Итан Рокотански (СИ) - Нестор Штормовой

сделали тоже самое. На какое-то время наступила тишина. Только треск дерева в брандспойте её и нарушал.

***

Воздух был словно наэлектризованным, однако ни дождя, ни грозы не было. Тучи висели в парижском небе черным покровом, видимо, не собираясь обрушить на город потоки воды. Мы с Рокки бродили по улицам, не поднимая лиц и не снимая капюшонов. Людей вокруг было полно. По большей части это были те самые рабочие, трудящиеся на военном комплексе: где-то по радио играла музыка и блики электрических витрин, отражающиеся от людей, падали на землю, заливая её блеклым светом. Я толкнул Рокки плечом и кивком головы указал на какое-то заведение справа. Им оказался продуктовый. Мы зашли и купили столько еды, чтобы ее оказалось достаточно, но не вызвать при этом подозрений. Рассчитывались молча. Вышли также не проронив ни слова. Из сумки на плече Хорнета пахло багетом.

В гостиницу вернулись чуть позже. Небо стало ещё темнее и громовые раскаты почти добрались до нас: иногда они были настолько громкими, что стекла в окнах дрожали, грозясь выскочить из деревянных рам. Звук напоминал разрывающиеся снаряды, и я на мгновение закрыл глаза, в который раз подумав о том, что тот, кто видел войну, больше никогда её видеть не хотел бы.

Не смотря на непогоду на улице, в гостинице было шумно. Кабак был забит до отвала: люди прятались, боясь бури. Внутри было весело. Играла музыка, кто-то пил, танцевал и яростно спорил друг с другом. Я удивился, подумав, какое же это странное место, Париж. С одной стороны, люди считают последние копейки, надеясь не протянуть ног до конца месяца, а, с другой, они же швыряют их на барный стол, заходясь в бурной игре алкоголя. Впрочем, подумал я, это было не так уж удивительно. Каждый день мог стать последним — следовало жить. Жажда жизни должна всегда быть сильной. Жаль, что человек редко об этом думает.

— Ну что, купили багет? — гладко выбритая физиономия Хорнета вытянулась вверх, будто он был не человеком, а тем динозавром с длинной шеей. Мы вошли в номер. Рокки открыл сумку и отдал товарищу популярную французскую выпечку. — Балдеж, — разведчик растянулся на постели. — Благодарствую.

— Как обстановка? — Петрович, сидевший у жёлтой лампы, посмотрел на меня. Рокки сел на свою кровать. В комнате царил полумрак — свет давали только лампа Петровича и темнеющее небо. Я приземлился в углу своей постели и облокотился о стену.

— Мрачная, — Рокки вытянул ноги, скинул ботинки и укрылся. Положил голову на руки. — Но по крайней мере люди здесь пытаются жить.

— Былом бы страмнно, — сказал Хорнет с набитым ртом, — еслим бы не пытались.

Петрович зыркнул на него.

— Нет, не было б.

— Помчему?

— Иногда человек не хочет жить, — здоровяк пожал плечами. — Это не нормально, но естественно. Или наоборот. Неважно. Иногда так устаешь, так много боли терпишь, что хочется только одного, уснуть и не проснутся. А во время войны так ещё бы.

Хорнет не ответил. Проглотил кусок багета, запил чем-то, что таскал во фляжке, и уставился в окно.

— Рокки, — Петрович повернулся к кудрявому товарищу. — Расскажи о себе.

Разведчик, до того спокойно лежавший в задумчивости, удивлённо вскинул брови вверх.

— А что рассказать?

— Откуда ты, чем занимался до войны. Все как положено.

— Да, — я кашлянул, прочищая горло. — Интересно.

Глаза у Рокки были спокойные и будто немного улыбались. Действительно — вылитый Сталлоне.

— Ну… Зовут меня в действительности Роман Охтский. Мне двадцать девять. По образованию я автомеханик, но могу и в другие ручные работы — например стоять за токарным станком. Люблю работать руками. Когда начинаешь все понимать в работе, голова снова заполняется своими мыслями — когда они плохие, это не особо приятно, поэтому я стараюсь учиться чему-то новому. Тогда физическая работа не даёт мне морально выгорать.

Он помолчал. Мы с Хорнетом переглянулись.

— У меня никого нет, — добавил он, будто почувствовав, о чём мы думаем. — Но это тоже не удивительно.

Хорнет медленно кивнул.

— Мы тут все одинокие волки. Или… — он посмотрел на Петровича.

Усатый великан чуть усмехнулся.

— Да. Да, все.

Продолжать он не стал. Говорить дальше никому особо не хотелось. У каждого из нас за плечами был свой груз разной степени тяжести, наш крест, который мы единолично несли на свою Голгофу, не зная, когда сами окажемся на нём — и обсуждать это не хотелось, это нужно было принять как данное, как факт.

В окна начал аккуратно постукивать дождь. Довольно скоро он превратился в сильный ливень, стуча в стёкла, как профессиональный пианист стучит по клавишам, играя какую-то безумную и очень быструю мелодию. Вспышки молний озаряли тяжелое, парижское небо, подчёркивая грубые линии туч. Гром сотрясал старую гостиницу.

Мы смотрели в окно, ожидая, что ливень скоро закончится — обычно такие дожди, начинающиеся очень быстро, также быстро и заканчиваются. Но этого не произошло. Он взял перерыв лишь следующим днём, примерно на час. Солнце не успело выглянуть из-за светлеющих облаков. Ливень снова застучал по деревянным, покосившимся крышам. Когда мы отправились на встречу со связным, он всё ещё продолжал идти.

***

— Я промок как шлюха, — проворчал Хорнет, снимая с головы мокрый капюшон дождевика. Выглядел он как только вылезший из норы суслик.

— Не бурчи, — Петрович повторил его действие. — Дождевики сделали свое дело. Хорошая одежда.

Рокки согласился с усачом. Я промолчал.

Мы находились под фасадом одного заброшенного вокзала. Когда Третья мировая только началась и Франция стала поддерживать Северное Трио, по Парижу было выполнено несколько прилётов, один из которых разрушил этот вокзал. Центральная часть была уничтожена — крыша обвалилась на рельсы и разгребать завалы уже никто не стал. По краям же здание осталось относительно целым, и сейчас здесь было достаточно темно, чтобы можно было некоторое время находится на его территории незамеченными. Напротив вокзала стоял старый католический собор — красивой, величественной громадой он возвышался над остальными постройками. В собор обычно ходили люди, но был ли кто-нибудь внутри сейчас, я не знал. Снаружи никого не было точно. Оно и ясно — никто не хотел находиться под дождём.

Где-то в восточной части города загрохотал гром. Мне снова показалось, что это ушел в чёрные тучи ракетный залп. Или не показалось?

— Эй, парни, — подал голос Хорнет. — Смотрите.

У соседнего здания, какого-то старого, заброшенного цеха, появилась фигура. Она двигалась прямо к нам. Мы инстинктивно сжали оружие под плащами, однако незнакомец рук не поднимал — вынырнув из-за завесы дождя, он подошёл к нам и, как