Одна птичка начирикала - Злата Иволга

сказал Третьяк. ― Он занимается обновлением представлений.

— Да, да, ― заговорил тот, чуть кивнув Люту как родственнику хозяев праздника. ― Я хочу, чтобы жители нашего города получали истинное удовольствие от походов в мое заведение. И поэтому я выписал из столицы…

Лют улыбался через силу и кивал. Господарь Всеволод на удивление талантливо неинтересно рассказывал о своей работе. Но Третьяк зачем-то слушал его, и слушал внимательно. А Люту было неловко уйти.

— И я знал нашу несчастную Чернаву еще до замужества. Мы все были опечалены ее кончиной. ― Господарь Всеволод сделал подобающую случаю мину, а дознаватель Третьяк постарался превзойти его в скорби.

— Да, так грустно, когда уходят талантливые люди. Не волнуйтесь, я найду того, кто это сделал, и злодей ответит за все.

— Да у нас и так все знают, кто, ― моргнул Всеволод. ― Муж.

Третьяк быстро обернулся. Лют тоже проверил, нет ли поблизости Ворона.

— Как вы понимаете, господарь, мы не можем просто так обвинить человека, ― примирительно сказал Третьяк. ― Но если у вас есть сведения, доказывающие его вину, то я вас выслушаю.

— Не любил Чернаву муж, у нас все об этом знали, ― прямо сказал Всеволод. ― Непонятно, зачем вообще на ней женился. А она-то как рада была, даже сцену оставила ради него. Я был огорчен не меньше всей труппы. А потом стали разговоры ходить. Кое-кто из музыкантов и актеров продолжали иногда общаться с Чернавой. Несчастна она была, изменял ей муж и ни во грош не ставил. Бедняжка и в храмы ходила, и к колдунам обращалась. Но ничего не помогало. Дошло до того, что она с любовницей мужа стала дружбу водить. Вот стыд и срам какой. Вроде бы любовница эта называлась другом семьи и помогала Чернаве любовь мужа вернуть. Кто бы такое рассказал, не поверил бы, но наши из труппы обманывать не станут.

— То есть Чернава дружила с женщиной, с которой ей изменял муж? ― уточнил Третьяк.

— Вот именно. Я как-то посетил Чернаву и указал ей, что это неправильно. А она, бедняжка, заплакала горько. Говорит, ради мужа на все пойдет. И вроде бы нашли они с этой женщиной… вон она, кстати, сидит, полюбуйтесь, ни стыда, ни совести, ― Всеволод указал в сторону Бажены. ― Нашли они какое-то средство, чтобы мужа Чернаве вернуть. То ли заговор какой-то, то ли обряд, я так и не узнал. Но Чернава была уверена, что это поможет.

— И наверняка это было незадолго до убийства, ― тихо буркнул Лют, но его услышали.

— Вы полагаете, молодой человек, что здесь есть связь? ― поднял брови Третьяк.

— Не знаю, ― недовольно почесал макушку Лют. ― Может, они тоже к змею ходили и у него колдовства выпрашивали.

— Куда?

Пока Лют потчевал Третьяка и господаря Всеволода историей о змее, появился столичный дознаватель и встал чуть поодаль. Господарь Тур был хмур и бледен. Чувствовалось, что он совершенно чужой на этом празднике.

— Вот я и подумал, ― закончил Лют. ― Ежели змей никого не пожирает, то к нему можно пойти и сторговаться насчет помощи. Мой родственник Распута совестливый человек, противных делишек не будет проворачивать. А змею-то все равно.

Оба дознавателя молчали, а господарь Всеволод вертел головой, переводя взгляд с одного на другого.

— Так все равно ничего не удалось, Чернава погибла. А такая девушка была, так на гуслях играла, любо-дорого, заслушаешься.

Лют только успел заметить, как господарь Тур свел брови, а Третьяк открыл рот, чтобы ответить Всеволоду. В то же мгновение столичного дознавателя и след простыл. Даже не попрощался.

— Молодость, молодость, ― покачал головой Третьяк. ― Надеюсь, играла Чернава все-таки лучше сегодняшних музыкантов.

С трудом спасшись от занудного господаря Всеволода, Лют прихватил с собой немного меда и решил выпить его, спрятавшись от Томилы в кабинете Распуты. Однако хозяин кабинета уже находился тут. Он сидел за столом и пристально смотрел на что-то перед собой.

— Подойди Лют, ― позвал хозяин испуганного родственника. ― Допей и поставь кружку. Я не скажу Томиле. Тут, значит, такое дело сложное.

Лют одним глотком опустошил кружку и увидел, что перед Распутой лежит несколько опаленных перьев на тряпице.

— Господарь Тур дал их мне и, значит, попросил посмотреть, нет ли тут какого колдовства.

«Опять этот столичный дознаватель, везде пролезет», ― подумал Лют.

— Так вот, значит, смотрю я, смотрю, и ничего не вижу в этих перьях, ― развел руками Распута.

— Может, и нет в них ничего, ― предположил Лют.

— Это с места преступления. Господарь Тур решил, что без колдовства не обошлось. Взгляни-ка.

Лют наклонился, всмотрелся и фыркнул.

— Наш столичный гость принял за страшную вещь остатки оперения стрелы.

— Стрелы? ― вскинул на него глаза Распута.

— Ну да. Обычное дело, вся дружина такие использует.

— Вот оно как, значит… ― протянул Распута. ― Да уж, перемудрил господарь Тур.

Лют от неожиданно пришедшей ему в голову мысли даже открыл рот и забыл его закрыть.

— Стрела… Кикиморы болотные, я прав был! Ворона это стрела, он и душегуб получается.

— Не стрела, а остатки оперения, ― почесал лоб Распута. ― От самой стрелы ничего не осталось. И, значит, она могла быть заговоренная.

— Как это?

— Одно из условий заговора на вещь. Например, кольцо, или гребешок, или оружие какое, чем человек постоянно пользуется. Она стрелу, значит, притягивает, а сама стрела после попадания вспыхивает и мигом сгорает. Это часто используют влюбленные на Купалину ночь.

— Наверное, придется идти в отделение к дознавателю, ― сказал Лют.

— Завтра поглядим. А пока я, значит, еще поговорю с верховным жрецом Велеса. Он тут всю эту кашу на нашем празднике заварил.

Этот может.

***

— В письме из столицы говорится, что я обязан оказать вам посильное содействие. Но как я смогу это сделать, если вы молчите?

Третьяк ходил по кабинету из угла в угол, как волк по клетке. На стуле перед ним сидел господарь Тур. Он мял в руках шапку, светлые волосы были растрепаны, а под глазами ясно обозначились синяки.

— Я предупреждал вас. Несколько раз предупреждал, ― продолжал Третьяк, несмотря на то что ответа от собеседника так и не дождался. ― В нашем деле нужно быть осторожным и иметь холодную голову. Чуть посмотришь в сторону и ослабишь вожжи ― так тебя или сожрут, или сам утонешь. Чему вас в вашей столице только учили? ― сквозь зубы прошептал черноградский дознаватель последнюю фразу, подошел к приоткрытой двери и крикнул в коридор. ― Главного писаря сюда. И поживее!

Господарь Тур резко поднял голову.

— Я нашел свидетелей и вещи, которые ваше отделение упустило в прошлое расследование,