Арт-пасьянс - Владимир Качан

Теперь о клоунаде. Она показывает нам, что весь смысл спектакля, весь его романтический пафос, все содержание драматических сцен – умещается в одном лишь слове клоунессы Татьяны Васильевой. Впрочем, это даже не слово, даже не куплет, это звук, который она периодически издает: «Ля-ля-ля». И все! И драматические сцены, таким образом, становятся и вовсе ненужными. Весь «Дон Кихот с приветом» – в этом «ля-ля-ля», в этой ноте…

Клоунада должна была хоть как-то насторожить газету «Известия» и ее театрального обозревателя, намекнуть им, что после желчной публикации в адрес спектакля их сделают главными клоунами во всем этом газетном балагане, дирижировать которым будет все тот же Райхельгауз, крупнейший в стране специалист по легендам, мифам и скандалам. И все это будет обеспечивать спектаклю еще больший кассовый успех.

Так что спасибо всем ядовитым журналистам и их разгромным рецензиям, их, так сказать, газетным погромам, с одной стороны, и оппозиционным по отношению к ним журналистам, в частности Гр. Полуактову – с другой. Кстати, интересно, кто скрывается за этим игривым псевдонимом? Кто этот таинственный единомышленник? И что это такое вообще: полуактов?.. Что это? Некий акт, совершенный не до конца, а только наполовину?

Поэтому, заканчивая это рецензионное эссе, я сообщаю, что наша газета «Заря Испании над Трубной» предъявляет иск газете «Известия» на 1 млн пиастров за то, что она… да вообще – за все! Чтобы привлечь еще большее внимание общественности к театру «Школа современной пьесы».

И соответственно подписываюсь:

Владимир ПолуКачан.

Часть 3

Капустники

(которые в нашем случае можно смело назвать «качанниками»)

Но сначала – кое-что о театре «Школа современной пьесы»

В первый класс «Школы современной пьесы» я поступил в 1991 году, когда страна жила в романтической лихорадке перестройки, в восторге от открывающейся свободы, в предвкушении светлого капиталистического завтра, но с пустыми карманами и пустыми прилавками магазинов. В таких обстоятельствах творчество тоже становится революционным, в ногу со временем, особенно – на голодный желудок. Фигурально выражаясь, разумеется, ибо Иосифа Райхельгауза не терзали в ту пору голодные спазмы.

В какой-то момент, оглянувшись, я вдруг осознал, что работаю здесь уже двадцать лет, рекордное для себя, как артиста, количество времени. Здесь, оказывается, прошла гигантская часть моей жизни – с новыми ролями, тремя Тригориными в трех «Чайках», с падениями и успехами, юбилеями и даже званиями (что составляет особенную, я бы сказал, спортивную гордость нашего худрука, который добился того, что на каждый квадратный метр нашей маленькой сцены приходится по два артиста со званиями и пара орденоносцев и лауреатов в качестве бонуса). Словом, я здесь давно, я в этой «Школе» даже не второгодник, а безнадежно застрявший в обучении ученик. И не вышло у меня написать здесь ничего другого, кроме как о первых своих шагах на этой сцене, о первом спектакле – первой «школьной» любви, о первых цветах первоклассника…

* * *

Театр «Школа современной пьесы» бывал во многих городах и странах. Но именно в канун 15-летия театр почему-то решил отметить, свой, так сказать, полу-юбилей поездкой в один интереснейший город, который называется Ноябрьск. Название предполагало, что где-то рядом расположены города-побратимы – Декабрьск, Январск и Февральск, но нет, оказалось, что этот город, куда не сослали декабристов лишь потому, что он тогда не был еще построен, – единственный в своем роде. Когда у водителя нашего автобуса спросили, как называется ближайший крупный город (спросили в надежде, что это название, в отличие от Ноябрьска, будет нам знакомо и мы сможем хотя бы примерно сориентироваться, где находимся), нам ответили, что ближайший крупный город – Кагалым. Название и этого населенного пункта тоже было, прямо скажем, не всем знакомо, и с тихим отблеском восторга на лицах мы не без гордости подумали: «Вот куда нас занесло!»

Город оказался на границе Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого национальных округов, о которых мы тоже слышали до этого только по телевизору. Да и возник он только из-за того, что там нашли нефть и газ. Но это не важно. Важно то, что эта жемчужина лесотундры, этот Лас-Вегас нашего Заполярья принял нас как родных, с теплотой, которая вполне компенсировала тридцатиградусный мороз. «Нести культуру в тундру и далее» – станет теперь благородным девизом «Школы современной пьесы». И в нас растет уверенность, что США и всякие там Швейцарии остались далеко позади в нашей гастрольной памяти. И что теперь нас ждет совсем другое; оперетта «Чайка» в чукотском чуме, «Чайка» Чехова – в якутской яранге, а «Чайка» Акунина – в Антарктике, под другим названием – скажем, «Пингвин».

На обратном пути в самолете всем раздавали газеты. Милая стюардесса вручила нам по газете города Ноябрьска. А там на первой полосе располагалась информация о конкурсе красоты, который будет в этом городе проводиться. Название конкурса отличалось наивной прямотой и, как бы правильно выразиться, бесхитростностью: «Мисс Скважина». Кто не верит, может посмотреть.

Жаль, что Ирина Алферова не сможет принять в нем участие, поскольку ее там не будет. А ведь могла бы победить, учитывая, что она долгие годы входит в десятку красивейших скважин России. Это обстоятельство послужило, вероятно, поводом для невероятной тяги к ней – в аэропорту, а затем в самолете – двух специфичного вида молодых людей. Один из них, в клетчатом пиджаке, с лицом, будто высеченным из ледяного тороса, и с синими от татуировок руками подошел к ней в самолете и убедительно попросил автограф. Ирина сидела у окна, рядом – Саид Багов, а в том же ряду у прохода – Филозов. Попытавшись непринужденно облокотиться на лицо народного артиста Филозова, татуированный затем почти лег на него и вступил в диалог с вожделенной кинозвездой. Нельзя сказать, чтобы диалог оказался коротким, потому Альберту было крайне неудобно, но общий его настрой на смирение в период Великого поста не позволил артисту ни дать наглецу в морду, ни послать его подальше матом, хотя куда уж дальше!

Тем временем диалог в этой крайне неприятной для Альберта Леонидовича мизансцене все продолжался. Ирина Ивановна словно не замечала неудобства и продолжала беседу с татуированным ноябрьцем. Терпение стало иссякать даже у Иосифа Райхельгауза, сидевшего по соседству, через проход. Большие, сильные руки режиссера уже тянулись к торсу просителя, и, зная Райхельгауза, не соблюдающего никогда никаких постов, можно было начинать опасаться, что все кончится кровавой дракой представителей культуры с представителями уголовного мира, но тут соискатель автографа наконец отлип от Алферовой, встал с колен Филозова и, довольно улыбаясь, отошел. Однако через минуту вернулся и одарил Ирину книгой. Почему-то на английском языке. На развороте книги было написано кратко, но емко и сильно: «Ирине – от братвы Ямала».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});