу, как кошка, припадает к земле, фыркает, снег нюхает. Ближе, ближе. Взял я ее на мушку и ахнул между глаз. И пошла она колесом, сдохла. Потом нашли следы тигрят, годовики были, повязали их — как котят, сдали в город. Деньгой полные карманы набили. Вот так, Буранушко…

Макар обработал последнюю шкурку, дунул на свечу и лег спать. Утром собрал пушнину — было там за десяток первосортных соболей, до сотни колонков и целая кипа белок, — отнес все Хомину, тот собрался ехать в Спасск, чтобы продать Макарову добычу, Макар ему наказывал:

— Себе что хошь бери на вырученные деньги, ты им хозяин. Мне же купи мешок конфет, ящик патронов берданочных, белого сатина на белье и голубого на рубашки, яловые сапоги на лето, чтобы ноги не мочить, плисовые штаны. Все это будет стоит три десятки, остальное твое.

— На кой тебе конфет-то мешок?

— Для дела. Пришел я, к примеру, в деревню. Ко мне дети, я им — гостинец. Дядя Макар живет для них. Да смотри, по всей строгости выполни мой наказ. Понял ли?

— Понял. Выполню, — уныло уронил Евтих.

— Да за пушнину-то торгуйся, будто все сам словил, сам по тайге потел, а не кто-то. Валяй…

Хомин уехал. Через две недели вернулся. Пять коней тянули молотилку на широких санях и конный привод к молотилке, следом шли четыре коровы, десяток овец. Хомин возвращался сказочно богатым. У сельчан свело рты от зависти. Был в то время в деревне Макар, и даже он тихо ахнул. Евтих радостно обнял старика, расцеловал. Загремел густым басом:

— Живем, Макар Сидорыч! Ахнул я твою пушнину контрабандистам из Маньчжурии. Купил молотилку, скот, коней, семян. Живем! Молотилка даст мне преогромный барыш. Люди придут ко мне молотить. За обмолот — четверть. Хорошо!

Макар грустно улыбнулся, спросил:

— А мне купил, что я заказал?

— Ты уж прости, Макар, все вышло тютелька в тютельку. Копейки не осталось.

— Мог бы не покупать одну корову, а меня не забыть.

— Ну как же, все симменталки, разве упустишь, да и последние были, а народ рвет этих коров из рук.

— Ну пару бы овец не докупил.

— Больно уж хороши овцы-то.

— Не добрал бы коня, — уже в сердцах заговорил Макар.

— Жаль. Что ни конь, то паровоз. Ты уж прости, второй раз закуплю, что закажешь.

Макар молча повернулся и побрел на пасеку.

Хомин пришел к нему вечером. Шагнул в домик и тут же подался назад. На него в упор смотрел Хунхуз. Евтих узнал пса, попятился. Макар заметил оторопь Хомина, забеспокоился, спросил:

— Може, знаешь, кто его хозяин? — пытливо посмотрел в глаза Хомину.

— Дык ить это же… — заикаясь, заговорил Евтих, но тут же прикусил язык, прикинул в уме, что пес может сослужить хорошую службу Макару, а Макар ему. — Нет, обознался. Не знаю, кто хозяин собаки.

Сели, выпили медовухи, которую лучше Макара никто не умел заваривать. Тут и настой лечебных трав, тут и мед липовый.

— Ты прости меня, Макар, ей-бо, забыл я о тебе. Закрутился.

— Да ить я просил все выполнить в точности. Вот патронов берданочных осталось чутка, а как медведь навалится, чем буду отбиваться? Могу погибнуть от его лап.

— Я снова пойду в Спасск, видел я там Безродного, богатея из Божьего Поля, просил он меня еще раз сходить с ним в извоз. Спешит домой, набрал столько, что на сорока конях не перевезти. Вот я и схожу к нему, и тебе все закуплю. Ить мимо буду ехать. А коль есть еще шкурки, ты давай, там продам.

— Шкурки есть, но я их оставлю себе. Вдруг ты снова забудешь обо мне, сам схожу в город, — устало отвечал Макар. — Валяй, — махнул рукой и отвернулся.

Засосало у Евтиха под ложечкой, понял, что пересолил. Таежники — народ жесткий, раз обманул, второй раз не поверят. Вышел Евтих, пытался успокоить себя, что, мол, теперь он может и без Макара обойтись. Однако не хотелось терять такого помощника.

А Макар задумался, долго мял мякиш хлеба в пальцах, хмурил кустистые брови.

— Вот как, Буранушко, Хомин на глазах меняется, как змея другую шкуру надевает. А ить, бывало, готов был выполнить любой мой наказ, когда первый раз ездил, даже иголок купить не забывал.

Задумался и о другом: по глазам понял, что Евтих знает, чья собака. Забеспокоился. Сходил в Ивайловку, расспросил всех охотников, что, мол, не терялась ли у кого собака. Хозяина не нашлось. Затем сходил в деревню Каменку, хотя дал обет не ступать туда ногой, встретил Степана Бережнова и заговорил:

— Ты, Степан Михайлыч, не знаешь, не терял ли кто в тайге собаки? Приблудился ко мне пес, так, собачонка никудышная, плевая, но ить чья-то она есть, — хитрил Макар.

Знал он Степана, может тут же предъявить свои права на собаку, и вся деревня подтвердит, что была у Степана такая собака, не открестишься.

— Какая мастью? — хмуро бросил Степан.

— Черная, как дьявол черная, ни одного белого пятнышка. Смоль смолью.

— Нет, таких у нас не бывало. Никудышных не держим. А ты все такой же, не умеешь скрывать чужого. Жил бы по-таежному: нашел — молчи и потерял — молчи.

— Душа не приемлет.

— А остался ли бог-то в душе?

— Похоже, отвергла его душа.

— Уходи, анчихрист, глаза мои не могут на тебя глядеть.

— Ну ин пошел, прощевай. Значит, нет у вас такой собаки?

— Нет и не было. Дьявольскую масть не держим. Уходи, нечестивец!

Макар побывал и в дальних деревнях, у многих спрашивал, но никто не терял собаки. Успокоился старик.

2

Пришло в Ивайловку шумное и разухабистое рождество. Его справлял всяк по своим достаткам: кто пил брагу или медовуху, а кто и спиртом баловался. В лавке Кузнецова водился контрабандный спирт. Его приносили китайцы-спиртоносы. Купец продавал спирт только за пушнину, давал в долг тоже под пушнину. Один колонок — четверть спирта, потом в городе Кузнецов продавал колонка за десять четвертей. На то и торг. Не было бы выгоды, никто не торговал бы.

У лавки среди народа крутилась Кузиха. Еще больше осунулась, лицо почернело. Не терпелось ей бросить злое слово на Макара и Хомина, ославить их. Хомин ведь разбогател с дармовщины. Другое дело — Кузьмины. Кузя приехал сюда в числе первых. Захватил лучшие земли, покосы. Первое время были очень хорошие урожаи, по двести пудов зерна снимали с десятины. И пшеница тогда была в цене, продавал приезжим, с того Кузя и пошел в гору. Рубль к рублю — деньги. Потом поставил конный завод, разводил коней местной породы — помесь монгольских с сибирскими. Коней брали нарасхват. Стадо коров немецкой породы развел. Вроде человек по-честному зажил, а вот Хомин как из воды вынырнул. Из грязи в князи. Да и плети, что дал Кузихе Макар, нельзя было простить. Тараща глаза, Кузиха шипела: