Юрьев день - Андрей Величко

Я выбрался из тележки и, увязая в довольном глубоком снегу, подошел к вставшему Николаю.

- Что тут у вас случилось?

Однако ответил мне не брат, а отец.

- Уж больно ты, Алик, высоко поднялся, - неуверенно сказал он. - Почти до облаков. А если бы случилось что? С такой высоты упасть, так никакой снег не поможет. Испугался я за тебя.

Только сейчас я обратил внимание, что отец держится левой рукой за то место, где у человека сердце, да и цвет лица у него какой-то серый. Я схватил его за запястье - точно, пульс сильно учащенный. Блин, вот только инфаркта ему сейчас не хватает! Как же так, он ведь должен будет помереть от нефрита, да и то через восемь с лишним лет. У него что, и с сердцем тоже проблемы?

Я повернулся к стоящему рядом генералу Черевину, уже успевшему основательно поправить здоровье после вчерашнего.

- Носилок нет? Тогда быстро шинель на снег и под голову еще одну, свернутую! Да, именно вашу, она длинная! Да скорее же, время не ждет!

Генерал, хоть и не будучи хоть сколько-нибудь трезвым, мгновенно понял - сейчас надо не спорить, а делать что говорят. Уже через несколько секунд шинель лежала на снегу, и мы помогли лечь на нее императору. Николай свернул свою куртку и подсунул ее отцу под голову.

- Где болит? - я старался говорить уверенно, чтобы отец слушал меня, а не пытался встать или иным способом продемонстрировать, что с ним все в порядке.

- От вдохов и выдохов боль не зависит?

- Да уже почти перестало болеть-то, - буркнул император.

- Значит, вас вовремя уложили. Но пульс все равно частит, вставать нельзя. До саней вас донесут, казаки ребята здоровые.

- Ты-то откуда знаешь, чего мне можно, а чего нельзя - врач, что ли?

Нет, подумалось мне - не врач. Но инфаркт у меня был, и я хорошо

запомнил симптомы, а потом мне в больнице много чего порассказали. Ну и выйдя из нее, я не пожалел времени на изучение соответствующей литературы. Но что бы ему такое ответить, дабы не рыпался?

- Нет. Я просто не хочу вашей преждевременной смерти. А если вы сейчас встанете, она будет вероятней, чем если не станете рисковать. И сегодня весь день лучше полежать, с сердцем не шутят. И, главное, Гирша не слушайте - то, что он весьма слабо разбирается в медицине, видно даже мне.

Помощь пришла с неожиданной стороны - в разговор вступил Черевин. Причем твердо, даже не скажешь, что с утра он уже откушал грамм триста, не меньше.

- Ваше величество, Александр прав. Гиршу я бы не доверил лечить даже обычный насморк, не говоря уж о гусарском. Прошу вас, слушайте сына, он уже неоднократно доказал, что его знания глубоки и разносторонни.

Когда отца привезли в Гатчину, я попросил Черевина:

- Петр Александрович, вызовите, пожалуйста, Боткина. Кроме того,

передайте ему вот это, чтобы он захватил необходимые лекарства. А то ведь Гирш, если кого и позовет, то таких же горе-медиков, как он сам.

Блокнот и карандаш я всегда носил с собой, так что сейчас быстро написал «грудная жаба, точнее острый тромбоз венечных артерий сердца», вырвал листок и отдал его Черевину.

Как уже говорилось, конкретно в этом разделе медицины кое-какие знания у меня были. В частности, я сильно подозревал, что термин «инфаркт миокарда» пока еще не используется, но зато знал - один из ведущих кардиологов этого времени, профессор Меринг, применяет именно такое определение, как я написал. Жалко, что он живет не в Питере, а в Киеве.

Потом я уже от своего имени написал Менделееву, чтобы он где угодно раздобыл баллон с кислородом и как можно быстрее привез его в Гатчину.

Боткин приехал быстро, напоил отца какими-то микстурами (сейчас ведь даже аспирина не было), после чего подошел ко мне и спросил, на основании каких данных я поставил диагноз.

- Тахикардия, изменение цвета лица, сильная боль в груди, не зависящая ни от положения тела, ни от вдоха и выдоха. Кроме того, все это произошло в результате сильного волнения из-за моего полета.

- Простите?

Ну, я сделал летательный аппарат тяжелее воздуха и демонстрировал отцу его возможности, когда все произошло.

- Удивительно! Насколько мне известно, это еще ни у кого не

получалось. И сколь высоко вам удалось подняться?

- Саженей на пятьдесят.

- Да уж, ваше высочество… я вам так скажу. Если бы мой сын у меня на глазах поднялся на такую высоту, да еще на каком-то непонятном сооружении, меня бы кондрашка хватила. Зачем это вам вообще понадобилось - неужели никто другой не смог бы?

- А зачем вы лечите людей? Ведь в вашем возрасте уже не так легко, да и просто опасно сломя голову мчаться к больному, заниматься им, не обращая внимания на усталость, нервничать… неужели вы единственный врач на свете?

- Хм. Извините, ваше высочество. Наверное, вы правы. Но давайте вернемся к состоянию нашего больного. Я его считаю неплохим, и наверняка в этом сыграло положительную роль ваше решение полностью исключить физические нагрузки. Более того, постельный режим должен продолжаться не сутки, а как минимум трое. Прошу вас употребить все свое влияние на его величество, дабы этого добиться. И как вы смотрите, если я постараюсь вызвать сюда специалиста для консультации - господина Меринга?

- Фридриха Фридриховича? Вызывайте, он наверняка будет полезен. И что вы на меня так смотрите - да, я знаю, кто это такой!

- Еще раз прошу извинить - увы-с, над всеми нами довлеют стереотипы мышления. Вам же я хотел сказать вот что. Пока его величество лежит, вам желательно проводить с ним побольше времени. Было бы неплохо, если бы вы смогли убедить его в безопасности ваших полетов.

- Спасибо за совет, так и сделаю.

Удержать отца в постели трое суток оказалось не так трудно, как я боялся. Ну да, сильный и считающий себя абсолютно здоровым человек просто растерялся, когда его же собственный организм вдруг выкинул такой фортель. Я прекрасно понимал родителя, ибо и сам не так чтобы уж очень давно побывал в такой ситуации. Причем мне повезло меньше - хоть дело и происходило на работе, рядом не оказалось никого, кто при первых же симптомах заставил бы меня лечь и вызвал бы скорую помощь. У меня же мозгов хватило только на идиотскую мысль «блин, с чего это изжога такая сильная, надо будет дома какого-нибудь лекарства сожрать». В результате мне пришлось почти двое суток провести в реанимации, да потом еще две недели в больничной палате.

А отец, кажется, отделался легко. Похоже, так называемым микроинфарктом.

За трое суток мне удалось убедить отца, что чем выше летит дельтаплан, тем его полет безопасней. В ход пошли как откровенные подтасовки типа того, что максимальные нагрузки аппарат испытывает при взлете и раз уж он смог взлететь, то беспокоиться не о чем до самой посадки, так и более или менее правдивые тезисы. Я подробно рассказал, как дельтаплан поворачивает, и уточнил, что без потери высоты подобный маневр получается только если не допускать ошибок в пилотировании. А коли допустил - можно мгновенно свалиться метров двадцать вниз. Если до земли сто метров или более, ничего страшного, а

если пятнадцать, то может получиться совсем нехорошо. Наконец, аварийная остановка двигателя на высоте позволит не спеша выбрать подходящую для посадки площадку и рассчитать заход на нее, а случись такое у земли, и времени не хватит ни на что. Кажется, отец мне поверил. Во всяком случае, он сам спросил, когда я собираюсь продолжать

испытания, а услышав, что в ближайшие дни, только кивнул. Оба

дельтаплана были готовы - на починку того, что я сломал в первом полете, ушло полдня.

Пора, пожалуй, как и обещал, вернуться к педали газа на летательном аппарате. Люди, слегка знакомые с авиацией, могут удивиться - что за ересь? Тягой всегда управляли так называемые рычаги управления двигателями, или РУДы, расположенные слева от пилота, если он один, и в центре кабины экипажа, если пилотов два.

Да, у самолетов дело обстоит именно так, и я на стадии

проектирования прикидывал, не снабдить ли мне свои дельтапланы нормальным самолетным набором органов управления. То есть ручкой с двумя степенями свободы, педалями и РУДом, который, когда я учился летать, инструкторы называли «сектором газа». Однако, подумав, я решил не вводить лишних сущностей и сделал точно такое же

управление, какое имеют подавляющее большинство легких мотодельтапланов. То есть трапецию, управляющую крылом, и педаль, регулирующую открытие дроссельной заслонки двигателя.

Испытания второго аппарата прошли в более спокойной обстановке, нежели первого. Я за неделю выполнил всю программу, включая полет на предельное время, то есть до полной выработки горючего из бака. Его хватило на сорок три минуты. Пожалуй, настала пора переходить ко второму этапу, то есть обучению летному делу наследника престола.

Я летал в более или менее обычной одежде - куртка, ватные штаны, шапка-ушанка и меховые сапоги. Единственной «небесной» деталью были очки-консервы. Однако для Николая по моим эскизам шилось нечто, весьма напоминающее полный защитный комплект мотоциклиста. Правда, исключительно из натуральных материалов, но хуже костюм от этого не становился. Только дороже и совсем немного тяжелее.