Черная книга (сборник) - Алексей Котов

Женщина улыбнулась сквозь слезы и сказала:

– Возьмите это… – она сунула за наплечник лат Готфрида какую-то бумажку. – Эту молитву мне прислал мой брат, который ушел с крестоносцами в Иерусалим. Если бы он написал мне письмо на ста листах, он не написал бы больше.

Записка легко уместилась между железом лат и прокладкой из войлока. Готфрид забыл о ней сразу же, потому что было слишком много дел и слишком мало времени для молитв.

А дела шли все хуже и хуже… В конце концов Готфрид признался Эрмелинде, в том, что в Берингаре скоро наступит голод.

В замке снова появился старый Йохан Обенау. Эрмелинда ожила… Она стала прежней деятельной женщиной. На ее бледном лице уже не было тени страдания, а темные глаза смотрели твердо и властно. Дела удалось поправить, но долги все равно увеличивались.

Вскоре в замок приехал сын старого друга Йохана Обенау – Август Бибер. Это был сорока пятилетний, полный, спокойный мужчина с водянистыми голубыми глазами. В Дрездене Августа называли «барон-купец» и в этом насмешливом прозвище была большая доля истины. Барон Август Бибер ни разу не участвовал в войнах, предпочитая им торговые операции. Еще поговаривали, что барон является тайным союзником короля Генриха IV, но слух был тихим, а долги знати оборотистому барону огромными. Изощренный ум Августа Бибера мог все. Он мог в считанные дни собрать огромную армию, но она всегда опаздывала к началу боевых действий и в итоге присоединялась к победителю; он мог дать в долг своему злейшему врагу, но тот, как правило, прогорал на запланированной сделке и платил своим недвижимым имуществом, отданным под залог за гроши; он мог выстроить богатую церковь, разорив при этом десяток деревень.

Эрмелинда приняла барона холодно, но именно холодность и даже надменность больше всего понравились толстяку Августу Биберу. Его первым комплиментом владелице Берингара было «королева» и других уже не было. Август Бибер не страдал от недостатка воображения, он просто не мог видеть Эрмелинду другими глазами. Барон был невысок ростом, и когда он смотрел на Эрмелинду, он смотрел на нее снизу вверх.

В сентябре 1097 года Эрмелинда третий раз вышла замуж. Август Бибер был счастлив и на некоторое время переехал из Дрездена в Берингар. К замку тотчас потянулись нити сотен торговых сделок, заговоров и интриг. Штат замка разросся чуть ли не в трое, но, сначала по настоянию Эрмелинды, а потом и уже по своему собственному желанию, барон оставил Готфрида начальником гарнизона. Сначала водянистые глаза Августа Бибера посматривали на Готфрида с явным подозрением, но потом взгляд смягчился, правда, так и не став до конца доброжелательным.

Как уже было сказано, барон избегал войн как больших, так и малых, но избежать их полностью было невозможно. Весной 1098 года Берингар обложили войска графа Адольфа Краузе – непримиримого врага Генриха IV, мечтавшего только об одном – повесить короля. За не имением под рукой Его Величества для скорого и справедливого исполнения своего приговора, граф решил заняться его тайным (по его убеждению) приспешником.

Прежде, чем Август Бибер собрал и организовал союзников, Берингар целый месяц жил в осаде. Замок выдержал все обстрелы из тяжелых катапульт и три штурма. Если бы осажденные только оборонялись, замок наверняка пал. Но Готфрид проводил вылазку за вылазкой, а его копье и меч сеяли вокруг страх и панику. Воины охотно слушались своего предводителя, потому что Готфрид умел не только воевать, но и чувствовать пульс войны. Вылазки из замка всегда начинались крайне не вовремя для врага, а заканчивались тем, что озлобленные неудачей рыцари и солдаты графа Краузе, бросались следом за солдатами Готфрида, но налетали на стены и запертые ворота и их потери возрастали едва ли не вдвое.

– Этому малому цены нет! – как-то раз, в постели, сказал своей красавице-жене Август. – Если бы он не стал рыцарем, из него получился бы отличный дровосек, способный одним ударом срубить дуб или повар, который за минуту смог бы нашинковать целую бочку капусты.

Эрмелинда мало говорила о Готфриде и сердце барона (к его удивлению оказавшееся способным к ревности) постепенно успокаивалось. Правда, он потихоньку и тщательно расспросил всех слуг об отношениях Готфрида и Эрмелинды, прежде чем его сердце успокоилось окончательно.

Август Бибер стал выказывать Готфриду дополнительные знаки внимания и утроил его жалование. Несколько раз он предлагал рыцарю сопровождать его в своих деловых поездках в Дрезден, но Готфрид упорно отказывался. Берингар находился в глухом месте, и его оборона всегда должна была быть на высоте.

Летом 1098 года осаду замка сняли окончательно, а Эрмелинда родила девочку. Одна ножка малышки была короче другой, но Эрмелинда восприняла эту ужасную новость спокойно в отличие от всех и даже от мужа.

Август Бибер последними словами ругал графа Адольфа Краузе затеявшего войну в самый неподходящий момент. Барон был убежден, что именно осада замка – грохот обстрелов из катапульт, всеобщее озлобление солдат и страх жителей замка – отразились на развитии маленькой Агнеты. Едва ли не впервые в жизни напившись допьяна, барон дал страшную клятву, отомстить неистовому графу чего бы это ему не стоило.

Между тем Европа стремительно менялась, и причиной этому был Клермонтский собор 1096 года провозгласивший начало крестовых походов в далекий Иерусалим во имя освобождения Гроба Господня. Граф Адольф Краузе потерявший надежду победить не только короля, но даже его мелкого приспешника барона Бибера, ушел в сторону Византии с первым же из отрядов воинов Господних. Август Бибер постарался найти «своего человека», который постоянно будет рядом с графом и рано или поздно позаботится о том, чтобы граф, если он даже дойдет до Иерусалима, там бы навеки и упокоился.

Устроив дела личной мести, барон едва ли не сразу забыл о ней и радостно потирал руки. Судя по блеску его водянистых глаз, его одолевали грандиозные деловые проекты.

– Пришло мое время, дорогая! – заявил он Эрмелинде.

Возбужденная Саксония, Бавария, Тюрингия, Франция, Италия и Англия думали только о крестовых походах. Их подготовка требовала оружия, провианта, фуража и людей.

– Нам нужно перебираться в Дрезден, – пояснил барон.

Эрмелинда спокойно взглянула на оживленного мужа и пожала плечами. Поскольку ответ был неясным, барон повторил свое требование.

– Я никуда не поеду, – ровным голосом сказала Эрмелинда.

Барон попытался выяснить причину отказа, но вдруг натолкнулся не на какую-то конкретную мысль, а на что-то расплывчатое, что можно было бы назвать эмоциональным отчуждением самой его идеи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});