Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ходе следственной работы он сталкивался с проституцией во всех ее видах, но здесь был особый случай: дело касалось его бывшего отчима, человека, которого слепо любила Леда, которому родила ребенка. Страйку почудилось, будто в воздухе повеяло вонючим шмотьем Уиттекера, его животной грязью.
– В Кэтфорде, – повторил Страйк.
– Ну. Хошь – могу дальше копнуть. – Не замечая пепельницы, Штырь стряхнул сигарету на пол. – Смотря скоко отстегнешь, Бунзен.
Пока они торговались, балагуря, но не уходя от темы, как и положено мужчинам, которые понимают, что информация стоит денег, Робин приготовила кофе. При ярком свете дня вид у нее был – хуже некуда.
– Все важные мейлы я обработала, – доложила она Страйку, будто не замечая его удивления. – Теперь поеду – займусь Платиной.
От неожиданности Штырь встрепенулся, но никаких объяснений не получил.
– Как ты вообще? – спросил Страйк, тяготясь присутствием Штыря.
– Прекрасно. – Робин выдавила жалкое подобие улыбки. – Буду на связи.
– «Займусь платиной»? – Штырь лопался от любопытства и еле дождался, когда захлопнется входная дверь.
– Это только так говорится.
Страйк откинулся на спинку стула, чтобы посмотреть в окно. Робин, в своем неизменном тренче, вышла на Денмарк-стрит и вскоре затерялась в толпе. Из гитарного магазина напротив вышел крупного телосложения человек в лыжной шапке и двинулся в том же направлении, но внимание Страйка уже отвлек Штырь:
– А чё за шняга такая, Бунзен: тебе типа ногу подогнали?
– Ну да, – подтвердил Страйк. – Отрезали, в коробочку положили и с курьером прислали.
– Ахереть! – вырвалось у Штыря, которого мало что могло поразить.
Когда он убрался из офиса, получив пачку банкнот за оказанные услуги и обещание такой же суммы за новые сведения об Уиттекере, Страйк позвонил Робин. Трубку она не взяла, но в последнее время такое случалось нередко: видимо, разговаривать ей сейчас было не с руки. Тогда Страйк отправил сообщение:
Дай знать когда и где пересечемся,
а сам уселся на ее рабочее место, чтобы разобраться с оставшимися запросами и платежами.
После двух ночей, проведенных в пути, сосредоточиться было трудно. Через пять минут он проверил мобильник, но вестей от Робин не было, и Страйк решил заварить себе еще чая. Поднеся к губам кружку, он различил едва ощутимый запах конопли, оставшийся у него на ладони после рукопожатия Штыря.
Сам Штырь был родом из Кэннинг-Тауна, но в Уайтчепеле у него жили двоюродные братья, которые лет двадцать назад ввязались в войну с конкурирующей бандой. Штырь вписался за своих и в результате оказался в канаве на краю Фулборн-стрит, истекая кровью от глубокой резаной раны, которая до сих пор напоминала о себе уродливым шрамом через всю щеку. В той канаве и нашла его Леда Страйк, которая поздно вечером выбежала за папиросной бумагой для косяков. Мальчишка, ровесник ее сына, валялся в луже крови – Леда не смогла пройти мимо. Ее не остановило, что он сжимал в кулаке окровавленный нож, грязно ругался и явно был под кайфом. Штыря промокнули от крови и успокоили такими словами, какие он слышал только от матери, которую потерял восьмилетним пацаном. Когда же он запретил чужой тетке вызывать «скорую», чтобы на него не донесли копам (ножик Штыря только что пропорол бедро нападавшего), Леда приняла единственно возможное, на ее взгляд, решение: довела мальчишку до сквота и сама оказала ему помощь. Нарезав тонкими полосками лейкопластырь, она неловко соединила, как стежками, края раны, приготовила какую-то неаппетитную болтушку из подобия сигаретного пепла и отправила своего озадаченного сына на поиски матраса, чтобы устроить Штыря на ночлег. С самого начала Леда относилась к Штырю как к блудному родному племяннику, и он отвечал ей восхищением, какое можно найти только у мальчишки с поломанной судьбой, хранящего память о любящей матери. После того как Штырь оклемался и встал на ноги, он не раз пользовался искренним приглашением Леды забегать к ним в любое время. С Ледой он мог разговаривать по душам, как ни с кем другим, и был, наверное, единственным, кто не видел в ней ни единого порока. Страйк и сам чтил мать, но Штырь пошел в своем уважении еще дальше. Этих двух мальчишек, столь непохожих, объединяло и нечто другое: молчаливая, жгучая ненависть к Уиттекеру, который исходил желчью при виде нового подопечного Леды, но боялся измываться над ним, как над Страйком. По убеждению Страйка, Уиттекер заметил у Штыря то же свойство, которое видел в себе: отсутствие тормозов. Уиттекер трезво рассудил, что подросток-пасынок, может, и желает ему смерти, но всегда будет действовать с оглядкой на мать, на закон и на свою дальнейшую судьбу. А Штыря не тяготили моральные принципы, и его возвращения в их неблагополучную семью хотя бы на время пресекали все возрастающую агрессивность Уиттекера. Более того, именно благодаря частым появлениям Штыря в сквоте Страйк решил, что может ехать учиться. При расставании со Штырем у него не хватило духу выразить свои опасения словами, но тот все понял. «Не парься, Бунзен, братишка. Не парься».
Однако Штырь не мог охранять Леду день и ночь. Когда он в очередной раз отправился по своим наркокурьерским делам, Леды не стало. Страйк на всю жизнь запомнил, как горевал его названый брат, как терзался чувством вины и не мог сдержать слез. Пока он в Кентиш-Тауне выторговывал лучшую цену за кило чистейшего боливийского кокаина, тело Леды Страйк медленно остывало на грязном тюфяке. Вскрытие показало, что она перестала дышать за шесть часов до того, как соседи по сквоту, решив, что красотка заспалась, начали ее тормошить.
Как и Страйк, Штырь с самого начала был убежден, что ее убил Уиттекер; горе его было столь неистово, а желание мгновенного возмездия столь неудержимо, что Уиттекер, наверное, благодарил судьбу, оказавшись на скамье подсудимых, а иначе Штырь придушил бы его голыми руками. Судья неосмотрительно предоставил слово Штырю, чтобы тот дал характеристику по-матерински заботливой женщине, никогда не прикасавшейся к героину, а Штырь заорал: «Этот сучара ее кончил!» – и попытался перелезть через барьер, отделявший Уиттекера, но тут же был скручен и бесцеремонно вышвырнут из зала.
Сознательно отогнав эти воспоминания, которые не стали лучше пахнуть после нового перетряхивания, Страйк отхлебнул горячего чая и в который раз проверил мобильный. От Робин – ничего.
19
Workshop of the Telescopes[36]В то утро, едва взглянув на Секретутку, он сразу определил, что она подавлена, в расстроенных чувствах. Вон сидит у окна большой забегаловки «Гаррик», куда захаживают студенты-экономисты. Выглядит – краше в гроб кладут. Опухшая, бледная, глаза красные. Сядь он рядом с ней, глупая сучка даже не посмотрит в его сторону. Мужчин она в упор не видит, зато внимательно наблюдает за шлюхой с платиновыми волосами, которая сидит с ноутбуком через несколько столов. Это ему как раз на руку – можно долго оставаться незамеченным. Он станет последним, кого она увидит в этой жизни. Сегодня ему не придется строить из себя Милого Мальчика: если мочалка расстроена, домогаться ее не следует. В таких случаях нужно посочувствовать, стать добрым дядей. Не все мужчины одинаковы, дорогая. Вы заслуживаете лучшего. Если позволите, я вас провожу. Пойдемте, у меня машина. Заставь ее позабыть, что у тебя в штанах имеется член, – и делай с ней что хочешь. Он вошел в переполненную забегаловку, крадучись приблизился к стойке и взял себе кофе, заранее присматривая укромный уголок, откуда можно наблюдать за ней со спины. Куда, интересно, делось ее невестино колечко? Так-так. Это проливает новый свет на сумку с вещами, которую она несла на плече, а потом задвинула под стол. Неужели собралась переночевать не у себя дома в Илинге, а в другом месте? Может, хотя бы в этот раз пройдет по какой-нибудь пустынной улице, свернет в темный закоулок, спустится в безлюдный подземный переход? Самое первое убийство удалось провернуть примерно в такой же ситуации: нужно было просто улучить момент. Он ясно помнил тот день, словно запечатленный на фото, на слайд-шоу, потому что его захлестнули неизведанные ощущения. Тот день случился еще до того, как он превратил это в искусство, научился забавляться, как в игре.
Была она пухленькой, темноволосой. Ее напарница только что слиняла – села к чуваку в тачку и укатила. А ведь вопрос стоял ребром: кому из них суждено пережить эту ночь? Сам он тем временем, с ножом в кармане, кружил на машине по улице туда-обратно. Когда удостоверился, что она осталась одна, совсем одна, опустил стекло и нагнулся над пассажирским сиденьем, чтобы с ней переговорить.
Пока базарили об условиях, у него пересохло во рту. Девчонка запросила вполне приемлемую цену и села к нему в машину. Доехали до ближайшего тупика, где им не могли помешать ни прохожие, ни уличные фонари. Она сделала все по полной программе, а когда стала выпрямляться, он, еще не застегнув ширинку, нанес резкий удар кулаком, чтобы эта шлюха стукнулась спиной о дверцу машины, а затылком о стекло. Она и пикнуть не успела, как он вытащил нож. Лезвие мягко вошло в пухлое тело, на руки ему брызнула горячая кровь, но девица даже не кричала, а хрипела и задыхалась, стонала, сползая по сиденью, а он раз за разом вонзал в нее нож.
- Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер - Иностранный детектив
- Так поступают мужчины - Чейз Джеймс Хэдли - Иностранный детектив
- Приют Святой Патриции - Юхан Теорин - Иностранный детектив
- Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры (сборник) - Найо Марш - Иностранный детектив
- Призрак ночи - Герритсен Тесс - Иностранный детектив
- Приманка для моего убийцы - Лорет Энн Уайт - Иностранный детектив
- Милая девочка - Мэри Кубика - Иностранный детектив
- Дочь палача и Совет двенадцати - Оливер Пётч - Иностранный детектив
- Ласковый голос смерти - Элизабет Хейнс - Иностранный детектив
- Смерть на каникулах - Джозефина Белл - Иностранный детектив