Выверить прицел - Хаим Саббато

Получен приказ командира нашего полка, Ори: идти на прорыв! По связи передали, что ранен Амос, командир одного из соединений. Все время слышим голос Ори, уверенно и спокойно отдающего команды.

И вдруг он исчез. Молчание. Все в тревоге: что случилось? Мы шли за ним с первого дня. Но через несколько минут мы снова его услышали: "Я к вам вернулся. Пересел из командирского бронетранспортера в свой танк". Он не объяснил почему, но все и так поняли: бронетранспортер подбит, но он спасся.

Во главе нашей колонны идет Саси. Идет быстро. У него новый "центурион", развивающий хорошую скорость. У нас "центурион" старого образца, работающий на бензине. Мы от него отстаем, а из-за нас - и все остальные танки. Саси торопит. Водитель увеличивает скорость, но тут не срабатывает управление, и мы проваливаемся в огромную яму. Орудие уперлось в ее край, в него набилось полно камней и земли. В последний момент я успел поднять ноги, чтобы их не защемило, - кошмар, который всегда преследует наводчика. Остальные танки прошли мимо нас и присоединились к Саси.

Мы выбрались из ямы и двинулись вслед за ними. Пушка свернута на сторону. Неизвестно, можно ли вообще стрелять из пушки, в которой полно камней. Однако времени на сомнения у нас не было: стреляли в нас. Вагман приказал дать ответный залп. Я выстрелил и даже попал, но вместе с этим выстрелом сорвало треть ствола. Остались с "мини-стволом". Понятно, что я ни в кого больше попасть не мог, хотя и пытался. В башню набился порох. Пушка пришла в негодность. Перешли на пулеметы. Нас обстреливали из "базук" и ракетами. В таком виде дошли до Хан-Арнабе. Мы тогда думали, что серьезных сирийских бронетанковых сил уже не встретим, но и "базуки", и ракеты приводили к ощутимым потерям. К вечеру заняли новые позиции. Небо окрашено оранжевым, повсюду "костры". Через каждые несколько минут взрыв, и мы знаем, что это взрываются боеприпасы в подбитом танке. Нашем или вражеском. Этого мы знать не можем. Видим сирийские джипы и грузовики с пехотинцами. Стреляем по ним из пулеметов. Наконец Вагман решает окончательно, что дальше на нашем танке воевать нельзя. К нам стали подходить ребята из других экипажей и забирать то, в чем у них ощущалась нужда. Я раздавал охотно. Думал: "Все равно сейчас вернемся в Алику. Всё! Война для меня окончена". И как раз в эту минуту рядом с нами остановился танк.

Его командир сказал, что больше не может. Он просил Вагмана, чтобы его кто-нибудь заменил. Вагман не колебался ни минуты. Оставил нас и перешел к ним. Я очень расстроился от того, что Вагман не вернется с нами в Алику, но тут подошел также и их наводчик. Взобрался к нам и спросил, кто наводчик у нас. Я ответил, что я. Он сказал мне, что у него болит спина. Он тоже хочет вернуться. Стоял и ждал. Мы обменялись взглядами. "Болит у тебя спина?" спросил я. "Да, - отвечает он, - болит". - "Спина?" - говорю я. "Да, подтверждает он, - спина. Мне нужно вернуться. Ты меня замени". Я гляжу на него в упор. Прямо в глаза.

В этот момент возвращается Вагман за личными вещами. Поднимает свой вещмешок, поворачивает голову в мою сторону, смотрит на меня со значением и говорит: "Шломо! Ты знаешь, что я думаю". Я понял. Взял с собой бутылки вина и тфилин и пересел в другой танк. В Алику вернулись те двое.

Как сказано в Псалмах: "От Господа произошло сие, и чудом выглядит оно в глазах наших". Кто знает, как повернулось бы дело с иракскими танками, если бы мы тогда возвратились. Утром двинулись южнее - расширить наши позиции в сирийском анклаве. Таков приказ. Мы снова идем за Саси. Прошли через несколько селений. Везде по нам стреляют из противотанкового оружия. Саси выстрелил и попал в стену. Отлетевший от нее камень ранил его в голову. Командование принимает Вагман. Сейчас наш танк идёт первым. У Вагмана черное, как уголь, заросшее щетиной лицо и длинные волосы. Сейчас он командир батальона. Мы идем во главе соединения.

В полдень подошли к деревне Насаж. Командир полка отдает приказ об остановке. Подходят грузовики с боеприпасами, цистерны с горючим. Мы отдыхаем. Используем передышку. Люди наконец-то вылезают из танков. Некоторые, стащив с себя одежду, льют друг на друга воду из канистр. Другие едят, сидя на трансмиссиях. Водители, проверив моторы, оставили свои кабины, чтобы взглянуть на солнце и вдохнуть воздух без копоти и пороха. Отдых. Все почти уверены, что впереди уже нет сирийских танков. Чувствуется конец. Во всех танках рации настроены на внутрибатальонную связь. В нашем есть еще и линия внутриполковой связи, потому что Вагман сейчас командир. Следим за тем, чтобы связь поддерживалась постоянно. Мы еще были в процессе подготовки, когда услышали, как Дан, командир дивизии, приказывает Ори, командиру полка, немедленно прервать остановку и прекратить все приготовления. По машинам! Навстречу нам движется танковое соединение.

Мы были ошарашены. Танки? Но мы думали, что сирийских танков больше нет. Вагман отреагировал стремительно. Не дожидаясь приказа командира полка, велел нам занять места и двинул наш танк в указанном направлении. Поскольку мы были первыми и шли быстро, мы далеко оторвались от остальных и оказались одни. Когда мы поднялись на один из холмов, я увидел в перископ танки, выныривавшие из-за холмов и спускавшиеся нам навстречу. Десять танков. Я крикнул Вагману: "Ты видишь то, что вижу я?" - "Да", - отвечает он тихо. "Стрелять?" - спрашиваю я и навожу орудие на первый танк. "Нет, - отвечает шепотом Вагман. - Подожди". Они вдут против солнца и пока нас не видят. Похоже, что они вообще не совсем понимают, где находятся. Но они все ближе и ближе, и я начинаю нервничать. Очень нервничать. На что он рассчитывает? Почему не разрешает стрелять? Ведь они могут нас обнаружить. Они подходят все ближе. Я продолжаю держать первый танк на прицеле. Вагман велит ждать.

И тут, когда они были уже почти рядом, скомандовал Вагман: "Шломо, огонь!"

Передо мной целая колонна, а я один. Я обязан попасть. Стреляю в первый. Попал. "Цель!" - кричу. "Во второй", - говорит тихо Вагман. Стреляю в том же направлении: "Цель!" - "Огонь, Шломо!" - говорит Вагман. И так я стрелял и стрелял. Мы одни подбили семь танков. Тут подоспели наши. Вагман спустился ко мне в отсек и крепко обнял. В глазах слезы. Эли, который без устали подавал снаряды, спросил взволнованно: "Шломо, все в порядке? Есть попадания?" Ори, командир полка, поздравил Вагмана по связи: "Молодец! Такое сделал! Завтра поведешь полк". В глазах командира полка это награда, подумал я. Дело довершила наша авиация.

Мы узнали, что это были иракские танки. Целый их полк со свежими силами пришел на помощь сирийцам. "Что им до нас? - подумал я тогда. - Зачем они пришли воевать с нами? Ради чего?"

Солнце зашло, я встретил Субботу в танке. "Пойдем, любимый мой, навстречу невесте"; "Хвалебная песнь дня субботнего". Всю огромную благодарность, которую я чувствовал сейчас, и все, что лежало у меня на сердце с самого Судного Дня, вложил я в слова "Леха Доди"41, гимна встречи Субботы:

Святилище Владыки, царский град, Поднимись и восстань из развалин!

Полно тебе изнывать в юдоли плача! И Всевышний сжалится над тобой.

Отряхнись от праха, поднимись,

Облачись в одежды славы твоей, народ мой, Вместе с сыном Ишая из Бет-Лехема.

Приблизься, Господь, к душе моей и избавь ее. Поправшие тебя будут попраны,

И разрушившие тебя будут разрушены. Будет радоваться тебе Бог твой,

Как жених радуется невесте.

В субботнюю ночь мы шли на север в густом тумане. Первые в нашем полку. В пути я увидел другие наши танки и доложил Вагману. Мы присоединились к ним на ночной стоянке. Я достал вино. "Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка Вселенной, освятивший нас своими заповедями и возжелавший нас; Субботу, святыню Свою в благоволении и любви даровавший, память о сотворении мира, первый из святых праздников, напоминание об Исходе из Египта. Ибо нас избрал Ты и освятил среди всех народов".

Мы втроем поднялись, чтобы выйти из будки. После нас на очереди следующие трое: Саша, Зада и Цион. Их историю я знал.

Многое, что было скрыто от меня с самого начала войны, прояснилось после рассказов Шломо и Эльханана. Одно оставалось тайной.

Задумавшись, я брел назад к своему танку. Снова видел перед собой маму, как она по-особенному пристально смотрит мне в глаза и говорит: "Ты обязан выяснить, что случилось с Довом". "Но я не знаю, - отвечаю я. - На учениях мы всегда были вместе, но не на этот раз. Все экипажи перемешались. Все делалось в жуткой спешке, набирали экипажи из тех, кто был под рукой, и, если кого-то не хватало, брали другого, лишь бы танк мог поскорее выйти. Не было времени ждать, пока соберется постоянный экипаж".

Мне показалось, что кто-то идет следом за мной. Я обернулся и увидел офицера-следователя. Он остановил меня.

"Я хочу тебе кое-что рассказать, - начал он. -Я вспомнил об этом, когда ты говорил про свои тфилин. Ты еще упомянул, что на мешочке был вышит Маген-Давид. Я вспомнил, что, когда мы проводили такое же расследование, как сегодня, в другой роте, один солдат рассказывал, как его товарищ из "Голани" нашел чьи-то тфилин. Товарища звали Момо. Или Шломо. Он нашел их в отсеке заряжающего в одном из обгоревших танков возле горы Йосифон. Танк был сожжен начисто. На мешочке было вышито имя. Я подумал, что тебе это может быть интересно", - закончил он и быстрым шагом пошел назад. Я бросился за ним.