Толчок восемь баллов - Владимир Кунин

— Прошу в эту дверь… — опасливо проговорил Бенкендорф и указал Ивану Ивановичу на потайную дверь в стене.

***

Когда Иван Иванович исчез, шеф жандармов взял со стола шпагу и с интересом оглядел ее. Затем позвонил в колокольчик.

В кабинет просунулась голова адъютанта.

— Зовите! — резко приказал Бенкендорф. Адъютант скрылся, и в кабинет вбежали насмерть перепуганные сиятельные акционеры русского извоза.

— Зарваться изволили, господа! — рявкнул Бенкендорф и ударил шпагой Ивана Ивановича по столу. — Я закрывал глаза, когда вы противились проекту Герстнера, — вы отстаивали свои миллионные доходы. Эта суета меня не касалась, пока она носила экономический характер. Но теперь, когда сам государь высочайше одобрил железную дорогу, ваши фокусы я расцениваю как политический заговор против императора! Видимо, мне придется серьезно усилить его охрану, а вам, вероятно, не терпится разделить участь бунтовщиков с Сенатской площади?

Все пятеро как подкошенные рухнули на колени.

— Ваше сиятельство… Алексан Христофорыч… Пощадите!..

— У вас единственный шанс, — не выпуская из руки шпаги, сказал Бенкендорф. — Вы обязаны внести в фонд строительства…

— Мы готовы!.. — тут же сказал князь Воронцов-Дашков.

— Только не так, как это сделали вы с Бутурлиным! — прикрикнул на него Бенкендорф. — Тайно купили акции Царскосельской дороги и приготовились получать дивиденды!

Меншиков, Татищев и Потоцкий ошеломленно посмотрели на своих соратников.

Бенкендорф недобро ухмыльнулся:

— Нет, милейшие! Вы все сделаете безвозмездный взнос, покроете убытки компании Герстнера и восстановите разрушенный по вашей милости дом! А иначе!..

Шеф жандармов презрительно оглядел всех пятерых и сказал, опершись на шпагу Ивана Ивановича:

— Человек, который почувствовал ветер перемен, должен строить не щит от ветра, а ветряную мельницу!

***

Английский пароход пришел в Петербург прямо к стрелке Васильевского острова. Он уже был прикручен толстыми канатами к чугунным кнехтам, уже был спущен трап, по которому поднимался таможенный чиновник, у трапа внизу уже стояли два солдата-пограничника. Играл военный оркестр.

Пассажирам еще не разрешили сойти на берег, и они сбились у борта, перекрикивались со встречавшими их на причале.

Герстнер, Маша и Родик радостно махали руками Пиранделло, Зайцеву и Фросе.

Федор и Тихон с цветами в руках были разодеты во все самое лучшее. Фрося, в новом австрийском ошейнике, с веночком на рогах, восторженно блеяла, задрав голову.

— Ой, у нас тут чего было!.. — кричал Тихон.

— У Фроси даже молоко пропало на нервной почве!..

— Мы там тоже не скучали!.. — крикнула им в ответ Маша.

— Помещение для сборки машин построили? — крикнул Герстнер.

— А как же? — ответили Пиранделло и Зайцев. — А вы привезли?

— А как же?! — крикнул Родик. — А на чем перевозить — вы подумали?

— А это вам что?.. — И Федор, и Тихон показали на длиннющую вереницу телег с лошадьми и возницами.

— Мо-лод-цы!!! Мо-лод-цы!!! — хором прокричали Герстнер, Маша и Родик. — Завтра же начинаем сборку!..

***

В огромном, наспех сколоченном помещении наши герои и несколько английских механиков с завода Стефенсона собирали паровозы.

Было очень жарко. Все работали по пояс голыми. Тела лоснились от пота и мазута черными блестящими пятнами, руки по локоть выпачканы, лиц от грязи не узнать. Один Пиранделло выделялся ростом и мощью.

Маша переводила не умолкая. Тесное общение с иноземцами уже давало свои неожиданные плоды. То и дело было слышно, как Тихон кому-нибудь говорил:

— Гив ми, плиз, вот эту хреновину…

Или Федор перед кем-то извинялся:

— Айм сори… Ну вери сори, тебе же говорят! Нечаянно я…

— Кип раит! — кричал Родик. — А теперь немножко лефт!.. О'кей!

Англичане тоже оказались способными ребятами.

— Доунт тач ит, мать твою, Тихон! — кричал один, а второй переводил:

— Не трогай это, гоод дем, ай фак ю, Тихон!

Вокруг собралась огромная толпа зевак — слушала нерусские выкрики, глазела на заморские диковинные штуки…

Прискакал блестящий офицер на коне, заорал:

— Господин Герстнер!!! Господин Герстнер!..

Все во главе с Герстнером выскочили из помещения. Офицер растерянно оглядел полтора десятка грязных полуголых человек с инструментами в руках и приказал:

— Немедленно позовите мне господина Герстнера!

— Я — Герстнер!

— Боже мой! В каком вы виде?! Через полчаса здесь будет государь-император! Его величество пожелали лично проверить ход работ!.. Немедленно приведите все в порядок! У вас всего полчаса! Немедленно!.. — И ускакал.

***

Через полчаса все огромное помещение снаружи было выкрашено в чудовищный розовый цвет. Над входом висел большой белый транспарант:

ОТКРОЕМ ПЕРВУЮ В РОССИИ

ЦАРСКОСЕЛЬСКУЮ ЖЕЛЕЗНУЮ ДОРОГУ

ДОСРОЧНО!

Из-за угла показалось множество черных карет с черными лошадьми. Первая карета сильно опередила остальные и остановилась напротив помещения для сборки паровозов.

Дверцы кареты распахнулись, и оттуда стали выскакивать люди, одинаково одетые в штатское. Выскочило их оттуда человек сто!..

Они быстро и умело потеснили толпу, оцепили розовое помещение и встали лицом к народу, спиной — к очищенной площади.

— Наши ребята!.. — гордо улыбнулся Тихон и даже кому-то помахал рукой. — Спецслужба охраны двора.

Подоспели и остальные черные экипажи. Из кареты с царским гербом вышел Николай в сопровождении Бенкендорфа. Из остальных карет — министры, особы, приближенные к императору, генералы…

Четверо молодцов из спецслужбы сразу же взяли царя в охранительное кольцо и направились вместе с ним к Герстнеру, стоявшему во главе толпы мастеровых.

Царь осматривал полусобранный паровоз, улыбался народу, что-то говорил. Придворные подхватывали каждую улыбку царя смехом, преувеличенно вслушивались в каждое его слово.

Герстнер, Родик, Пиранделло и кучка русских и английских механиков мрачно и настороженно следили за царем и его свитой. И только Тихон Зайцев смотрел восхищенно на Бенкендорфа и Николая, и в голове его рождались строки донесения: «Совершенно секретно! Его превосходительству графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу. Сегодня мастерские для собирания паровых машин изволили посетить их величество в сопровождении вашего сиятельства, чему впечатлением были слезы восторженных русских чувств. Их величество произнесли речь, в коей особенно отметили двусмысленные и извилистые действия Соединенных Штатов. Далее государь милостиво расспрашивал мастеровых, на что ответы были самые благоприятные…»

— А ты что делаешь, братец? — спросил Николай.

— Колеса ставлю, ваше величество.

— Превосходно! — обрадовался царь. — Я вижу, они круглые?

— Так точно, ваше величество.

— И железные?

— Какие дают, такие и ставлю…

— Но деревянных колес ты не ставишь?

— Никак нет, ваше величество.

— Очень интересно!.. — По этому поводу Николай решил поделиться уже государственными соображениями: — Давно, давно пора переходить на железные колеса! Я бы только посоветовал делать их как можно круглее! Но железные.

На помощь царю поспешил Бенкендорф:

— Господин Герстнер, соблаговолите дать пояснения.

Герстнер незаметно пожал плечами и нарисовал мелом на стене круг:

— Ваше величество, существует формула пи эр квадрат, где число «пи» можно приближенно принять за…

И Герстнер начал писать на стене «3,145926536…»

— Безумно, безумно интересно! — восхищенно прервал его Николай. — Просто замечательно!.. — Тут он, к счастью своему, заметил Машу: — Мари!.. Здравствуйте, дитя мое! Куда вы пропали? Что же вы не заходите? Посидели бы, музыку послушали…

Герстнер, Родик, Пиранделло и Тихон раздули ноздри, заиграли желваками.

— Все некогда, ваше величество, — мягко сказала Маша. — Вот откроем дорогу…

— А кстати! — встрепенулся царь. — Господин Герстнер! Когда же вы намерены открыть мою дорогу?

— Тридцатого числа, ваше величество. Через пять дней…

Был уже поздний вечер, когда наши измученные герои садились в линейку, чтобы ехать домой. Ждали только Родика.

Он вышел из «бытовки» — старой кареты без колес, которая служила им верой и правдой еще с начала строительства, и устало сказал:

— Поезжайте без меня. Я переночую здесь.

— Почему? — удивился Герстнер. — Завтра же…

— Тебе нужно отдохнуть, Родик, — сказала Маша. — Завтра открытие и…

— Именно потому, что завтра открытие, я останусь здесь. Я к пяти утра вызвал декораторов из Александрийского театра… К шести прибудут будочники и лоточники… К семи — кассиры и кондукторы. Оркестр Преображенского полка… За всем нужно проследить, проинструктировать, расставить по местам. Поезжайте, отоспитесь, отдохните, и к девяти я жду вас здесь. Ладно?