Таран - Сергей Зверев

– Как же нет, когда да, – нашептывали ей. – Ты ведь знала, что так будет, когда остановилась. Теперь еще давай денежку… и еще… и еще…

Стодолларовые купюры одна за другой выскальзывали из безвольных пальцев Алены, сворачивались, комкались, скрывались в чужом кулаке, а она не могла воспрепятствовать этому, потому что зеркало светило в глаза, а в ушах звучала скороговорка, которую она пытался запомнить:

– Повторяй, повторяй, ни словечка не пропускай… Ходи-броди, беда, полями-лесами, стежками-дорожками, мимо меня, мимо…

– Мимо, – произнесла Алена голосом смертельно пьяного или смертельно больного человека.

– Ищи-свищи, беда, во других краях, во других городах, мимо меня, мимо…

– Мимо, – простонала Алена. – Деньги… Деньги верните…

– На! – разозлилась цыганка, сунув ей бумажный ворох. – Ай, дура бестолковая, голова садовая! Кукушка в последний раз кукует, а она о деньгах толкует. Ладно, так и быть, забирай, только крепче пальцы сжимай, а то уронишь, потом не догонишь. Деньги-то твои свободу почуяли, ожили, вырваться хотят. Слышишь, как шевелятся?

– Да, – пролепетала Алена, с трудом удерживая рвущийся из ладони ком. – Ходи-броди… Ищи-свищи…

– Молодец, – сказали ей. – Вот так и стой, красавица, пока не уляжется. А потом ступай куда глаза глядят, быстро иди, не оглядывайся.

Стало тихо. Людские потоки беззвучно текли мимо Алены, не затрагивая ее, вросшую в землю. Осторожно, словно в кулаке ее находилась змея или ядовитая жаба, она подняла руку и посмотрел на свои стиснутые пальцы. Приподняла один, другой, третий. Раскрыла ладонь. Тупо уставилась на смятую газетную бумагу, не веря своим глазам. И это все? Ее облапошили? Отняли тысячу долларов?

– Стойте! – закричала она так, что привокзальная площадь мигом наполнилась привычным тысячеголосым гамом, шумом, гулом, рокотом.

Но громче всего звучали шаги Алены, бросившейся за цыганками. Они не успели скрыться из виду и, обнаружив преследование, перешли с торопливой ходьбы на бег, проявляя удивительное для своей комплекции проворство. Прохожие останавливались, желая выяснить, кто за кем гонится. Подобно лыжнице, совершающей слалом, Алена ловко обминала человеческие фигуры и не задумывалась о том, как станет отбирать деньги, когда настигнет мошенниц.

Растерявшиеся цыганки не додумались юркнуть в какую-нибудь щель или скрыться в подворотне. Забежав за угол магазина, они наткнулись на высокий забор, где были вынуждены остановиться. Попались, подлые крысы, обрадовался Алена, замедляя шаг.

– Верните деньги, немедленно! – распорядилась она категоричным тоном учительницы, отбирающей сигареты у учеников.

Она протянула руку, и это было ее последнее осмысленное действие, поскольку на площадке, еще секунду назад выглядевшей такой тихой и пустынной, началось настоящее столпотворение. Стоило приблизиться к двум мошенницам, как тех поглотила пестрая толпа цыганок с детишками и без. Появившись, словно из-под земли, они вели себя соответственно: кривлялись, ругались, плевались, норовили пустить в ход когти.

– Какие деньги, ты! – кричали на Алену, щипая ее, дергая за плащ, вынуждая поворачиваться из стороны в сторону. – Что ты к порядочным женщинам пристала, проститутка бесстыжая? Проваливай!

Напор был столь яростным, что через минуту она уже не требовала, а просила, умоляла:

– Пожалуйста… Хотя бы часть отдайте… Мне долг отдать надо… Иначе хоть домой не возвращайся…

– А тебе домой и не надо! – завизжала распатланная бабища, поворачиваясь задом и задирая юбку. – Тебе сюда, гляди!

– Пятьсот долларов, – лепетала Алена, окончательно потерявшая из виду двух мошенниц. – Половину, хотя бы половину.

– Пятьсот баксов тебе? А это видела? Мне трусы купить не на что! – Еще одна юбка взлетела вверх. – Убирайся прочь, попрошайка несчастная!

– Не то проклянем, – сыпались со всех сторон угрозы.

– Сама сдохнешь и близких за собой в могилу потащишь…

– Родители есть?

– О родителях подумай!

– Убирайся! Убирайся!

– Верните деньги, ну пожалуйста, – клянчила Алена. – Мне иначе никак…

Выбрав в безумном хороводе старуху, не принимающую участия в травле, она адресовала возгласы ей. Седая цыганка наверняка являлась многодетной матерью и бабкой не одного десятка внуков. Неужели не сжалится, неужели не войдет в положение?

– Гражданка! – рвалась к ней Алена. – Мамаша! Не обеднеете ведь… Половину… По справедливости…

Несколько пар рук вцепились в нее, не позволяя сделать ни шагу. Кто-то укусил ее за предплечье, кто-то схватил за волосы, а одна чертовка даже хлестнула Алену по лицу щетинистой кисточкой хвоста. Но она, заметив замешательство старухи, смотрела только на нее, обращалась исключительно к ней:

– Мне нельзя без денег! Я все равно не отстану! Слышите меня?

Всклокоченная, растерзанная, исцарапанная, она выглядела не грозной, а жалкой, и прекрасно понимала это, но на что ей еще было рассчитывать, как не на милосердие? Драться с цыганским табором было все равно что рой разъяренных ос руками разгонять, и Алена больше не рвалась в бой. Она просто кричала, до предела вытянув шею:

– Женщина, нельзя так, не по-людски это! Слышите, женщина? Пожалейте меня!

Старуха отреагировала на предложение совершенно неожиданно.

– Деньги потеряла, достоинство не теряй, – сердито сказала она. – Деньги вернутся, себя не вернешь. Отпустите девчонку. Я ей кое-что сказать хочу.

Внимая ее голосу, цыганки расступились. Потеряв равновесие, Алена села на землю. «Конец, – пронеслось в мозгу. – Сейчас разбегутся во все стороны, и поминай как звали».

Алена ошиблась. Старуха подошла ближе:

– Ты совершила ошибку, а за ошибки платить надо. Поэтому деньги наши. Мы их не вернем, не надейся. Не держи зла.

– Ага, – кивнула Алена. – Не буду. Пусть брат меня проигрывает, пусть меня за его долги убивают, пусть меня среди бела дня грабят… А я вам всем только спасибо скажу. За науку.

– И правильно, – кивнула старуха. – Наука дорогого стоит.

– Правда? Тогда дайте мне тысячу долларов, я вас тоже чему-нибудь научу, хотите?

Алена встала, отряхивая плащ.

– Чему ты меня научить можешь, соплюха, когда сама как слепой котенок? Но я тебе глаза открою. Сегодня… – Старая цыганка сделала паузу, давая возможность уяснить важность того, что она намерена сообщить. – Сегодня жизнь твоя изменится. У тебя появится мужчина, который сумеет защитить тебя от беды. Люби его, и он тебя тоже полюбит. С ним ничего не страшно… Если…

– Что если? – спросила Алена. Осознание того, что ей продолжают вешать лапшу на уши, сделало ее неузнаваемо дерзкой. Но, может быть, дело не только в этом? Может быть, она услышала то, что давно мечтала услышать?

– Если ты его самого не испугаешься, – мрачно изрекла старуха.

– Он такой уродливый?

– Да нет, девонька. Снаружи он очень даже пригожий. А внутри…

– А внутри? – откликнулась эхом Алена.

– Душа у него искалечена. Ненависти много и злости. Оттого и силы у него, как у десяти других, – закончив речь этими словами, старуха погрозила коричневым пальцем, похожим на сук. – О тех деньгах, что сама проворонила, забудь. Таким, как ты, деньги ни к чему, все равно без толку потрачены будут. Жди сегодняшней встречи и ни о чем не беспокойся.

– Как в сказке?

– Как в сказке. А теперь закрой глаза, не то мое предсказание не сбудется.

– Не собираюсь я закрывать глаза, – строптиво заявила Алена.

Цыганки, стоящие поодаль, зашушукались, разглядывая ее и посмеиваясь.

Старуха что-то залопотала по-своему, водя руками по воздуху, словно отыскивая и дергая там невидимые нити. Алену охватила полнейшая апатия. Она бы не шелохнулась, даже если бы перед ней появились сейчас Муслим с Тофиком, явившиеся требовать долг. Все стало безразличным, душа оцепенела. Окружающий мир потемнел и сделался зыбким, будто во сне. Алена сама не заметила, как ее веки отяжелели настолько, что сомкнулись. Она судорожно зевнула.

Это продолжалось совсем недолго. Постояв минуты две, Алена вяло спросила:

– Ну что? Хватит?

В ответ ни шороха одежды, ни слова, ни вздоха. Не веря своим ушам, Алена открыла глаза и посмотрела по сторонам. На асфальтовом пятачке было пусто. Цыганки, что называется, как сквозь землю провалились. Вместе с теткиными деньгами.

* * *

– Я бы на твоем месте из города смылась, – сказала Люда, выслушав эту историю.

– Я бы на своем месте тоже, – попыталась пошутить Алена, уже не просто бледная, а белая как мел. – Только не могу я родителей бросить. У мамы диабет, ей лекарства нужны.

– Если останешься, лекарства тебе самой понадобятся.

– Догадываюсь… Слушай, а ты не дашь мне взаймы?

– Штуку баксов? Ха-ха-ха!

Люда расхохоталась, словно ничего смешнее в своей жизни не слышала. Словно на ее депозитном счету не лежала как раз та сумма, в которой так отчаянно нуждалась ее собеседница. Угрызений совести она при этом не испытывала. Вот только кошки на душе скребли. Так больно скребли, что хоть плачь.