Мрачная трапеза. Антропофагия в Средневековье [Литрес] - Анджелика Монтанари

в человеческом теле (лат. mumia est balsamum, vulnera sanans[313], т. е. «мумие – это бальзам, которые лечит недуги»).

Поэтому все тело хорошо и полезно и может быть превращено в мумие. Даже когда «жизненный дух» покидает тело, в нем остается «бальзам», в котором еще скрывается жизнь: терапевтическая философия, согласно которой мумие становится наилучшим лекарством.

5. Плоть свежая и плоть древняя

Но находились и скептики, сомневающиеся в чудотворных свойствах мумие: среди прочих, Амбруаз Паре, знаменитый хирург Генриха II, отец современной хирургии и наследник переоценки медико-хирургических практик, берущей начало в XIV веке при участии таких персонажей, как Анри де Мондевиль и Ги де Шолиак.

Французский медик посвящает целый трактат развенчиванию эффективности терапевтических свойств трупного состава и не советует применять его. Паре находит применение в пищу иссушенных мертвых тел бессмысленным и отвратительным и напоминает, что в этом точно не состояла цель бальзамирования тел в древности[314]. Египтяне и в самом деле с ужасом наблюдали за каннибальскими практиками христиан: «местный народ не терпит, когда переносят какое-нибудь из этих тел, говоря, что подлые Христиане поедают их мертвые тела»[315]. Разлагающиеся, зараженные, увядшие, зловонные и пораженные, древние останки не могут идти на пользу здоровью: «тела, которые провели две тысячи лет в наглухо запечатанных каменных гробницах. Можете себе представить, насколько пригодно в пищу и питье это мясо сегодня!»[316]

Французский медик к тому же не недооценивал опасность наткнуться на зловредные подделки такого популярного лекарства: в достатке находились желающие выдать за античные и чудотворные мумие свежие и недавно обработанные тела. По этому случаю Паре приводит слова Ги де ла Фонтена, придворного врача наваррского короля, которому, во время визита в Египет и Берберию, один местный еврей показал склад, наполненный где-то сорока бальзамированными телами, одно над другим, после чего медик спросил, не происходили ли они из древних захоронений. Еврей расхохотался: эти тела подготовил он сам четыре года назад, выбирая среди рабов, и не знал, ни были ли они молодыми или старцами, женщинами или мужчинами, ни откуда они взялись, ни от чего умерли, а лишь ужасно дивился, что «христиане были настолько алчными, что поедали даже мертвых»[317].

С другой стороны, мумие перестало быть только лишь продуктом, добытым из древних останков, сохранившихся благодаря сложным процессам бальзамирования: всевозможные новые рецептуры объясняли, как добыть похожий продукт из переработанных свежих трупов. Паре заявляет, что, согласно многим медикам и аптекарям его времени, мумие было не чем иным, как человеческой плотью, добытой из останков, сохранившихся благодаря зною песков арабских пустынь:

Другие говорят, что Мумие это не что иное, как обычная человеческая плоть, взятая из мертвых тел найденных в песках арабских пустынь […] из чего следует, что мертвые тела, достаточно иссушенные как жарой и сухостью песков, так и порывами ветра, выдают за Мумие в медицинских целях[318].

Но сюрпризы на этом не заканчиваются. Производство мумие больше не нуждалось даже в сухом климате далеких восточных пустынь: трупное лекарство могли производить прямо во Франции. Речь шла в любом случае, согласно прагматичному французскому хирургу, о довольно неэффективном средстве: украв тела из-под виселицы,

их сушат в печи, а затем наполняют черным дегтем: потом их продают за самое настоящее Мумие, уверяя, что оно было куплено у португальских купцов, либо что оно было привезено прямиком из Египта […] Мумифицированные во Франции тела настолько же хороши, как и Египетские: так как все они не стоят ни гроша[319].

Таким образом в медицинских и фармацевтических учебниках множились советы по превращению лабораторий медиков, алхимиков и аптекарей в мастерские по бальзамированию, кипячению и обработке тел, с детальными описаниями по готовке и сушке плоти, превращению костей в порошок, выделению жира для производства мазей, элеттуариев [фармацевтическая смесь], бальзамов, растворов и всевозможных настоек. Кладовка аптекаря, как и медика-анатома, все больше приближается к музею ужасов, как замечал Паре не без отвращения: если зайти в мастерские аптекарей, то можно наблюдать «члены и части мертвых тел, или же тела целиком, бальзамированные в черном дегте, издающие затхлый запах»[320].

Возмущался хирург небезосновательно: местное производство (как поддельное, так и нет) мумие было замечено многими, даже его самыми пылкими защитниками. Тот же Маттиоли объясняет, что «настоящее мумие» – это не грубо высушенное и перемолотое мясо, которое продают беспринципные шарлатаны тут и там, и добавленное без разбора во всевозможные лекарства, а средство гораздо более замысловатое, которое, при условии тщательного соблюдения процедуры, может быть произведено и на Западе:

Одни заявляли, что Мумие – это плоть высушенных тел, а не их приправа, среди них некоторые Аптекари, которые эту плоть перемалывают вместе с хлебом и потом кладут во все лекарства, которые получают в свой состав Мумие[321].

Согласно Маттиоли, чтобы точно заполучить чудотворное средство, необходимо наполнить трупы правильной смесью «Алоэ, Мирры и Шафрана, оставив их напитаться влажностью и соками трупа и в подходящее время достать их наружу»: только таким образом можно добыть из тела «хорошее» мумие.

Убедившись, что можно произвести настоящее мумие in loco, остается неразрешенным вопрос: где добыть сырье?

Маттиоли раскованно предлагает брать «тела Христиан, что умирают в госпиталях». Но именно подобное сырье, добытое из болезненных и зараженных тел, больше всего беспокоило таких скептически настроенных и трезвомыслящих медиков, как Амбруаз Паре. Он надеется, что аптекари, узнав из его трудов о том, насколько «хорошим лекарством» является мумие, откажутся держать его в своих лавках, разве что в качестве приманки для рыболовов, чему оно больше подходит из-за своего разлагающегося смрада[322].

6. Анатомия и профанация

Тела для производства лекарств не должны добываться из госпиталей, чтобы избежать риска заражения: ученик Парацельса, Клод Дарио, следуя за учителем, рекомендует применение «человеческой плоти от здорового тела, хорошо сохранившегося и не умершего от болезни» (итал. carne umana, che sia di un corpo sano, ben temperato e non morto di malattia)[323]. В XVII веке медик под именем Ланчилотти в своем рецепте по обработке человеческой плоти в домашних условиях настойчиво рекомендует, чтобы тело было:

– «свежим»;

– молодым («примерно от 15 до 20 лет»);

– «без признаков разложения»;

– «умершим насильственной смертью и не от болезни»;

– желательно «человека, чья кожа и волосы тяготеют к рыжине».

Ланчилотти объясняет, что у человека с красным тоном волос состав крови чаще всего «тоньше», что делает плоть людей с локонами медного оттенка «лучше, чем у других»[324].

Нередко в медицинской среде телам людей, чей тон волос отражал цвет крови, приписывались невероятные свойства[325]. Идея о выдающемся характере останков рыжеволосых людей восходит еще к легендам о ведьмах, насколько мы можем судить из «Заблуждений катаров» (лат. Errores gazariorum), в которых описывается умерщвляющая мазь, полученная из трупа рыжеволосого человека: смешанного с жиром висельников и детских внутренностей[326].

Но приоритетом в выборе целительных останков остается все же условие о насильственной смерти, гарантирующее в большинстве случаев тело, не отягощенное заболеваниями и возрастом, драгоценный источник чистых и свежих веществ, не пораженный заразой и распадом плоти. Парацельс пишет, что умершие естественной и предрешенной смертью уже