Атаман - Сергей Мильшин

— Ну, ты, Юрьич, даешь. — Атаман даже руками развел от изумления. — Обидеть решил что ли напоследок?

— И как тебе такое в голову пришло вообще? — Виктор Викторович хмуро уперся взглядом в переносицу Камарина, — начал за здравие, а кончил как…

Станислав Юрьевич примирительно вскинул руки.

— Все, все, мужики, беру свои слова обратно. Ну, и вы меня тоже поймите, война у меня личная, в первой атаке подвернуть ногу и до окопа не добежать ну никак мне нельзя.

— Да, ладно, — Виктор Викторович стукнул возвышающегося над ним на полголовы начальника наркоконтроля по плечу, — не, ссы, как у нас говорят, прорвемся.

— Ну и замечательно. На том и договоримся, мужики. Как говорится, Бог не выдаст — свинья не съест. — он повернулся к Атаману, — Егорыч, в казаки примешь, если что?

— И без «если что» примем. Нам хорошие казаки нужны. В Христа веришь, крест носишь?

Камарин с улыбкой покачал головой:

— Признаться, с Богом у меня отношения не очень-то складываются. Как-то не хочется мне правую щеку подставлять, когда по левой бьют. Да и вообще, такое ощущение возникает из опыта всей моей жизни, что спят Боги или отлучились временно, лет этак на тысячу последнюю. А в их отсутствие люди сами себе предоставлены. Вот и боремся, как можем, с переменным успехом. То мы их, то они нас.

— Ладно, — Атаман поднялся, — спорить с тобой не будем, в теологические дискуссии вступать тоже нет желания. Во-первых, некогда — надо делом заниматься, а не спорить попусту. А, во-вторых, может, ты и прав. По мне, так нет большой разницы — верит человек в Христа, или нет, лишь бы наше общее дело делал правильно. А крестики сейчас все нацепили: и верующие, и не верующие. Так что это не показатель. В общем, надумаешь, примем в казаки.

Следом за ним поднялись остальные. Камарин приблизился и тепло пожал каждому руку.

Очень, — он выделил первое слово, — приятно было познакомиться. Так что дальше работает вместе. Мы этим наркошам хвост-то прижмем, обязательно.

На прощание Станислав Юрьевич продиктовал доставшему блокнот Василию Ивановичу номер телефона и вышел проводить в приемную. Там уже собрался народ. Миловидная секретарша упоенно писала кому-то письмо по электронной почте. Увидев шефа, она быстро прихлопнула открытую страницу и подняла на него готовый услужить взгляд. Камарин даже не взглянул в ее сторону. Когда начальник вышел, несколько человек двинулись ему навстречу. Он поднял ладонь, призывая подождать.

В коридоре он еще раз пожал на прощание руки казакам и, напомнив, чтобы все действия согласовывали с ним лично, откланялся.

Уже спускаясь по лестнице, Самогон услышал последнюю фразу начальника наркоконтроля:

— Будут звонить из Курской, сразу соединяй.

Пруды

Казаки вернулись в станицу к обеду. Гаркуша нарезал зигзагов по Курской и высадил всех около домов. Атаман вышел последним — он жил почти на краю станицы.

— Забирать, как обычно? — Гаркуша выглянул в окошко.

— Да, без пяти час подъезжай.

Не дожидаясь, пока машина тронется с места, он толкнул калитку и вошел во двор.

В открытое окно Жук услышал, как жена что-то напевает на кухне. Во дворе он чуть не зацепил ногой педаль собственного велосипеда. Атаман вырос в станице, где почти каждый житель с детства большую часть года передвигался только на двухколесных машинах. Он тоже, несмотря на обилие подотчетного транспорта, любил прокатиться с ветерком на двухколесном друге до магазина или на рыбалку в субботу. «Кто его здесь поставил? Опять, поди, сын брал?» Степан предпочитал кататься на отцовом велосипеде, который в его понимании был «круче» собственного. Чертыхнувшись, он передвинул технику поближе к сараю в глубине двора и взбежал по ступенькам на крыльцо.

Вера суетилась у плиты, разогревая остатки вчерашних макарон с котлетами. Каждый раз, встречая свою жену даже после самого короткого расставания, хоть и на несколько часов, он ощущал поднимающуюся к сердцу нежность. Они были женаты уже больше двадцати лет и, по опыту большинства нынешних семей, должны были бы давно надоесть друг другу. Однако этого не происходило, напротив, чем старше становились дети, чем больше морщинок появлялось на родном лице, тем теплее он относился к женщине, родившей ему троих замечательных детей. И самое приятное состояло в том, что это чувство было взаимным.

— Привет, — поздоровался Никита Егорович, скинул туфли в прихожей, подошел и, приобняв супругу, чмокнул в подставленную щеку.

— Привет, — улыбнулась она, — куда ездил? — Она с первого взгляда определила, что муж только что откуда-то вернулся.

— Привет, — он тихо улыбнулся, всем существом ощущая, как хорошо и уютно ему дома, рядом с Верой, — в город ездили, в наркоконтроль с начальником знакомиться. Хороший мужик оказался.

— Есть будешь?

— Конечно буду, голодный, как волк зимой.

— Руки мой.

Когда он вышел из ванной, на столе уже исходила паром тарелка любимых щей. Рядом возвышалась горка ломтей серого хлеба и чашка со сметаной. Атаман невольно сглотнул слюну. Себе Вера наложила макарон с половинкой котлеты.

— Что так мало себе?

— Аппетита что-то нет. На работе чая напилась с печеньем.

— Что там у вас? Парамонов не придирается?

— Да нет, что ему придираться. Наоборот, как тебя атаманом выбрали, таким вежливым стал, прямо джентльмен. То ли побаивается, что ты и до него со своим порядком доберешься, то ли чего хочет от тебя.

— Скорее второе, — буркнул Никита Егорович с полным ртом.

Вера подняла на мужа тревожный взгляд:

— Что там Ваня, видишь его?

Никита Егорович сглотнул кусок и кивнул.

— Как он, не похудел?

— Да нет, нормальный.

— Ты ему скажи, что я пельменей напекла. Его любимых, пусть хоть на обед заходит.

— Передам, — Атаман задумался и вдруг понял, что не ощущает вкуса щей. Он еле заметно встряхнул головой и постарался направить мысли в другую сторону.

Стол стоял у окна, и за обедом Жуку нравилось наблюдать за кусочком родной улицы. Вот и сейчас, чтобы отвлечься, он начал внимательно рассматривать такую знакомую картину за окном. Атаман жил в родительском доме, который расширил, пристроив две комнаты, приподнял и утеплил мансарду. Сейчас наблюдал за десятком растрепанных воробьев, что купались в небольшой лужице у колонки. «Красота в простоте, — думал Никита Егорович, — ведь ничего особенного нет, ну, что такое эти воробьи, так, шум и вред подсолнухам, а печальные думы отпускают и на душе светло становится. Наверное, вот за такие маленькие ежедневные картинки и стоит бороться, и ради них жить, чтобы и дети их могли видеть, и при этом чувствовать то же, что и я сейчас, и внуки. По большому счету, не в воробьях же дело, а в том, что они скачут на родной улице, в станице, в которой живешь с рождения и предки твои здесь жили. В том дело, что эти воробьи тоже частичка твоей Родины. От нее и сила в душе. А в теле крепость от рода передается. Вот в чем сила. А в не придуманной красоте, типа экспрессионизма, который никогда не понимал и не принимал, да уже и не приму. Вот эта пыльная улица за окном мне гораздо дороже любых «измов». Тем и живем, и силу питаем. И это правильно».

Размышляя, он незаметно прикончил тарелку щей. Супруга принесла вазочку с медом и разлила по чашкам чай.

Отхлебывая горячий напиток, Вера вдруг вспомнила, что вчера вечером заходила сестра Тамара.

Никита Егорович вопросительно поднял глаза:

— Опять за Валерку просила?

Супруга сделала паузу — не ожидала, что он сразу вычислит то, к чему она хотела подвести издалека.

— Да, — она опустила глаза, — просит, чтобы не выгонял. Она с ним серьезно поговорила, он твердо обещал — больше такого не повторится.

— Он мне тоже обещал, — хмыкнул Атаман, — два раза. Думаешь, я с ним не строго разговаривал? Все признает. Да, говорит, виноват, а толку как не было, так и нет. Я за меньшее увольняю, без всяких разговоров, а тут запой и прогул. Сама подумай, как я потом людьми руководить буду, когда племянник такое вытворяет?

— Да понимаю я все. Но жаль ее. Сестра все-таки. Да и Валера не чужой, парень же хороший, добрый, да и жениться вон собрался. Может, что-нибудь придумаешь все-таки, что сразу выгонять? — она просительно заглянула мужу в глаза.

Жук вытер салфеткой губы и потянулся к сушке.

— Уволиться ему по любому придется, это уже не обсуждается. Но одна идейка есть.

Супруга наклонилась грудью на стол.

— Нам вроде бы пруды колхоз передает в собственность, сейчас, кстати, и собираюсь в правление съездить. Если все срастется, возьму его туда охранником. Зарплата, конечно, поменьше будет, чем в автоколонне, но тут ему никто не виноват. Надо было за место держаться, а не гулянки устраивать. А то он, похоже, решил раз дядя начальник, то его выходки прикроет. Не угадал парень.