На службе зла - Роберт Гэлбрейт

– Извините, – окликнул его Страйк, – вы, случайно, не знаете, где тут живет миссис Лэйнг? Я номер дома забыл.

– Мессес Лэйнг? – переспросил собачник, разглядывая Страйка из-под густых бровей цвета перца с солью. – Как не знать, это ж суседка моя.

Слава богу.

– Через три дома, – старик ткнул пальцем, – где каменный кулодец.

– Большое вам спасибо, – сказал Страйк.

Сворачивая на подъездную дорожку перед домом миссис Лэйнг, он краем глаза заметил, что старик не сходит с места и провожает его взглядом, хотя собака рвется вниз по склону.

Домик миссис Лэйнг оказался чистым и респектабельным. На лужайке и клумбах поселились каменные зверюшки диснеевского типа. Входная дверь была сбоку, в тени. Только потянувшись к дверной колотушке, Страйк сообразил, что через считаные секунды может столкнуться лицом к лицу с Дональдом Лэйнгом.

Он постучал; прошла примерно минута. Старичок-собачник, повернувший назад, остановился у калитки миссис Лэйнг и беззастенчиво наблюдал. Страйк подумал, что старикан заподозрил неладное при виде здоровенного чужака и решил проверить, не замышляет ли тот какое-нибудь злодейство, но дело обстояло иначе.

– Дома она, – сообщил старик, когда Страйк раздумывал, не пора ли постучаться еще раз. – Только скуженная.

– Как вы сказали? – не разобрал Страйк и постучался вторично.

– Скуженная. Шалая. – Собачник приблизился на пару шагов. – Из ума выжила, – перевел он для англичанина.

– А-а… – До Страйка дошло.

В дверях показалась крошечная, усохшая старушка, с лицом землистого цвета, одетая в синий халат. Она полоснула Страйка снизу вверх безадресной злобой. Из старческого подбородка торчали жесткие волосины.

– Миссис Лэйнг?

Она молча буравила чужака хорошо знакомыми ему, некогда черными, хорьковыми глазками.

– Миссис Лэйнг, я разыскиваю вашего сына Дональда.

– Нету! – выкрикнула она с неожиданной горячностью. – Нету!

Попятилась и захлопнула дверь.

– Холера те в бок, – пробормотал себе под нос Страйк, невольно вспоминая Робин: уж она-то сумела бы подобрать ключ к строптивой старушонке.

Он медленно развернулся, пытаясь сообразить, с кем бы можно было побеседовать в Мелроузе (на 192.com ему определенно попадались другие Лэйнги), и едва не налетел на собачника, который прошел вслед за ним по дорожке и весь лучился осторожным любопытством.

– А ведь вы сыщик, – сказал он. – Тут самый, что сынка ее упек.

Страйк поразился, что его узнал совершенно незнакомый старик-шотландец. Когда дело доходило до нужных знакомств, его, с позволения сказать, слава имела очень бледный вид. Он ежедневно расхаживал инкогнито по улицам Лондона и почти никогда не ассоциировался в людском сознании с газетными репортажами о громких расследованиях, разве что его прилюдно окликал кто-то из знакомых или упоминал его имя в связи с каким-нибудь делом.

– Ну надо ведь! – разволновался старик. – Мы с благуверной моей приятельствуем с Маргарет Беньян. – Видя замешательство Страйка, он пояснил: – С матерью Роны.

Покопавшись в своей необъятной памяти, Страйк извлек сведения о том, что жену Лэйнга, ту самую, что лежала, привязанная к кровати, под окровавленной простыней, звали Рона.

– Как Маргарет увидала вас в газетах, она сразу так нам и скузала: «Вот же он, который нашу Рону спас!» Вы свую работу честно сделали, правда ведь? Фу, Валли! – громко приструнил он не в меру бойкую колли, тянувшую его гулять. – Ой, да, Маргарет утслеживает все, что про вас пишут, все статьи. Это ведь вы тогда нашли убийцу девушки-манекенщицы… и писателя того излувили! Маргарет никугда не забудет, что вы для ее дочки сделали, никугда.

Страйк пробормотал что-то нечленораздельное, надеясь, что это сойдет за признательность в адрес благодарной Маргарет.

– А кукие у вас дела со старой миссис Лэйнг? Не иначе как он еще что-то отчебучил, Донни, точно?

– Да вот пытаюсь его разыскать, – уклончиво ответил Страйк. – Не знаете, он, случаем, не вернулся в Мелроуз?

– Врать не буду, но, по моему рузумению, тут его нет. Приезжал он пару лет назад мамашу пруведать, а с той поры носу не кажет. Город-то маленький: кабы Донни Лэйнг приехал, уж мы бы знали, а то как же?

– А как вы считаете, миссис… Беньян – я правильно помню? – не согласилась бы…

– Да ей счастье с вами пузнакомиться, – взволнованно проговорил старик. – Нет, Валли, – обратился он к собаке, тянувшей его за калитку. – Хутите, я с ней сузвунюсь? Она в Дарнике живет, в суседней деревне. Что скажете?

– Вы меня очень выручите.

Страйк зашел вместе со стариком в соседний дом и подождал в безупречной чистоте маленькой гостиной, пока хозяин с придыханием говорил что-то в трубку под недовольный скулеж собаки.

– Она сама подъедет, – сообщил старик, прикрывая трубку ладонью. – Вы не вузражаете прямо тут пубеседовать? Милости просим. Жена чай пудаст…

– Спасибо, но у меня еще дела есть, – выдумал Страйк, не надеясь на полезную беседу в присутствии этого говорливого свидетеля. – Вам не трудно узнать: быть может, у нее найдется время пообедать со мной в «Портовой таверне»? Скажем, через час?

Неугомонность колли склонила чашу весов в пользу Страйка. Мужчины вышли из дома и двинулись обратно. Собака так натягивала поводок, что Страйку приходилось идти под гору быстрее, чем было для него комфортно. Только на подходе к рыночной площади он вздохнул с облегчением, когда смог распрощаться со своим новым знакомцем. Старик оживленно помахал и направился к реке Твид, а Страйк, теперь слегка прихрамывая, спустился дальше по главной улице, чтобы убить время до обеда.

У подножья холма он заметил еще один всполох кислотно-желтого с черным и понял, откуда взялись эти цвета на фасаде «Портовой таверны». Не обошлось здесь и без чайной розы: вывеска сообщала о местонахождении городского регби-клуба. Засунув руки в карманы, Страйк остановился перед низким парапетом и стал разглядывать ровное, бархатистое голубовато-зеленое поле, окруженное деревьями, сверкающие под солнцем желтые регбийные столбики, трибуны справа, мягко-волнистые холмы вдали. Поле обихаживалось с благоговением, как святое место; для такого маленького городка это было невероятно впечатляющее спортивное сооружение.

Глядя поверх бархатистой травы, Страйк вспомнил Уиттекера, вонючего, дымящего сигаретой в углу сквота, и лежащую рядом с ним Леду, которая раскрыв рот слушала его бредни, доверчивая и голодная, словно птенец, готовая, как сейчас понимал Страйк, проглотить любую чушь, которую нес Уиттекер о своей тяжелой жизни. В глазах Леды школа «Гордонстаун» мало чем отличалась от тюрьмы «Алькатрас»: стоило ли удивляться, что ее утонченного поэта выгоняли на улицу под дождем среди суровой шотландской зимы, толкали, вываливали в грязи. «Милый, зачем же регби… О, бедный малыш… тебя заставляли играть в регби!»

А когда семнадцатилетний Страйк (у которого вздулась разбитая на ринге губа) тихо фыркнул над своими тетрадками, Уиттекер вскочил и заорал мерзким голосом: «Я тебе посмеюсь, тупица!»

Уиттекер не терпел, когда над ним смеялись. Ему было потребно – нет, необходимо как воздух – преклонение; страх и даже ненависть он считал показателями своей власти, но насмешка указывала ему на превосходство других, а потому была невыносима.

«Попляшешь у меня, гнида тупая! Дослужился, видишь ли, до старосты, командир дебилов. Заставь его богатенького папашку денег дать, – переключался он на Леду, – отправим этого гаденыша в „Гордонстаун“!»

«Успокойся, милый! – приговаривала Леда и, напустив на себя строгий вид, требовала: – Не смей, Корм!»

Страйк встал из-за стола и принял стойку, готовый – нет, даже твердо решивший – дать по морде Уиттекеру. Оставался последний шаг, но мать, вклинившись между ними, развела их в стороны своими хрупкими, со множеством колечек руками.

Страйк поморгал, и яркое, залитое солнцем игровое поле, место невинных и волнующих состязаний, обрело прежнюю четкость. В нос ударил запах листьев, травы и теплого асфальтового шоссе. Медленно развернувшись, Страйк направился в сторону «Портовой таверны», чтобы поскорее выпить, но предательское подсознание еще не закончило свою работу.

Вид этого гладкого регбийного поля вызвал еще одно воспоминание: на него несется черноволосый, черноглазый Ноэл Брокбэнк, с «розочкой» из пивной бутылки в руке. Брокбэнк был массивен, мощен и быстр: крайний нападающий. Страйк помнил, как занес кулак, выстрелил им вдоль зазубренного бутылочного горлышка, как впечатал удар в тот самый миг, когда зазубрина коснулась его шеи…

Перелом основания черепа – так сказали медики. Кровотечение из уха. Тяжелая черепно-мозговая травма.