Любовь Орлова - Нонна Голикова

Казалось, не было фронта и не было рода войск, где бы ни выступала Любовь Орлова. И как в мирные дни её лично знала вся страна, так и теперь её знали многие из тех, кто шёл в бой. Она пела, говорила, провожала, благословляла. Ведь большинство из тех, кто с восторгом аплодировал ей в те дни, были ещё совсем мальчишками, и многие после её концертов уходили, чтобы никогда не вернуться. И что она могла сделать для них? Только то, что делала всегда, — дарила всю силу своей души и таланта, приносила праздник туда, где царила смерть и лилась кровь. Особенно тяжело было выступать в госпиталях. И опять — поезда, самолёты, военные машины. И по-прежнему с ней рядом всегда был верный Лёвушка Миронов.

Вот одно из писем родным в мае 1942 года: «Концерты идут хорошо… Голос звучит… питаюсь очень плохо, иногда не обедаю. Сплю тоже плохо… План моей поездки такой: сегодня, четвёртого, еду в Тори — один концерт, затем — в Поти, 8, 9 и 10-го в Нахичевань…»

А родные жили в Уфе и, судя по всему, жили трудно. Наступил момент, когда Лёвушка, нагруженный продуктами, был отправлен в Уфу, чтобы навестить и подкормить Нонну Петровну и, главное, привезти в Баку Евгению Николаевну. Вырвалась однажды к сестре и сама Любовь Петровна. Конечно же дала там концерт. Чужой дом, давший приют Нонне Петровне и её семье, наполнился запахом французских духов, во всех углах появились картонные коробки с продуктами.

Я помню и двор с зарослями малины, и дом, в котором мы тогда жили. В большой кухне по стенам от пола до потолка стояли клетки с мышами. Бабушка и мама брали их из фармацевтического института — мыши нужны были для опытов. Мы смотрели за ними, за что получали продукты и молоко, что было, видимо, необходимым подспорьем. Когда говорят «война» — я слышу мышиный писк и их возню в клетках, а перед глазами — чёрный блин репродуктора, к которому приникали всей семьёй: отец был на фронте…

А приезд прекрасной кинозвезды в тяжкое военное время в Уфе помнят до сих пор, и до сих пор в местной прессе появляются воспоминания очевидцев. В 1997 году, более чем через полвека после тех событий, моя мама получила письмо от дочери хозяйки дома, в котором мы жили в эвакуации в Уфе. Она тогда была подростком. Не могу не привести здесь эти потрясшие меня строки:

«Прежде всего, хочу представиться, чтобы Вам не пришлось гадать, от кого это письмо. Во время войны Вы некоторое время жили в Уфе, в эвакуации. Во время войны многие москвичи жили у нас. Жили музыканты из оркестра Большого театра, их дирижёр… В 95 году умерла моя мама. Я помню, как Вы с мамой стояли на крыльце нашего флигеля в последний вечер перед Вашим отъездом в Москву, прощались. Помните ли Вы её? Вряд ли… А вскоре умерла и её сестра. Уходят из жизни последние пережитки прошлого в хорошем смысле этого слова, а что теперь вокруг — страшно даже подумать… Родители моей мамы приехали в своё время в нашу несчастную страну из Швейцарии. До самой смерти они оставались её гражданами, и эта страна помогала им, в том числе и посылками. Мама родилась в Москве и в 1932 году приняла наше гражданство. И всё. Всё мужское население нашей семьи уничтожили в 1937 году. Двух братьев мамы, не успевших принять советское гражданство, отправили на их историческую родину, где они прекрасно дожили свою жизнь… Напишите, если это Вас не затруднит, обо всех».

Судя по всему, мои бабушки оставляли в душе каждого неизгладимый след… Как и в моей…

В 1943 году Любовь Петровна и Григорий Васильевич возвращаются в Москву. Его переводят из Баку, и он возглавляет «Мосфильм». Её пребывание дома — чистая условность. Она по-прежнему ездит и выступает на всех фронтах. Кинохроника сохранила кадры момента её выступления в пылающем, но не павшем Сталинграде. В белом армейском дублёном полушубке и ушанке с красной звездой она поёт символические в те дни слова: «Не видать им красавицы Волги и не пить им из Волги воды!» Сзади — колонны пленных немцев. Чтобы приветствовать русских солдат Сталинграда, артистка пробиралась через заминированную территорию.

Когда Советская армия освобождала Европу, с нашими войсками шли актёрские фронтовые бригады. И конечно же — Любовь Орлова. Как символ победы над фашизмом воспринимали её появление и в Германии. Тогда передвижение по военным путям-дорогам представляло особую сложность. Система пропусков, разрешений и запрещений зачастую оказывалась непреодолимым препятствием. Командование прекрасно понимало всё значение встреч с любимой актрисой для людей, которые так долго и жестоко жили вне дома, без близких, без уюта и красоты жизни. Поэтому Орловой был выдан документ, обеспечивавший ей беспрепятственное передвижение по освобождаемой вражеской территории:

«Народный комиссариат Обороны СССР Удостоверение Действительно без срока. Предъявитель сего полковник административной службы Орлова Любовь Петровна является представителем Комитета по делам кинематографии и командируется в город Берлин, в войска для выполнения специального задания. Начальникам армий, военным комендантам оказывать полковнику Орловой Л.П. всяческое содействие в выполнении возложенного на неё задания.

Начальник тыла Народного комиссариата обороны СССР».

Увидев этот документ, который Любочка торжествующе ему продемонстрировала, Григорий Васильевич вытянулся и отдал честь. Это стало его постоянным приветствием, когда она, уставшая, но счастливая их мимолётными тогда встречами, появлялась наконец дома.

Для него все эти военные годы и её бесконечные опасные гастроли стали непрерывным напряжением ожидания и страха за неё. В военное время любая связь — почта, телефон — была проблемой. Но он преодолевал всё, чтобы постоянно знать, где она, жива ли, здорова ли. С тех пор и на всю жизнь у него осталась потребность — где бы ни был он и куда бы ни уехала она — слышать её голос каждый день. Русский посол в Исландии Ю. Решетов рассказывал, как в начале 1970-х годов Александров приехал в Рейкьявик с группой советских деятелей культуры и искусства. В то время телефонная связь с Москвой из Рейкьявика была довольно сложным делом, да и находился там Григорий Васильевич всего три-четыре дня. Казалось, можно было бы, как и все остальные, терпеливо дождаться возвращения домой. Но нет, он звонил ей каждый день, чтобы слышать её голос, чтобы знать: она есть, она ждёт, она здорова…

«ВЕСНА»

9 мая 1945 года они приехали во Внуково и в память об этом дне посадили на газоне около террасы ёлочку.

Вскоре из Уфы вернулась семья Нонны Петровны. После кошмаров войны, потерь и разлук даже тяготы послевоенной разрухи и голода казались счастьем и праздником. Собственно, именно к этому времени и относятся мои первые сознательные впечатления от Любови Петровны и Григория Васильевича.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});