Дворецкий для попаданки - Ульяна Гринь

зарплатный список должен быть у него.

— Я немедленно отправлюсь искать его в бумагах, миледи.

— Нет, сначала письмо изобретателю!

— Как скажете.

— И ещё одна просьба.

Я посмотрела на дворецкого с улыбкой. Он склонил голову к плечу, и в его глазах появилось странное выражение. Как будто спрашивал себя: «Что ещё выкинет эта баба?» Я не стала обманывать его ожидания и сказала:

— Задержите Лили в доме, мне хочется побыть немного одной. Я возьму Клауса и прогуляюсь по поместью, заодно и осмотрю его.

Чёрт! Осмотрю своё собственное поместье, которое должна знать уже давно! Поспешно добавила:

— Я имела в виду, где лучше будет проложить трубы для водопровода.

Нокс спрятал взгляд и поклонился. Боже, лучше мне никогда не узнать, что думает обо мне этот мужчина! Хотя, говорят, мужики любят эксцентричных особ… С ними весело.

Через несколько минут мы с Клаусом уже шагали по травке отлично подстриженного газона. Нокс выполнил мою последнюю просьбу, и от Лили мне удалось ускользнуть. Я накинула пальто, но перчатки надевать не стала — не в город иду, а гуляю. Шляпкой тоже не заморачивалась — не нужна мне такая красота, с которой надо ходить будто с ведром воды на голове.

Клаус радостно шнырял по кустам, обрамлявшим лужайку, а я вертела головой направо и налево, любуясь чисто английский пейзажем, который открывался с заднего двора поместья. Хорошо, что ветер дул не со стороны туалета! Хорошо, что у меня отличное зрение! Хорошо, что сапожки удобные!

Я свернула с лужайки на песчаную дорожку и попала в парк. Здесь деревья росли заключёнными в круглые декоративные бордюры, а под деревьями цвели невзрачные, но красивые именно этой невзрачностью мелкие кустистые цветочки. Чуть дальше я заметила лабиринт из фигурно подстриженных кустов, и там как раз трудился один из садовников с большим секатором. Мужчина орудовал им так ловко, что я даже полюбовалась его работой пару минут, пока Клаус вынюхивал что-то под кустами. А потом повернулась, чтобы идти дальше, и заметила Дорис, которая, оглядываясь, спешила куда-то с узелком.

Куда это она направилась, интересно мне знать!

— Дорис! — окликнула я девочку, и та аж присела от неожиданности. А я пошла к ней, улыбаясь. Очень хотелось узнать, куда сирота идёт с узелком. Может быть, Хэтти выгнала её?

Реакция Дорис удивила меня. Девочка обернулась, взмахнула руками, как будто хотела хлопнуться на попу, но удержалась, и даже рот раскрыла. Не ожидала увидеть меня! Напуганный какой-то ребёнок, с ума сойти!

Я улыбнулась ещё шире:

— Дорис, куда ты идёшь?

В моём голосе звучало искреннее любопытство, но помощница кухарки растерялась, забормотала что-то невнятное, тиская узелок у груди.

— Что там у тебя такое? Вещи?

Она уставилась на свою ношу диким взглядом, потом спрятала его за спиной и наконец-то закрыла рот. Снова присела, но уже в неуклюжем книксене, и сказала тихо, опустив глаза:

— Простите, миледи.

Так, начинается. Что она такое задумала?

Я внимательно оглядела Дорис, но никаких странных признаков, кроме узелка и скрытного поведения, не заметила. Приблизившись к девочке, спросила:

— Почему ты извиняешься? Ты сделала что-то нехорошее?

— Нет, миледи… Я думаю, что нет.

— Ладно, уже легче. Скажи теперь, куда ты идёшь? Мне просто интересно! Я не стану тебя ругать, честно.

Дорис замялась. Она выглядела нашкодившим ребёнком, который вроде и хочет признаться, но боится наказания. А я молчала, нарочно усиливая давление этой паузой. Наконец Дорис не выдержала и пробормотала:

— Я не могу вам сказать, миледи.

— Почему?

— Я дала слово никому не говорить.

О как! И что нам на это скажет современная педагогика? Дал слово — держи? Конечно, это весьма похвально, но Дорис не слишком сообразительна, скажем так. И ею могли воспользоваться в корыстных целях, а то и в преступных! Поэтому надо обязательно выведать, что она скрывает.

Я задумалась, потом сказала всё ещё стоящей с виноватым видом девочке:

— Давай мы поступим так: ты иди, куда шла, а я просто тебя сопровождать буду. Как будто я гуляю сама по себе.

— А как же данное слово? — спросила она, морща лоб.

— Ну, ты же мне так ничего и не сказала, правда? Значит, своё слово ты сдержала. Не беспокойся, я не выдам тебя.

— Ну, если так, то хорошо, — кивнула Дорис, повеселев. — Очень бы не хотелось прослыть кляузницей.

Она сделала быстрый книксен и резво зашагала в сторону от лабиринта под сень отцветающих вишен. Я поправила ворот манто, с независимым видом пошла вслед за ней. Клаус, помедлив, присоединился ко мне, бесшумно скользя у ног. Такой дружной компанией мы пересекли почти весь сад, и я смогла насладиться видом отлично ухоженных плодовых деревьев, предвкушая богатый осенний урожай фруктов и банки закатанного варенья. Хотя, кто знает, варят ли тут варенье из вишни? А может, делают яблочную пастилу? Или сок давят? Надо будет узнать у Хэтти…

Дорис привела меня к небольшой роще, где в окружении не слишком молодых липок и тополей стоял огромный кряжистый дуб. Место было уединённое, вдали от дома и сада, только дорога — две проложенные в траве земляные колеи — указывала на то, что тут ездят кареты или телеги. Чуть дальше был перелесок, а за ним в долине виднелись редкие крыши городка Уирч.

Я огляделась, спросила у Дорис тихо:

— Это здесь?

— Да, миледи.

Она указала мне на дуб. В его ветвях я заметила деревянные перекрытия, а потом нашла и лесенку, которая круто поднималась, огибая ствол.

Да это же домик на дереве!

Я восхищённо уставилась на него, пытаясь разглядеть замаскированные детали сооружения, а потом спросила:

— Кто там прячется?

— Как раз это я и обещала не говорить, — не сдалась Дорис. Я махнула рукой:

— Ладно, тогда я сама посмотрю.

Решительно взялась за перила, попробовала ногой первую ступеньку — не сломается ли под моим весом — и принялась подниматься. Дорис села прямо на траву и тихонечко запричитала:

— Ой,