Мегрэ в тревоге - Жорж Сименон

Говорите громче… Да… Сейчас же приду. Пусть его отвезут в больницу, это само собой разумеется… — Следователь повернулся к Мегрэ: — Мне надо срочно бежать по делам.

Тебе действительно необходимо уезжать сегодня вечером?

— Обязательно.

— Но я тогда не смогу проводить тебя на вокзал.

Из-за матери он не стал больше ничего объяснять, схватил шляпу и быстро накинул демисезонное пальто.

И только на тротуаре тихо бросил:

— У Верну произошла жуткая сцена; Юбер, мертвецки пьяный, принялся все крушить в своей комнате и под конец, совсем уже разбушевавшись, полоснул себя бритвой по венам.

Его удивило спокойствие комиссара.

— Он не умер, — продолжал Шабо.

— Знаю.

— Как это так?

— Потому что люди такого склада не кончают самоубийством.

— Однако его сын…

— Ладно. Нас ждут.

Вокзал был в пяти минутах езды. Мегрэ подошел к такси.

— Времени в обрез, — уточнил водитель.

Мегрэ в последний раз повернулся к другу, который, по-видимому совсем растерявшись, застыл на тротуаре.

— Напишешь обо всем.

Поездка оказалась монотонной. На двух-трех вокзалах Мегрэ выходил из купе, чтобы пропустить рюмочку чего-нибудь крепкого и в конце концов задремал, смутно воспринимая на остановках возгласы начальника станции и скрип вагонов.

В Париж он прибыл ранним утром и на такси добрался до дома, где, взглянув снизу на открытое окно, улыбнулся. Супруга уже поджидала его стоя на лестничной клетке.

— Не переутомился? Хоть немного поспал?

Мегрэ выпил три большие чашки кофе, прежде чем почувствовал, как постепенно отступает нервное напряжение.

— Примешь ванну?

Непременно! Как хорошо было снова услышать голос мадам Мегрэ, почувствовать запах родного жилища, увидеть, что мебель и все прочие домашние предметы стоят на своих привычных местах.

— Я не очень хорошо поняла, о чем ты мне рассказывал по телефону. Опять занимался каким-нибудь делом?

— Оно закончено.

— И что это было?

— Тип, который не хотел смириться с тем, что проиграл.

— Не понимаю.

— Ничего. Есть люди, которые вместо того, чтобы катиться и далее по наклонной плоскости, оказываются способными на все.

— Ты, должно быть, знаешь, о чем говоришь, — философски заметила она вполголоса и больше к этому вопросу не возвращалась.

В половине десятого в кабинете начальника Мегрэ посвятили в суть дела об исчезновении дочери сенатора. История была скверная, с более или менее разнузданными типа оргий сборищами в одном из подвальчиков и в довершение всего еще замешанная на наркотиках.

— Есть почти полная уверенность в том, что она ушла оттуда не по своей воле, но мало шансов в пользу того, что ее похитили. Самая вероятная версия: она погибла от передозировки, а ее друзья, перепугавшись, где-то спрятали труп.

Мегрэ переписал список фамилий и адресов.

— Люка уже кое-кого из них опросил. Но до сего времени никто не решился заговорить.

Но разве не его это ремесло — расшевелить людей, заставить их все выложить начистоту?

— Поразвлекся там?

— Где?

— В Бордо.

— Да там дождь лил как из ведра.

О Фонтэне он не стал упоминать. У него едва хватило времени лишь мельком вспомнить о том, что там происходило в течение всех тех трех дней, пока он добивался чистосердечных признаний от всех этих молодых болванов, которые считали себя умнее всех.

Затем, изымая как-то свою почту, он наткнулся на конверт со штемпелем Фонтэне-ле-Конт. К тому времени он из газет уже в основном знал, чем закончилось это дело.

Но теперь Шабо своим четким, ужатым, немного угловатым почерком, который вполне мог бы сойти за женский, снабдил его подробностями.

«В какой-то момент, вскоре после твоего ухода из дома на улице Рабле, хозяин особняка пробрался в домашний винный погребок, и Арсен видел, как он оттуда вернулся с бутылкой коньяка „Наполеон“, который в семье Курсонов бережно хранили на протяжении жизни двух поколений».

На этом месте Мегрэ не смог удержаться от улыбки.

Ради последней своей выпивки Юбер Верну не довольствовался каким-то там банальным крепким напитком!

Он выбрал то, что считалось в доме самым редким, бутылку весьма почтенного возраста, которую хранили, рассматривая ее в известной степени как залог и символ древнего дворянского рода.

«Когда дворецкий явился к нему, известив, что ужин подан, у Юбера глаза уже налились кровью, а взгляд блуждал с предмета на предмет. Величественным театральным жестом он распорядился оставить его в покое, воскликнув:

— Пусть эти стервочки откушают без меня!

Они и сели за стол без него. Но примерно через десять минут из его апартаментов стал доноситься глухой шум. Послали Арсена выяснить, в чем дело, но дверь оказалась закрытой на ключ, а Верну у себя в комнате бесновался, ломая все, что попадало под руку, и вопя дикие непристойности.

Как только это довели до сведения его свояченицы, она немедленно предложила:

— Через окно…

Никто из родственников не шелохнулся, все остались в столовой на своих местах, только Арсен вышел во двор.

Окно было приоткрыто. Слуга раздвинул шторы. Верну его увидел. Но он уже держал в руках бритву.

Юбер снова воскликнул, чтобы его не беспокоили, что ему все до чертиков надоело, и, как рассказал Арсен, продолжал сыпать такими похабными словами, которых никогда не приходилось слышать из его уст.

Дворецкий стал звать на помощь, поскольку не осмеливался сунуться в комнату, а его хозяин тем временем принялся вскрывать себе вены на запястье. Брызнула кровь.

Верну с ужасом взглянул на этот фонтан и сразу сник, уже ничему более не противясь. Спустя несколько мгновений он обмяк и рухнул без сознания на ковер.

С тех пор он упорно отказывается отвечать на какие-либо вопросы. На следующий день, уже в больнице, его застали за тем, что он потрошил свой матрас, в связи с чем врачи были вынуждены запереть его в обитой тканью камере.

Из Ниора приехал Депре, психиатр, чтобы сделать первичный осмотр; завтра он намерен проконсультироваться со специалистом из Пуатье.

Согласно его выводам, налицо явное помешательство, но с учетом того отклика, который это дело получило в наших краях, психиатр предпочитает принять все необходимые меры предосторожности.

Со своей стороны я выдал разрешение на похороны Алена. Они состоятся завтра. Девица Сабати все еще в больнице и чувствует себя превосходно. Не знаю, как с ней поступить. Ее отец работает где-то во Франции, но разыскать его никак не удается. Отослать ее обратно по-прежнему местожительству не могу, так как она до сих пор не отказалась от мысли покончить с собой.

Матушка подсказывает, а не взять ли ее служанкой к нам в дом, чтобы несколько облегчить работу Розе, которая становится уже старенькой. Боюсь, что люди…»

В то утро Мегрэ так и не успел дочитать письмо, поскольку ему привели на допрос важного свидетеля. Он сунул письмо в карман. И что с ним потом сталось, так никогда и не узнал.

— Кстати, — сказал он вечером жене, — я получил весточку от Жюльена Шабо.

— И что он пишет?

Мегрэ поискал письмо, но не нашел его. Оно, должно быть, выпало, когда комиссар вытаскивал платок или кисет с табаком.

— Они собираются нанять новую служанку.

— И все?

— Почти.

И только спустя после этих событий довольно много времени Мегрэ, как-то обеспокоенно глядя в зеркало, прошептал:

— Я пришел к выводу, что он постарел.

— О ком ты говоришь?

— О Шабо.

— Сколько ему сейчас?

— Он моего возраста, разница где-то в пару месяцев, не более.

Мадам Мегрэ наводила порядок в комнате, как это делала всегда, прежде чем отправиться спать.

— Лучше бы он женился, — сделала она безапелляционный вывод.

1

Студент-медик, стажирующийся в больнице.

2

Город на Луаре, с 1825 г. там существует кавалерийско-бронетанковое училище.

3

Белая горячка (лат.)

4

Маленькое пирожное, начиненное взбитыми сливками с добавлением ванилина и политое сверху шоколадным кремом.

5

Полицейский, «легавый» (разг.)

6

Здесь: на посошок (англ.)