Сочинения. В 2-х томах - Николай Клюев

(1917)

II

Изба — святилище земли,

Изба — святилище земли,С запечной тайною и раем;По духу росной коноплиМы сокровенное узнаем.

На грядке веников ряды —Душа берез зеленоустых…От звезд до луковой гряды —Всё в вещем шёпоте и хрустах.

Земля, как старище-рыбак,Сплетает облачные сети,Чтоб уловить загробный мракГлухонемых тысячелетий.

Провижу я: как в верше сом,Заплещет мгла в мужицкой длани;Золотобревный отчий домЗасолнцевеет на поляне.

Пшеничный колос-исполинДвор осенит целящей тенью…Не ты ль, мой брат, жених и сын,Укажешь путь к преображенью?

В твоих глазах дымок от хат,Глубинный сон речного ила,Рязанский, маковый закат —Твои певучие чернила.

Изба — питательница словТебя взрастила не напрасно:Для русских сел и городовТы станешь Радуницей красной.

Так не забудь запечный рай,Где хорошо любить и плакать!Тебе на путь, на вечный май,Сплетаю стих — матерый лапоть.

III

У тебя, государь, новое ожерельице…

У тебя, государь, новое ожерельице…

Слова убийц Св. Димитрия-царевнча.

Елушка-сестрица,Верба-голубица,Я пришел до вас:Белый цвет-Сережа,С Китоврасом схожийРазлюбил мой сказ!

Он пришелец дальний,Серафим опальный,Руки — свитки крыл.Как к причастью звоны,Мамины иконыЯ его любил.

И в дали предвечной,Светлый, трехвенечный,Мной провиден он.Пусть я некрасивый,Хворый и плешивый,Но душа, как сон.

Сон живой, павлиний,Где перловый инейЗапушил окно,Где в углу, за печью,Чародейной речьюШепчется Оно.

Дух ли это Славы,Город златоглавый,Савана ли плеск?Только шире, шире,Белизна псалтири —Нестерпимый блеск.

Тяжко, светик, тяжко!Вся в крови рубашка…Где ты, Углич мой?..Жертва Годунова,Я в глуши еловойВосприму покой.

Буду в хвойной митре,Убиенный Митрий,Почивать, забыт…Грянет час вселенский,И Собор УспенскийСказку приютит.

IV

Бумажный ад поглотит вас

Бумажный ад поглотит васС чернильным черным сатаною,И бесы: Буки, Веди, Аз,Согнут построчников фитою.

До воскрешающей трубыНа вас падут, как кляксы, беды,И промокательной судьбыНе избежат бумагоеды.

Заместо славы будет смертьИх костяною рифмой тешить,На клякс-папировую жердьНасадят лавровые плеши.

Построчный пламень во сто-кратГорючей жюпела и серы.Но книжный червь, чернильный адНе для певцов любви и веры.

Не для тебя, мой василек,Смола терцин, устава клещи,Ржаной колдующий востокТебе открыл земные вещи:

«Заря-котенок моет рот,На сердце теплится лампадка».Что мы с тобою не народ —Одна бумажная нападка.

Мы, как Саул, искать ослицПошли в родные буераки,И набрели на блеск столиц,На ад, пылающий во мраке.

И вот, окольною тропой,Идем с уздой и кличем: сивка!Поют хрустального трубойВо мне хвоя, в тебе наливка, —

Тот душегубный варенец,Что даль рязанская сварила.Ты — коловратов кладенец,Я — бора пасмурная сила.

Таран бумажный нипочемДля адамантовой кольчуги…О, только б странствовать вдвоем,От Соловков и до Калуги.

Через моздокский синь-туман,На ржанье сивки, скрип косули!..Но есть полынный, злой дурманВ степном жалеечном Июле.

Он за курганами звенитИ по-русалочьи мурлычет:«Будь одиноким, как зенит,Пускай тебя ничто не кличет».

Ты отдалился от меняЗа ковыли, глухие лужи…По ржанью певчего коняДуша курганная недужит.

И знаю я, мой горбунокВ сосновой лысине у взморья,Уж преисподняя из строкТрепещет хвойного Егорья.

Он возгремит, как Божья рать,Готовя ворогу расплату,Чтоб в книжном пламени не датьСгореть родному Коловрату.

207

На овинной паперти Пасха,

На овинной паперти Пасха,Звон соломенок, сдобный дух:Здесь младенцев город, не старух,Не в косматый вечер злая сказка.

Хорошо с суслоном «Свете» петь,С колоском в потемках повенчаться,И рукою брачной постучатьсяВ недомысленного мира клеть.

С древа жизни сиринов вспугнуть,И под вихрем крыл сложить былину.За стихи свеча Садко-овину…Скушно сердцу строки-дуги гнуть.

Сгинь, перо и вурдалак-бумага!Убежать от вас в суслонный храм,Где ячменной наготой АдамДух свежит, как ключ в глуши оврага.

Близок к нищим сдобный, мглистый рай,Кус сиротский гения блаженней…Вседержитель! Можно ль стать нетленней,Чем мирской, мозольный каравай?

208

Я потомок лапландского князя,

Я потомок лапландского князя,Калевалов волхвующий внук,Утолю без настоек и мазиЗуд томлений и пролежни скук.

Клуб земной — с солодягой корчагуСторожит Саваофов ухват,Но, покорствуя хвойному магу,Недвижим златорогий закат.

И скуластое солнце лопарье,Как олений, послушный телок,Тянет желтой морошковой гарьюОт колдующих тундровых строк.

Стих — дымок над берестовым чумом,Где уплыла окунья уха,Кто прочтет, станет гагачьим кумомИ провидцем полночного мха.

Льдяный Врубель, горючий ГригорьевРазгадали сонник ягелей;Их тоска — кашалоты в поморьи —Стала грузом моих кораблей.

Не с того ль тянет ворванью книга,И смолой запятых табуны?Вашингтон, черепичная РигаНе вместят кашалотной волны.

Уплывем же, собратья, к Поволжью,В папирусно-тигриный Памир!Калевала сродни желтокожью,В чьем венце ледовитый Сапфир.

В русском коробе, в эллинской вазе,Брезжат сполохи, полюсный щит,И сапфир самоедского князяНа халдейском тюрбане горит.

209

Чтобы медведь пришел к порогу

Чтобы медведь пришел к порогуИ щука выплыла на зов,Словите ворона-тревогуВ тенета солнечных стихов.

Не бойтесь хвойного бесследья,Целуйтесь с ветром и зарей,Сундук железного возмездьяВзломав упорною рукой.

Повыньте жалости повязку,Сорочку белой тишины,Переступя в льняную сказкуЗапечной, отрочьей весны.

Дремля, присядьте у печурки —У материнского сосца,И под баюканье снегуркиДождитесь вещего конца.

Потянет медом от оконца,Паучьим лыком и дуплом,И весь в паучьих волоконцахТоптыгин рявкнет под окном.

А в киновареном озерке,Где золотой окуний сказ,На бессловесный окрик зоркоБлеснет каурый щучий глаз.

210