Пятая Салли - Дэниел Киз

Он взглянул на Салли, но та упорно смотрела в пол.

– Начинайте дискуссию, Салли.

– По-моему, доктор Эш прав, – медленно заговорила Салли. – Не нам спорить с врачом. Мы должны делать, как он велит.

– Двое против одной, – прокомментировала Нола. – Твое мнение, Дерри?

Роджер поднялся и стал мерить шагами кабинет.

– Немыслимо! Первый случай в моей практике! Они еще голосовать вздумали! Чтобы психотерапевт свои проблемы на сеансе групповой терапии излагал? Какая нелепость!

– Хорошо, доктор Эш, – заговорила Нола. – Могу предложить другую методику. Включите ее в свой арсенал.

Роджер вскинул брови.

– Что за методика?

– Самораскрытие.

– Господи, где вы ее выкопали?

– В одной брошюрке. Автор – Сидни Джурард, название – «Прозрачное «Я»[19]. Полагаю, вы не впервые слышите об этой работе. Также вы должны знать труд Маурера «Новая групповая терапия»[20].

– Конечно, эти труды я читал, – произнес Роджер. – Однако не понимаю, какое отношение они имеют к проблеме Салли.

– Дело в том, что и Маурер, и Джурард считают, что врач должен создавать для пациента поведенческую модель. Покажите пример, доктор Эш, раскройте перед нами свои проблемы. Вы признались, что пользуетесь методами разных ученых. Я предлагаю новый метод, и я, мы все имеем право требовать от вас того же, чего вы требуете от нас.

Короче, Нола расставила для Роджера силки, и он попался. Нам оставалось только смотреть, как он бьется в этих силках.

– Я согласна с Салли, – заявила я. Мне казалось, я предаю этим Нолу с Беллой. – Если Роджер не хочет раскрываться, не надо на него давить. Нехорошо загонять в угол человека, который для нас столько сделал. В смысле, Роджер, мне очень интересно узнать про вас, но, если вы против – я на вашей стороне. Двое против двоих, Нола. Ничья.

Сразу стало очень тихо. Мы все смотрели в четвертое зеркало – появится Джинкс или не появится? Она не появилась, я вздохнула свободнее, хотя и знала: радоваться нечему, Джинкс свое наверстает.

Нола долго молчала.

– Итак, Роджер, разбить лед можете только вы. Не хотите поведать нам, почему ваша жена повесилась на дереве прямо у вас перед домом?

Роджер побелел как полотно.

– Как… откуда… вы узнали?

Нола сдерживала улыбку. Было отчего торжествовать. Не каждый день припираешь к стенке своего психотерапевта. Обычно психотерапевты недосягаемы, что́ там у них в жизни происходит – тайна за семью печатями. Нола вовсе не хотела уязвить Роджера, просто ее мучило любопытство.

– Откуда вы узнали? – повторил Роджер.

– Я – ниоткуда. Салли случайно услышала разговор в больнице, а Дерри как раз из-за этого повздорила с Марианной. Эта девчонка имела наглость заявить, что вы – плохой психиатр, что вы перегорели, потому и жена ваша покончила с собой. Что вышло из этой ссоры – вам известно. А меня просветила Дерри.

– Что еще обо мне болтают в больнице?

– Что вам наплевать на пациентов, вы только притворяетесь, будто вас заботят их проблемы или будто вас и поныне интересует психиатрия. Что вы заблокировали все свои эмоции с целью не получить нервный срыв. Видите, доктор Эш, мы имеем право узнать о вас побольше, прежде чем доверить вам наши жизни.

– Хорошо, – выдавил Роджер. – Возможно, и впрямь настало время для самораскрытия. Если это поспособствует благополучному слиянию, я готов.

Роджер выдвинул свой стул в середину круга, уселся между мной и Нолой и заговорил, низко опустив голову:

– Когда мы поженились, Линетт была совсем девчонкой, очень красивой, я ее на руках носил. Она работала, чтобы собрать денег мне на университетское образование. Я вот Дерри уже рассказывал: у врачей есть проблема, о которой мало кому известно. Перегрузки на работе, слишком продолжительные и частые контакты с пациентами ведут к так называемому синдрому эмоционального выгорания. Врач делает вид, будто сочувствует пациенту, но это лишь актерская игра. Ничего принципиально нового врач ни услышать, ни увидеть не в состоянии. Все случаи давно известны, все заболевания давно описаны. А тем временем у врача нарастают личные проблемы. Понимаете? Сделавшись черствым к проблемам пациентов, врач уже не может размягчиться для своих родных, для своей семьи. То есть не абстрактный врач, а конкретный я – Роджер Эш. Вот, кстати, характерная оговорка. Пациенты склонны употреблять местоимение «твой», а я их поправляю: не «твой» или «ваш», а «мой», не «ты» или «вы», а «я». И вот я сам говорю о себе как о постороннем…

– Наверно, поэтому Линнетт и свела счеты с жизнью. Я перегорел. Я стал эмоциональным трупом. Линнетт винила себя. У нее была тонкая нервная организация, она нуждалась в поддержке и любви, а я больше не мог дать ей ни того, ни другого. И вот она… она… – Роджер упрямо качнул головой, заставляя себя продолжать. – Утром выглядываю в окно – а она… висит. Знаете, такой четкий силуэт на фоне неба. Она выбрала клен, на котором мы когда-то вырезали свои инициалы.

Роджер оглядел нас всех по очереди.

– Нашему сыну было тогда десять лет. Он во всем обвинил меня. Разболтался. Перестал слушаться. Три года, с тринадцати до шестнадцати, провел в реформатории[21]. А потом и вовсе исчез. С тех пор я о нем ничего не слышал и вестей от него не получал. Я жил один. Больше не женился. Посвятил себя работе. С пациентами продолжаю притворяться заботливым, участливым и так далее.

Роджер замолчал и поднял взгляд на Нолу. Руки бессильно упали.

– Так вот почему вы сначала не хотели за нас браться – из-за попыток суицида, – протянула Нола.

– И вот почему вы так боитесь, что Салли покончит с собой, – добавила Белла.

Роджер кивнул.

– Нужно держаться. Пока держишься – есть надежда, что все изменится. Нельзя пробрасываться жизнью. Как бы плохо ни было, каким бы безвыходным ни казалось положение – нельзя сдаваться.

Нола вдруг прониклась к Роджеру, даже взгляд у нее потеплел.

– Хорошо, что вы все нам рассказали, Роджер. Теперь, когда я знаю, через какие испытания вам пришлось пройти, я почти уверена: вы придумаете, как собрать нас воедино. Больше никаких попыток суицида, обещаю. В деле слияния можете на меня рассчитывать.

Роджер откинулся на спинку стула, вытянул вперед свои длинные ноги.

– Мне кажется, для Салли очень важно вспомнить, что случилось с тех пор, как вы, ее воображаемые подружки, перестали таковыми являться и превратились в реальных личностей.

– Да, это было бы неплохо, – сказала я. – Только у меня память отшибло. Начисто.

– И у меня, – сказала Белла.

Нола покачала головой – дескать, и я не помню.

– Я помогу каждой из вас, – заговорил Роджер. – Вы все вспомните под гипнозом. Техника называется гипнотической регрессией возрастов.

– Давайте начнем с Нолы, – воскликнула я.

– Это еще почему? – возмутилась Нола.

Я задумалась: а правда, почему? И вдруг все поняла, будто мне из тумана чей-то мягкий голос ответил.

– Потому, Нола, что тебя Салли последней создала.

– Ну и что?

– Дерри права, – одобрил Роджер. – Логично будет начать с последней из созданных личностей и дальше продвигаться в обратном порядке.

Белла тоже согласилась.

– Вдобавок тогда мы до самого конца не столкнемся с Джинкс. Кто ее знает – может, она как-нибудь сама куда-нибудь денется, а?

– Что ж, Нола, давайте, – сказал Роджер. – Я перед вами открылся. Теперь ваша очередь. Вы обещали сотрудничество.

– Начинайте. – Нола сложила руки на груди. – Вводите меня в состояние гипноза.

– Нола, ему известно, что скрывает мрак.

Она закрыла глаза, чуть опустила голову. Роджер осторожно расцепил ее руки, взял ладони в свои.

– Вы погрузились в крепкий сон, Нола, однако по-прежнему слышите мой голос и можете и будете следовать моим указаниям. Если вы слышите и понимаете меня – кивните.

Нола кивнула. Дыхание у нее стало глубоким и ровным, от рук Роджера шло успокаивающее тепло.

– Салли, вы тоже должны внимательно слушать. И вы, Белла, и вы, Дерри. Нола возвращается в то время, когда появилась на свет. Сейчас, Нола, вы все вспомните в мельчайших подробностях и расскажете нам. Когда вы родились? Отвечайте.

– Шестнадцать лет назад… за две недели до Дня благодарения.

– Где вы родились?

– В школе Томаса Джеферсона, на уроке математики.

– Хорошо. Итак, вы сейчас в той же самой классной комнате…

Нола подняла веки и заговорила. Хоть и с открытыми глазами, она явно нас не видела. Она была в своих воспоминаниях, далеко от нас, в другом месте, в другом времени.

* * *

– Мне ужасно неловко. Я в классе, за своим столом. На меня все смотрят. Точнее, не на меня, а на Салли. Ее вызвали, одноклассники ждут, что будет, а Салли словно приросла к месту. Формулу она не знает, ей алгебра вообще не дается, впрочем, как и геометрия. Углы, синусы и косинусы пугают Салли, она не понимает, зачем их чертить, для чего они нужны. На уроках алгебры и геометрии Салли предается мечтам либо потихоньку читает комиксы. Учительнице это известно, и она никогда не вызывает Салли к доске. Однако сегодня учительница больна, ее замещают, и вот этот новый учитель взял да и вызвал Салли решать уравнение. Поэтому-то класс и замер в ожидании веселья: как же, Салли ведь полная тупица, а уравнение действительно очень трудное.