Внедрение - Евгений Анатольевич Аверин

с Иван-чаем.

Чай был редкого аромата. Его хочешь пить все больше. И в прикуску с вареным сахаром, и с медом, и с вареньем.

— Как четверть закончила?

— Нормально. Без троек с перепугу-то.

— Учителя как? Не выделяют?

— Да им не до меня. Своих хлопот хватает. Учусь, больших проблем не устраиваю. А выделяюсь я и без них. За языком смотреть надо. — Я рассказываю, как ездила в театр.

— Иногда молчать нельзя. И даже преступно. Но думать надо. Тем более возраст у тебя такой. Обостренное чувство справедливости.

— Это хорошо?

— Это хорошо, это марка такая, метка вроде.

— Как бы мне этой меткой не приляпать историка. Пока держусь, но терпеть двуличность тяжко. Бабуля рассказывает, как оно было. Еще совсем недавно. И после всех лагерей, расстрелов, несправедливостей делают вид, что ничего не было, что мы строим коммунизм и идем в светлое будущее. Хотя вокруг разруха все хуже и хуже.

— Тут разговоров не на один вечер, — дед Егор улыбается, — начнем с историка. Естьнаука, которая наука, а есть которая — объяснялка. Неопределенность люди плохо переносят. Поэтому надо объяснить любой ценой, пусть совсем неправильно. И это настолько важно для власти, что проще закопать раскопки, убить или посадить ученых, чем открывать истину. А у историка работа такая, как и у всех учителей. В ваших головах должна быть нужная для властей информация. Это как пропуск дальше. Закончил десять классов, можешь работать или в ПТУ пойти, чтоб работать более квалифицированно. В техникум взяли, уже будешь начальником цеха со временем. А институт закончил, так и вовсе командовать. Никто глаза вам открывать не будет. Не жди этого от учебы. Будут направлять в нужную сторону. Поэтому дразнить учителей, это детский сад.

— И что делать?

— Маскироваться. Говорить надо только тогда, когда дело на принцип. Когда молчанием сам себя предашь.

— Но там почти религиозное поклонение партии и вождям. Все эти собрания, показуха. Противно.

— Не поклоняйся. Всегда есть способ тихо отойти в сторону. Ты мне лучше скажи, как у тебя дела с упражнением, которое я задал?

— Вижу, что воздух неоднородный. Вижу щели между массами. В них снежок быстрей летит.

— Молодец. Теперь попробуй сделать так, что бы эти клубы подчинялись твоей воле. Сделай из них трубу. Или плотную стену. Сразу не получится, но занимайся и все будет.

— Деда, а скажи, вот ты здесь зачем?

— Ух какой вопрос непростой! Присматриваю я за этим местом.

— Сторож?

— Вроде того. Место здесь непростое. Смотрела вдаль?

— Да. Воронка мертвенная, синяя. Вниз.

— Это она вниз тащит силу, какую может. А вот наверх пытаются вылезти те, кто внизу. Периодически.

— А что, это так сложно?

— Конечно, сложно. Мир живет по законам. Все их знает только Творец. Остальные по мере изучения. И нарушить эти законы нельзя. Поэтому для каждого действия должны быть свои условия. Магия — наука об условиях. Никогда не задумывалась, зачем примитивным в техническом плане цивилизациям развитая математика?

— Я только про индейцев майя читала. И еще про шумеров. Им надо было посевы рассчитывать, когда чего сажать.

Дед засмеялся:

— Да крестьяне уж как-нибудь без математики справляются. А то, пока ее не было, с голоду помирали. Глупости не повторяй за объяснялками. Математика нужна для расчета условий: положения звезд и планет, расстояний, освещенности и много чего. Люди очень ленивые и рациональные существа. Так просто палец о палец не ударят.

— Значит, вылезти из этой бездны тоже не просто? Много условий надо соблюсти?

— Конечно, много. Время нужное выбрать, куда силу влить для запуска, слова нужные или вибрации, струны к примеру, положение планет. Огромный невидимый механизм. А камушек вставишь в нужное место, и уже так не работает.

— Ты эти камушки вставляешь?

— И я тоже. Зачем тебе все это рассказываю? Большое зло замыслили темные в ближайшее время. Если не остановим, сразу здесь все появятся. Остановим — еще можно побороться.

— А уже вылезали?

— Пытались. Раз ничего не помнишь, скажу — в восемьдесят четвертом году смерч был. У мамы или у бабули своей расспроси. Да и не один. По всему центру России прошлись. И ваше Варегово краем задело. А вышел наш смерч из карьер. Рыбаки видели, как зарождался. Несколько десятков человек погубил по области. Но должно было быть хуже. Вот тебе пример материального воплощения. Но ненадолго. А могли и остаться.

— Помешали?

— Да. Но не я. Тот, кто смог, уже ушел навсегда.

— Так опасно?

— Очень. У демонов своя агентура. Точнее, мы сейчас, как партизаны на оккупированной территории. Это у нас агентура. А у них все. Но опять же, закон обойти не могут. Иначе бы все давно их было.

— Страшно, когда зло рядом.

— Ты уж меня прости, старого, что груз такой на тебя примеряю. Только кто ж еще мне поможет?

— Я смогу помочь?

— Сможешь. Снег стает и займемся. А сейчас прошу, не лезь на рожон.

— Расскажи про агентуру демонов.

— В другой раз. Все надо постепенно, сама знаешь. Сейчас давай поедим.

Дед достал из печи томленых карпов в сметане. Вкуснотища неслыханная. Все косточки мягкие. Карпы ему с рыбхоза привезли в обмен на мед. После обеда дед сходил к соседу. Вернулся с длинным парнем. Тот держал на плече две пары лыж.

— Это Гриша. Тебя проводит через поле до поселка. Напрямую ближе в два раза, а то и более.

У Гриши были светло-серые глаза и веснушки. Из-под шапки с бомбошкой торчали светлые волосы.

— Привет, Гриша.

— Привет, — буркнул он в ответ, — ты Маша?

— Маша. Пошли? — я обняла деда, взяла пакет с тремя крупными карпами.

Мы прошли по дороге и свернули на поле. Лыжи охотничьи одевались просто. На солнце наст затвердел и держал прекрасно. Почти не оставляя следа я скользила вслед за парнем. Через пару километров мы остановились у окраины поселка.

— Спасибо, Гриша. Дальше дойду.

— Ага. А ты Макарова? Из восьмого?

— Точно. Ты же в нашей школе. В десятом.

— Да, в десятом. А ты где такие книжки берешь? Мама достает в библиотеке? Тогда в театре это же ты режиссера застыдила?

— Не застыдила, а натолкнула на мысль. А книги все те же самые.

— Ладно, давай. В школе увидимся.

Глава 9

Весенние каникулы короткие. Зато после них последняя четверть. Я забросила на неделю все занятия. Разговор с дедом Егором поставил перед выбором. Хорошо, я ничего про себя не помню. Маму пришлось полюбить заново. И как можно не любить человека, который любит тебя? Но до болезни я как-то жила. После возвращения