Ложь, которую мы произносим - Джейн Корри

произнес чей-то голос.

Я вздрогнул.

– Не знал, что здесь кто-то есть.

Стол Хилари слегка прикрывала колонна. Остальные были выставлены на всеобщее обозрение. Я иногда гадал, не выбрала ли она это место намеренно.

– Работаю допоздна. – Хилари склонила голову набок, будто изучая меня. – Нам сказали, вы сегодня не придете.

При этих словах она разгладила юбку, разложенную вокруг нее на стуле. Ткань была в красно-черную клетку.

– И не собирался, – коротко ответил я.

– Вы заболели?

– Нет.

Я сел за свой компьютер. Хилари уже стояла рядом со мной. Я почувствовал цветочный аромат.

– Как поживает ваша жена? До рождения ребенка осталось совсем немного времени, не так ли?

Как уже говорил, обычно я не обсуждаю личные дела с коллегами. Но с Хилари уже отступал от этого правила.

– Сегодня она родила.

– Это замечательно!

Я включил монитор.

– На месяц раньше срока.

– С ними обоими все в порядке? – В ее голосе звучало участие.

– Да.

– А с вами – нет, правда, Том? Я же вижу.

– Я в полном порядке.

К моему смущению, это прозвучало как рыдание.

Я услышал, как она пододвинула стул ближе ко мне. В голосе Хилари была нежность. Понимание. Я опустил взгляд и уставился на ее удобные коричневые туфли на плоской подошве.

Она положила руку мне на плечо. Это удивительно успокаивало.

– Почему бы вам не рассказать мне обо всем? – спросила она.

* * *

«Мы почти на месте».

Вот что он говорит.

Я не спрашиваю, что мы будем делать, потому что не хочу показать испуг.

В любом случае он мне не скажет.

Вот так он поступает.

Это часть игры.

Меня это и пугает, и будоражит.

Гораздо лучше, чем скучать.

Гораздо лучше, чем сидеть дома.

Глава 16. Сара

Свет в палате был приглушен. Занавеси вокруг кроватей задернуты. Я слышала, как пищали и сопели другие малыши. Матери их успокаивали. Раздавались и мужские голоса. Отцам разрешалось оставаться столько, сколько им хотелось. Я видела в окно городские огни.

Том отсутствовал уже несколько часов. Он не вернется. Внутри меня спорили два голоса. «Как мы будем справляться?» Это был голос новой меня. А второй принадлежал мне прежней. Той, которая привыкла выживать. «С нами все будет хорошо».

Если бы я тогда знала, что меня ждет, возможно, прислушалась бы ко второму голосу.

Или, вернее, «голосам». К нам. В этом заключалась разница между прошлым и настоящим. Нас стало двое. Я посмотрела на Фредди, свернувшегося калачиком у меня на руках. Из уголка его розового рта капало молоко. Моя грудь все еще была обнажена – после последнего кормления мы оба заснули.

У него такие длинные ресницы! Совсем как у Тома. И как у меня. Кожа бледнее моей, но темнее, чем у отца. И что-то с его маленькими ушками… у них нет мочек. Но это совсем не важно, конечно.

– Что бы ни случилось, мы справимся. Мне уже приходилось выбираться самой. Так что у нас все будет хорошо, – сказала я Фредди и замолчала.

Кого я обманывала? Ребенку нужны оба родителя. Я сама тому подтверждение.

Фредди слегка дернулся во сне. Инстинктивно я склонилась и почувствовала, как его мягкая щека прижалась к моей. Он пах правильно. Может показаться странным, но иначе я не могла выразиться. И жадно вдохнула его аромат. Мои глаза наполнились слезами.

– Вижу, у вас слезы, – засуетилась рядом медсестра. Эта мне нравилась. Она помогла приложить Фредди к груди, хотя, по ее словам, он уже «знал дорогу». – Совершенно нормально. А где же ваш милый муж?

– Ушел.

– Наверное, ему нужно было прогуляться.

– Нет, – сказала я. – Он нас бросил.

Она взглянула на меня с неуверенностью.

– У некоторых мужчин бывает легкий шок, когда они впервые становятся папами, особенно если малыш рождается так рано, как ваш. И все же с ним все в порядке, так ведь?

– У нас годы ушли, чтобы родить его, – всхлипнула я. – А теперь у Фредди буду только я.

Медсестра сжала мою руку.

– Удивительно, насколько мы способны преодолевать жизненные препятствия. Вообще-то я зашла сказать, что с вами хочет повидаться ваша подруга Оливия. Немного поздновато для посетителей, но я могу ненадолго отступить от правил, если хотите.

Оливия? Наверное, Том все рассказал ей и Хьюго.

По моему лицу покатились горячие слезы как раз в тот момент, когда вошла Оливия, одетая в невероятно узкие джинсы и отлично скроенный бежевый жакет из замши. В руках она держала маленькую коробочку, перевитую голубыми лентами, и открытку.

– Сара, – сказала она, присаживаясь на край моей кровати. – Мне так жаль. Том зашел к нам. И рассказал о том, что ты была в тюрьме, и, ну, спросил, не отвезу ли я тебя домой после выписки.

– Он сказал, что уходит от нас?

Оливия колебалась.

– Он сказал, что ему нужно время подумать.

У меня сердце упало.

– На языке мужчин это значит «да», – ошеломленно прошептала я.

– Не обязательно…

Затем Оливия заметила Фредди. И словно внезапно вспомнила, по какой причине я здесь.

– Ох, – выдохнула она. – Ну разве он не совершенство? Я и забыла, какие крошечные бывают младенцы. Могу я его подержать?

Я и ответить не успела, а Оливия, с ее врожденной уверенностью в себе, уже брала Фредди на руки.

Он начал кричать.

– Хочешь к маме? – Она осторожно положила его обратно. – И совершенно правильно. – Затем повернулась ко мне. – Почему ты мне не говорила, что сидела в тюрьме?

– Тсс, – сказала я. Поставленный голос Оливии был не вполне тихим.

– Я думала, мы друзья! Я много разного о себе рассказывала.

– Это совсем другое, – заметила я. – Мне казалось, тебя это шокирует.

Оливия пожала плечами:

– Мой дядя сидел за мошенничество. Мы все об этом знали, но, когда он вышел, родители велели нам притворяться, будто он работал за границей. – Она подалась вперед с явным любопытством. – Каково там было?

С чего же мне начать?

– Ужасно. – Я содрогнулась. – Большинство женщин либо ненавидели меня, либо хотели завести отношения.

Глаза Оливии расширились.

– А тюремные надзиратели были еще хуже. У них имелись свои любимицы, поэтому когда кто-то из них делал что-то не то, никто просто внимания не обращал. – От соседней кровати донеслось удивленное оханье, но я не могла остановиться. – Когда я высказала одной женщине за попытку влезть без очереди, она набросилась на меня с кулаками. Я защищалась, но навредила ей, и один из офицеров встал на ее сторону. Меня посадили в карцер на шесть недель.

Возможно, на мне сказались тяжелые роды и анестезия, но