Запертый - Руслан Алексеевич Михайлов

нее, в дверь постучали еще раз, а следом прилетел и голос:

— Амос! Не бойся! Бить не буду… — в сытом уверенном голове прозвучала не скрытая усмешка — Я офицер внутренней охраны и хочу обсудить кое-что…

Звякнула щеколда. Открыв дверь, я уставился в лицо стоящего у порога офицера Дугласа Лэдд. Форменный комбез, значки, нашивка, цифра 6 и неприкрытая самоуверенная наглость.

— Бояться тебя? — переспросил я и мои губы искривились в ответной наглой насмешливой улыбке — О чем, офицер Лэдд? Пусть боится твоя жопа при виде хера начальника. Понял?

Тишина…

«Что я только что сказал? Эти слова вылетели из мой тупой пасти?».

В изумленно округленных глазах офицера колышется мутная пустота — похоже, мой внезапный словесный пинок не просто сшиб его с привычной позиции, а и отправил куда-то на задворки подсознания.

Эта пауза позволила мне разглядеть остальных участников какой-то новой явно нездоровой ситуации. За спиной Лэдда переглядывались два молодых сурвера-патрульных. А в шаге от них стояли еще двое — мужчина и женщина. И даже в густом сумраке Манежа их лица показались мне знакомыми. Понадобилось секунд пять на то, чтобы откопать их лица из запасников памяти. Это родители Сержа Бугрова… У мужчины в руке покачивается небольшой рюкзак, на ее плече висит химическая вечная лампа. Такие горят годами. Судя по оранжевому цвету свечения лампа почти израсходовала свой ресурс и вскоре угаснет. Активированные однажды они горят пока могут. Прямо как люди…

— Ясно — нехорошо улыбнулся я, поднимая раздутое лицо и выставляя его напоказ — Никак о избившем меня Серже Бугрове пришли поговорить?

— К-хм… — пришедший в себя офицер смущенно кашлянул, поспешно глянул на одного из младших патрульных.

— А вы вообще кто? — поинтересовался я, демонстративно разглядывая нашивки офицера, указывающие, что его место службы находится хоть и на Шестом уровне Хуракана, но расположено в противоположной его части.

— Грубите представителям власти?

— Все сурверы равны — напомнил я один из наших постулатов — Любите бить других сурверов, офицер?

Дернувшись, он заглянул в мою комнату, но ничего интересного не увидел. Скользнул взглядом по моим рукам и не заметил сурвпада. Но его это не успокоило — я мог иметь записывающее устройство иного рода. Теперь в его глазах я видел напряженную мысленную работу, наблюдая за ней со странным спокойным интересом. Он допустил оплошку с самого начала и понимал это. Теперь ему надо как-то смягчить произошедшее — на тот случай, если я действительно записываю каждое наше слово. На моих кровоточащих губах появилась широкая болезненная улыбка.

— К-хм… я… позволил себе неуместную и даже глупую шутку, сурвер Амадей — четко произнес неглупый офицер — Не имел намерения оскорбить или принизить. Попытался внести струю некоего веселья и… не получилось. Полностью признаю свою вину и раскаиваюсь в произнесенных словах. Прошу прощения, сурвер Амадей Амос.

— Извинения приняты — кивнул я и перевел взгляд на родителей Сержа — Зачем вы пришли?

Офицера я напрочь игнорировал и ему пришлось отступить в сторону, чтобы не выглядеть совсем уж кретином. Реноме сытого хищника он себе подпортил — младшие патрульные все слышали и видели. Их маленький босс альфа-самец только что сплоховал, а затем и прогнулся под какого-то терпилу…

И что? А ничего. Плевать я хотел…

Кончиком языка выковыривая завязший между зубов толи кровавый сгусток, то ли остатки разжеванной таблетки обезболивающего, я выжидающе смотрел на отца и мать Сержа. Они часто приходили в нашу школу по поводу и без. Его отец даже выступал как-то перед нашим классом, расписывая все прелести работы инженера, пытаясь повысить нашу мотивацию к учебе. И вот он здесь — постаревший, сгорбившийся, с глубокими морщинами и встревоженными глазами.

— Амос… — он попытался улыбнуться мне, но не получилось.

Ну да… трудно улыбаться тому, чье лицо без повода разбито твоим сыном…

— Привет — нескладно продолжил он и, глянув на стоящую рядом жену, продолжил — Серж кругом неправ. А еще он дебил. Если не хуже… Полностью согласен — тут всецело его вина. Ему следовало держать глупый рот на замке и помнить, что школьные дни уже позади.

«То есть в школе называть меня дыркой от жопы и пинать в спину — это норм?».

Я молчал, неспешно выуживая из бумажного пакетика таблетку воспалительного и глядя не на готовящегося перейти к делу его родителя, а на мать с лампой в дрожащей руке.

— Свидетели говорят, что он мог забить тебя насмерть. Это ужасно… не так я воспитывал сына. Я ведь душу вложил… старался научить его всем нашим ценностям и не забывать о взаимоуважении… И до этого дня я считал, что у меня все получилось. И… и честно говоря я до сих пор так думаю. Понимаешь, у Сержа сейчас очень непростой жизненный этап… Да, мать?

— Нелады с женой — едва слышано произнесла она.

— Разводятся они — окончательно прояснил Бугров — Жена подала на развод… мы думаем она поторопилась, пусть даже сын и бывает резковат и порой слишком принципиален, но она могла бы дать ему шанс — ведь он любит ее… В то утро они серьезно поругались, он опаздывал на работу, спешил и был на нервах…

Вспомнив веселое и не слишком чем-нибудь обеспокоенное лицо Сержа, я с трудом сдержал рвущиеся наружу злые слова. К чему? Тут и так все ясно. Да их любимый Сержик неправ, напортачил повсюду, но ведь это не повод ломать ему судьбу, верно?

— Ему грозит серьезное наказание… все его теперь считают чуть ли не монстром, разбивающим людям головы…

— Ваш сын с размаху пинал меня в голову тяжелым рабочим ботинком — напомнил я бесцветным голосом.

Старший Бугров лишь моргнул, вяло шевельнул губами. А вот жена его съежилась как от удара, на миг отвернулась, не в силах выдержать моего взгляда.

Ясно…

Поморщившись от горечи разжеванного лекарства, я хрипло велел:

— Включите запись.

— Ты…

— Запись включите! — повторил я и сам удивился тому, насколько властно прозвучал мой голос.

На поспешно выуженном из внутреннего кармана добротной рабочей куртке сурвпаде зажегся красный квадрат. И я заговорил:

— Я, сурвер Амадей Амос, считаю Сержа Бугрова действительно неплохим парнем. Он не жестокий. Он просто тупой. Он эгоист. И не замечает ничьих обид и трудностей кроме своих собственных. Но он не жестокий, нет. И я верю, что в то утро у него просто не задался день. Я официально заявляю, что не имею никаких претензий к сурверу Сержу Бугрову за случившееся. Меня никто не принуждает к моим словам, хотя я никак не